Слабоумие и Отвага
Знала ли Мышка, агитировавшая людей заехать с ней на стоянку Форта в четверг, что такое настоящие Слабоумие и Отвага?Волоча на горбу тяжеленный рюкзак во вторник после заката через лес, я твёрдо знала, что нет. Потому что настоящие Слабоумие и Отвага - это про нас с Дуней, которые внезапно упоролись и решили, что заехать во вторник сразу после экзамена в лес без никого больше - это лучший способ выучить эмбриологию и вообще.
Каждый раз я говорю себе, что больше ни в какие авантюры такого рода в чисто женской компании вписываться не буду, и что же в итоге? В итоге мы имеем то, что имеем, и в очередной раз две хрупкие барышни пускаются во все тяжкие с талмудом Гилберта и микро-топором, не предназначенным для серьёзных_дров в рюкзаке.
Приехали мы, значит, в Выборг, накупили еды, прищурились на заходящее солнце и поползли к лагерю, в котором, к слову, никто из нас до того не бывал. Жорева набрали столько, что едва взлетели - казалось, что смели полмагазина, и всё необходимое закуплено сверх всякой меры, но вот на полпути к лагерю Дуня обращает ко мне освещённый последними лучами закатного солнца испуганный лик и замечает, что мы не купили спички. С этого момента и до победного конца мы копили «истории, которые мы ни за что не расскажем Форту». Благо, тру-походник в моём лице знает, как оно бывает и потому не выкладывает спички из рюкзака в принципе, и полёт продолжился нормально. Дальше фейлы пошли серьёзнее, предусмотреть которые я не могла, но о них мы точно никогда Форту Буяну не расскажем.
Вечерний костёр мы разжигали впотьмах, и разгорелся он, видимо, исключительно от удивления. Глинтвейн, сосиски, полное отсутствие кусачих и летучих - и счастливые мы завалились спать. Следующие сутки мы честно учились. Когда не спали, не боролись с костром и не жрали, тогда учились. В общей сложности часа два учились. Погода портилась, и среди ночной прохлады со среды на четверг небесные хляби разверзлись, превратив наши с таким трудом напиленные и нарубленные микро-топориком дрова в кашу. Увы, не овсяную. А ведь у нас был пакет, которым можно было их накрыть, и место в тамбуре оставалось, но мы как-то слишком поздно это поняли. Примерно в семь утра поняли, когда проснулись от дождя и подумали (уверена, что хором): бляяя. Но, надо отдать нам должное, к моменту, когда до лагеря доползла вторая волна чуть менее слабоумных и отважных, мы уже доедали героически сваренную на жидкости для розжига кашу. А потом в нашем сознании внезапно возникла светлая мысль о том, что надо учиться нормально, и что люди портят нам единение с природой. Посему мы живо собрали учебники и поехали в город с одним рюкзаком на двоих, наказав Форту сожрать наши запасы.
Потом мы учились, страдали от духоты в городе, завидовали купающимся под Выборгом товарищам, сдавали экзамен. Сдали экзамен - и рванули обратно на ближайшей электричке. Приехали одними из последних, по дороге обсуждали прекрасное и играли в угадайку: Дуня загадывала мне литературных классиков, я тупила и мстила ей Чарли Единорогом. А в Выборге нас живо подхватил Форт почти в полном составе, и мы все вместе толпой гуляли в дурацком, и всё мимо замка с его пафосным и дивным (если вы понимаете, о чём я) фестивалем. Мимо замка через объятия встреченных друзей прямо в лес, на стоянку, к костру, киселю и прочим лесным радостям.
Лесных радостей у меня было много. Например, я впервые в жизни открыла купальный сезон весной, не побоявшись скользких камней и грязной воды Финского залива - вот что значит первый раз в жизни встала с Буяном. Интересно, а следующий шаг - купашки на Бельтайне?
После заплыва в заливе мы пили кисель и фоткались на закате рассевшись по камням в том самом дурацком. Говорят, это традиция такая.
Ещё я выгуляла в лес маленький рюкзак, всего на каких-то 25 литров рассчитанный: подумала, что по такой погоде на одну ночь он будет мне оптимальным заплечным другом, и не прогадала. Стараюсь бороться с инстинктами формата «набрать шмотья на все случаи жизни, и побольше, побольше». Несмотря на маленький рюкзак и борьбу с собой, я не смогла отказать себе в закрытии ещё одного маленького гештальта и не взять с собой эльфо-носки. Мои эльфо-носки представляют собой высоченные гольфы в жёлто-зелёную полоску, отлично служат для теплосохранения и ко всему прочему сочетаются с длинной жёлтой хламидой, которую я почему-то зову толстовкой и радостно ношу во всех лесах. В этих эльфо-носках, трек-сандалях и дурацком я бодро танцевала, прямо как когда-то давно, несколько танцев подряд без всяких обязательств и задних мыслей. Было жарко и здорово. А потом ночью налетели комары, которых не отпугивал никакой москитол-гардекс-комарофф, сожрали меня, и на эльфо-носках появилось жирное пятно крови, потому что я боролась и убивала.
Ночью мы гуляли с Машей, разговаривали за жизнь и смотрели на чужие костры. У нашего костра Эста играла на гитаре, и было мне бесконечно здорово оттого, что дослушать её песни я могла из своего родного спальника. Совсем счастье было бы, если бы за время моего отсутствия в лесу, спальник не колонизировал бы муравей, который воспринял меня как интервента и посему отчаянно оборонялся. Дважды укусил, зараза. Но на магии пения Эсты в ночном лесу это по счастью не отразилось.
Утром мы готовили завтрак и боялись грозы. Потом собирались и топали на электричку. Мы с Машей как-то отстали и в итоге вышли другой дорогой, не попили из колодца, упустили Форт и в итоге ехали в вагоне, где из наших были ещё только Бертран и Ярик с его бумбоксом. Тот факт, что это не машинист упоролся в конец, а всю дорогу музыка доносилась именно из Ярика, я осознала только когда он покинул нас на Удельной. Никогда ещё не доводилось мне ездить в электричках с музыкой, и надеюсь больше не доведётся.
Электричка, хоть и экспресс, приползла на Финбан с опозданием в полчаса. Потом было воссоединение с остатками Форта на перроне, массовые поочерёдные прощашки-обнимашки, и снова начался Питер со всеми втекающими-вытекающими-протекающими. Такие дела, в общем.
Каждый раз я говорю себе, что больше ни в какие авантюры такого рода в чисто женской компании вписываться не буду, и что же в итоге? В итоге мы имеем то, что имеем, и в очередной раз две хрупкие барышни пускаются во все тяжкие с талмудом Гилберта и микро-топором, не предназначенным для серьёзных_дров в рюкзаке.
Приехали мы, значит, в Выборг, накупили еды, прищурились на заходящее солнце и поползли к лагерю, в котором, к слову, никто из нас до того не бывал. Жорева набрали столько, что едва взлетели - казалось, что смели полмагазина, и всё необходимое закуплено сверх всякой меры, но вот на полпути к лагерю Дуня обращает ко мне освещённый последними лучами закатного солнца испуганный лик и замечает, что мы не купили спички. С этого момента и до победного конца мы копили «истории, которые мы ни за что не расскажем Форту». Благо, тру-походник в моём лице знает, как оно бывает и потому не выкладывает спички из рюкзака в принципе, и полёт продолжился нормально. Дальше фейлы пошли серьёзнее, предусмотреть которые я не могла, но о них мы точно никогда Форту Буяну не расскажем.
Вечерний костёр мы разжигали впотьмах, и разгорелся он, видимо, исключительно от удивления. Глинтвейн, сосиски, полное отсутствие кусачих и летучих - и счастливые мы завалились спать. Следующие сутки мы честно учились. Когда не спали, не боролись с костром и не жрали, тогда учились. В общей сложности часа два учились. Погода портилась, и среди ночной прохлады со среды на четверг небесные хляби разверзлись, превратив наши с таким трудом напиленные и нарубленные микро-топориком дрова в кашу. Увы, не овсяную. А ведь у нас был пакет, которым можно было их накрыть, и место в тамбуре оставалось, но мы как-то слишком поздно это поняли. Примерно в семь утра поняли, когда проснулись от дождя и подумали (уверена, что хором): бляяя. Но, надо отдать нам должное, к моменту, когда до лагеря доползла вторая волна чуть менее слабоумных и отважных, мы уже доедали героически сваренную на жидкости для розжига кашу. А потом в нашем сознании внезапно возникла светлая мысль о том, что надо учиться нормально, и что люди портят нам единение с природой. Посему мы живо собрали учебники и поехали в город с одним рюкзаком на двоих, наказав Форту сожрать наши запасы.
Потом мы учились, страдали от духоты в городе, завидовали купающимся под Выборгом товарищам, сдавали экзамен. Сдали экзамен - и рванули обратно на ближайшей электричке. Приехали одними из последних, по дороге обсуждали прекрасное и играли в угадайку: Дуня загадывала мне литературных классиков, я тупила и мстила ей Чарли Единорогом. А в Выборге нас живо подхватил Форт почти в полном составе, и мы все вместе толпой гуляли в дурацком, и всё мимо замка с его пафосным и дивным (если вы понимаете, о чём я) фестивалем. Мимо замка через объятия встреченных друзей прямо в лес, на стоянку, к костру, киселю и прочим лесным радостям.
Лесных радостей у меня было много. Например, я впервые в жизни открыла купальный сезон весной, не побоявшись скользких камней и грязной воды Финского залива - вот что значит первый раз в жизни встала с Буяном. Интересно, а следующий шаг - купашки на Бельтайне?
После заплыва в заливе мы пили кисель и фоткались на закате рассевшись по камням в том самом дурацком. Говорят, это традиция такая.
Ещё я выгуляла в лес маленький рюкзак, всего на каких-то 25 литров рассчитанный: подумала, что по такой погоде на одну ночь он будет мне оптимальным заплечным другом, и не прогадала. Стараюсь бороться с инстинктами формата «набрать шмотья на все случаи жизни, и побольше, побольше». Несмотря на маленький рюкзак и борьбу с собой, я не смогла отказать себе в закрытии ещё одного маленького гештальта и не взять с собой эльфо-носки. Мои эльфо-носки представляют собой высоченные гольфы в жёлто-зелёную полоску, отлично служат для теплосохранения и ко всему прочему сочетаются с длинной жёлтой хламидой, которую я почему-то зову толстовкой и радостно ношу во всех лесах. В этих эльфо-носках, трек-сандалях и дурацком я бодро танцевала, прямо как когда-то давно, несколько танцев подряд без всяких обязательств и задних мыслей. Было жарко и здорово. А потом ночью налетели комары, которых не отпугивал никакой москитол-гардекс-комарофф, сожрали меня, и на эльфо-носках появилось жирное пятно крови, потому что я боролась и убивала.
Ночью мы гуляли с Машей, разговаривали за жизнь и смотрели на чужие костры. У нашего костра Эста играла на гитаре, и было мне бесконечно здорово оттого, что дослушать её песни я могла из своего родного спальника. Совсем счастье было бы, если бы за время моего отсутствия в лесу, спальник не колонизировал бы муравей, который воспринял меня как интервента и посему отчаянно оборонялся. Дважды укусил, зараза. Но на магии пения Эсты в ночном лесу это по счастью не отразилось.
Утром мы готовили завтрак и боялись грозы. Потом собирались и топали на электричку. Мы с Машей как-то отстали и в итоге вышли другой дорогой, не попили из колодца, упустили Форт и в итоге ехали в вагоне, где из наших были ещё только Бертран и Ярик с его бумбоксом. Тот факт, что это не машинист упоролся в конец, а всю дорогу музыка доносилась именно из Ярика, я осознала только когда он покинул нас на Удельной. Никогда ещё не доводилось мне ездить в электричках с музыкой, и надеюсь больше не доведётся.
Электричка, хоть и экспресс, приползла на Финбан с опозданием в полчаса. Потом было воссоединение с остатками Форта на перроне, массовые поочерёдные прощашки-обнимашки, и снова начался Питер со всеми втекающими-вытекающими-протекающими. Такие дела, в общем.