С. Капица был если не единственной, то одной из очень важных душ этого дела. А чтобы дело в СССР кипело, требовались правительственные совещания, решения, соответствующие комиссии при АН СССР, тогда обладающей очень большой властью. Стоит напомнить, что и ядерное оружие, и ракетостроение, и даже сварка танков развивались тогда в первую очередь в рамках АН СССР.
Случай синхротронного излучения, с военной точки зрения, был явно не столь важным, однако опытные люди сразу пошли по проторенной дороге. Уже в 1972 была создана Комиссия по синхротронному излучению при Президиуме АН СССР, где председателем стал будущий академик, а тогда член-корреспондент В. И. Гольданский. Учёным секретарём Комиссии стал, и до конца её жизни оставался С. Капица (СП). Наши заседания проходили в Конференц-зале Института Физических проблем, директором которого был отец СП - Пётр Леонидович.
Комиссия собиралась часто, работа её была интересна. Особенно врезалось в память одно заседание - в октябре 1978. Объявили обычный перерыв. Я обратил внимание, что в сторону кабинета директора шли почти толпой явно важные люди. Заседание возобновилось без СП. Он появился лишь через несколько минут и, явно волнуясь, сообщил: «Пришла телеграмма, извещающая, что моему отцу и директору этого института присуждена Нобелевская премия».
П. Л. Капица был фигурой легендарной и колоритной. Я его несколько раз видел на семинарах в ФТИ, на юбилеях ФТИ и АН СССР. Он был, разумеется, человеком «вхожим» и влиятельным. Допускаю, что сравнительная простота, с которой шла организация комиссии, обязана его весу и имени. Даже в мелочах проявлялась его необычность. Помню, как ему на шею повесили микрофон, от которого шёл провод к усилителю. Реакция ПЛ была мгновенна. «Я не привык ходить с ошейником и на поводке», - сказал он твёрдо и властно. Рассказывали, что году в 1920 в коридоре института его случайно остановил художник, который искал знаменитых учёных для будущей картины. ПЛ ответил мгновенно, предложив нарисовать себя и Н. Семёнова. И обещав: «Ну а мы будем знаменитыми». Художник Кустодиев в 1921 написал известный «Двойной портрет», а молодые его герои становятся Нобелевскими лауреатами.
Б. М. Кустодиев. Портрет профессоров П. Л. Капицы и Н. Н. Семёнова. 1921 год
Я неоднократно ловил себя на зависти, которую испытывал к людям, двигавшимся в жизни по дороге, проторенной их родителями или близкими родственниками и друзьями. Насколько проще им даются первые шаги! С раннего детства они испытывают благотворное влияние своих именитых родственников, узнают «из первых рук» про важнейшие научные проблемы, смолоду участвуют в их обсуждении. Им легко, почти не замечая, удаётся преодолевать жизненные препятствия. На это у человека «безродного» уходит очень много энергии. Притом не всегда с пользой. «Наследнику» есть, от кого получить дельный совет. Их первые работы, первые шаги автоматически оказываются известны обитателям «научного Олимпа». А этот Олимп мог многое. Отношение власти к нему было особое. Например, П.Л. Капице в праве на возвращение в Англию отказывал не какой-то там паршивый клерк, а заместитель председателя СНК Межлаук. Ещё более ярко проявился «двойной стандарт» в переписке Нобелевского лауреата И.П. Павлова и председателя СНК В. Молотова. Павлов ему пишет 21 декабря 1934 г. (!) «Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До Вашей революции фашизма не было». А Молотов его в ответ не приказывает пытать, сгноить в лагере или просто расстрелять, а полемизирует и частично соглашается с ним!
Ощущение своих прав проявлялось у «олимпийцев» и в делах по их масштабу мелких. Помню почти первый вопрос, который мне задал известнейший специалист по физической химии, академик П. А. Ребиндер после того, как я рассказал ему свою кандидатскую диссертацию. Я встретился с ним с подачи отца моей жены. Ребиндер спросил: «А почему вам не предложили защитить её в качестве докторской?». Признаюсь, мне это и в голову не приходило. А мой научный руководитель такого сделать просто не мог, даже если бы счёл нужным и захотел.
Замечу, кстати, что по до конца не ясной причине известные мне «наследники» обитателей Олимпа, элиты не в современном, а хорошем смысле слова, обладали аристократизмом, внешним и внутренним, поведенческим. Возможно, гены всё-таки оказываются более важными, чем воспитание.
На примере С. Капицы, однако, бросалась в глаза и оборотная сторона «высокого родства»: оно требовало «соответствия». «Наследникам» нестерпимо и непереносимо хотелось выйти из-за заслоняющей их «высокой спины», а в случае СП, так и двух - отца и деда, знаменитого А. К. Крылова, и постараться обогнать их. А ведь был у СП и ещё один родственник, пусть и не кровный - крёстный отец И. Павлов. Иметь таких предков и соответствовать им, не говоря уж о том, чтобы перерасти - задача сложнейшая. У «безродного» это было естественным - достиг, значит сам, и всё полученное тобой - твоё. «Наследникам» же требовалось доказывать это право себе и другим.
О. Бор был уже сам Нобелевский лауреат, а называя его имя, люди добавляли «Сын Бора», даже не указывая имени последнего. У СП было немало хороших работ, и его вполне могли избрать членом - корреспондентом АН СССР или, позднее, академиком РАН. Когда я обдумывал, почему этого не произошло, увидел косвенный «след предков» - сравнение с великим отцом было не в пользу СП. Как-то я спросил В. Гольданского, почему между избранием его в члены-корреспонденты в 1962 и в академики прошёл необычно большой срок - 19 лет, хотя он работал не просто хорошо, а блестяще. Простого ответа я не получил, но понял, что для окружавших его «олимпийцев» (напомню, что отец его жены был Н. Семёнов - Нобелевский лауреат и директор института, в котором Гольданский работал) он был Витька, молодой парень, и сделать его своим ровней им было психологически трудно.
Я говорю об этом столь подробно потому, что без понимания проблемы соревнования со знатными предками поведение самого СП, человека очень образованного и разностороннего, понять трудно. В этом противостоянии вижу одну из причин, по которой СП тянуло не только к чистой науке, но и к общественной, организационной, публичной и, в этом смысле, околонаучной, деятельности, да и определяло его большое честолюбие.
Эта публичная деятельность сталкивала его с определёнными ограничениями и людьми, эти ограничения определявшими и сохранявшими. Нередко СП был вынужден свои выступления, вплоть до текстов докладов, занимаемых в дискуссиях позиций и излагаемых взглядов, согласовывать с высокими чиновниками из аппарата ЦК - моськи к нему не допускались.
Чего-то подобного «двоемыслию» я, однако, у него не замечал. Он поддерживал то, что считал правильным, осуждал ошибочное и вредное, но оставался строго в тех рамках и касался тех вопросов, где его взгляды и требования ЦК не входили в непримиримое противоречие. А то, что было пусть и на границе властью допустимого, он умел и примирять....
Тени прошлого. Воспоминания об ушедших знакомых и друзьях - С. П. Капица