В 1987 году наш класс премировали поездкой в Ленинград. На десять счастливых зимних дней. Шесть из этих десяти дней мы должны были провести в дороге. Три дня в поезде туда и три дня, соответственно, обратно. С пересадкой в Москве.
Сопровождал нас директор школы Варлаам Иосич.
Варлаам Иосич всю жизнь был весьма колоритным мужчиной. Волосатые уши, перетянутые металлической проволокой очки, убедительная лысина. Из украшений - обручальное кольцо и пустой патронташ на груди. Украшения полагалось надевать исключительно в праздники - 7 ноября, День Победы и День космонавтики. Остальное время Варлаам Иосич ходил в скоромном - надетый на майку и задрапированный кусачим шарфом мятый костюм, обязательно шляпа. Если шляпа залихватски заламывалась над левым глазом, значит вчера у Варлаама Иосича были гости со всеми вытекающими возлиятельными обстоятельствами. В такие дни он был неожиданно задумчив, дремал в классный журнал, аккуратно дышал перегаром в первую парту.
Несмотря на затрапезный экстерьер, Варлаам Иосич был мужчиной непредсказуемым, взрывным и неуправляемым. С возрастом обороты не убавлял, а наоборот, прибавлял в арифметической прогрессии.
Преподавал он нам историю. Тяготел к наглядным примерам. Скачкообразное развитие мировой экономики в эпоху империализма объяснял на личном примере - прыгал из одного угла класса в противоположный, потом выстраивал нас в шеренги и требовал, чтобы мы повторяли за ним эти прыжки. Все тридцать один ученик. Приходилось подчиняться. Грохот стоял такой, что из соседних кабинетов прибегали встревоженные учителя.
Вообще, у Варлаама Иосича был свой личный взгляд на любое историческое событие. Сталина, например, он любил, но осуждал. Так и говорил - люблю, но простить не могу.
-Чего не можете ему простить?- переглядывались мы.
-Ну, вы ещё маленькие, вам ещё рано об это знать,- говорил он нам, десятиклассникам.- Но помяните моё слово, он большую ошибку совершил.
-Вы про культ личности?- как-то не вытерпела я.
-Абгарян!- взъерепенился Варлаам Иосич.- Вроде из нормальной семьи, вроде хорошая девочка. А такие слова себе позволяешь!
-Какие?- не унималась я.
-Нелицеприятные, ясно? Пойди, погуляй в коридоре и подумай над своим поведением.
Над своим поведением я думала недолго - через две минуты он виновато высунулся в дверь - иди сюда, Абгарян, мало в моей жизни геморроя, так ещё ты тут со своими высказываниями!
В десятом классе наши мальчики из всклокоченных чучел резко превратились в плечистых красавцев. Стали зачёсывать волосы назад, а-ля Тото Кутуньо, и приходить в школу в модных штанах с накладными карманами и всевозможными молниями. Варлаам Иосич такое поведение не одобрял. Однажды к доске вышел отвечать мальчик А., моя первая любовь. У мальчика А. чуть выше колена топорщился накладной карман на молнии, а с ремня свисала какая-то побрякушка с модным лейблом. Пока А. протирал доску, Варлаам Иосич подкрался к нему сзади, вцепился в карман и потянул на себя.
-Собакин щенок, это что такое?
А. от неожиданности дёрнул ногой.
-Лягаешься? Ну-ну. А это что у тебя с ремня свисает? Ты в школу учиться пришёл или хер свой растрёпывать?
А ещё Варлаам Иосич был очень хозяйственным мужичком. Пока кто-то отвечал у доски, он убегал к себе во двор - кормить свиней. Жил буквально в двух шагах от школы. Возвращался весь в комбикорме и ещё каких объедках, дожёвывая на ходу бутерброд с жареной рыбой.
Поездка в Ленинград выдалась исключительно прекрасной. Варлаам Иосич вёз своему фронтовому другу поросёнка и канистру зубодробительной тутовки. Поросёнок ехал с комфортом - в большом мешке, весь в соломе и опилках, с трёхразовым питанием и прочими оллинклюзивными делами. Варлаам Иосич ласково называл его Серожем. Если куда-то отлучался, оставлял только самым сознательным ребятам.
Серожа мы теряли дважды. В первый раз - на вокзале в Ереване. Резво перебирая копытцами, он уполз в дальний угол вокзала со всем своим скарбом - опилками, соломой и мешком. Напугал до смерти усатую и златозубую буфетчицу в кокетливом кружевном чепце. Мы успели забрать его до того, как вернулся из туалета Варлаам Иосич.
Второй раз мы потеряли поросёнка в ленинградском метро. Варлаам Иосич гонял нас, оглушённых большим городом сельских детей, по переходам метро, распугивая горожан своим громогласным «десяяяяяяяяяятый АААААААААА, держитесь моей шляпы, кто отстаааанет, убьююююююююю!!!»
Поросёнка мы забыли в вагоне. Вспомнили о нём, когда вышли в город. Варлаам Иосич наорал на нас, велел вцепиться друг в друга и не отцепляться до своего возвращения, схватил канистру с тутовкой и поволок нашу классную в метро, выкрикивая в пространства «без гочи Серожа не вернусь»! Классная нужна была для переговоров, ибо Варлаам Иосич в минуты крайнего волнения умел выражаться только матом.
Возвратился с победой, через полтора часа. С поросёнком и ополовиненной канистрой тутовки. Классная потом смешно рассказывала, как он бегал по переходам метро и звал своего Серожа. Рвался заглядывать под электрички и в кабины машинистов. Был скручен нарядом милиции, клялся мамой и предлагал нарисовать фоторобот поросёнка. Через пять минут весь ленинградский метрополитен искал Серожа. Нашли, привели за пятачок, торжественно вручили. В знак благодарности Варлаам Иосич напоил всех тутовкой и оставил умирать посреди рабочего дня.
В душе он был большим романтиком. Отстояв длиннющую очередь в отдел женского белья Фрунзенского универмага, долго выбирал своей жене подарок. Предусмотрительно взял с собой двух наших мальчиков. Посоветоваться.
-На мою Розу эта штука налезет или как?- спрашивал, прикладывая к себе то монументальные атласные лифчики, то ещё какие панталоны.
Всё, что выбирал Варлаам Иосич, было каких-то катастрофических размеров. Мальчики растерянно моргали. Роза была невероятно худой и длинной женщиной без груди и других опознавательных гендерных знаков. Напомнить об этом Варлааму Иосичу они побоялись. Так и ушли, согнутые под тяжестью двух лифчиков пятого размера и комбинацией-парашютом с торчащим колом кружевным подолом.
Культурной столице нашей родины крепко досталось от Варлаама Иосича.
-Лопатка нету снег собирать? Можно вождя хотя бы положить на место человека?- отчитывал он сторожа возле мемориального музея Ленина, грозно тыча пальцем в неубранный снег кругом.
В Эритаже довёл до исступления гида, прерывая её рассказ выкриками "у Пиотровского мама армянка... у Суворова тоже мама армянка... а Айвазовский вообще армянин"! В какой-то момент у гида сдали нервы.
-Вы могли бы не перебивать меня?- запотела она очками.
-Сразу видно, что армян не любишь,- обиделся Варлаам Иосич и всю оставшуюся экскурсию демонстративно молчал. Правда, сорвался в греческом зале. Бурчал у каждой обнажённой статуи, как это в таком культурном городе не догадались чем-нибудь этот срам прикрыть!
В домике Петра I крепко расстроился маленькому размеру его башмаков - 39 при росте 205 - ну как такое может быть, у нашего Грантика рост 183, а туфли носит 48 размера, где справедливость???
Вот вам наша фотография. Дярёвня на выезде. Варлаам Иосич в своей неизменной шляпе. Справа от него, в меховом капюшоне - моя мама и по совместительству наша классная руководительница Надежда Андреевна. А я маячу недалеко, вся в модном тогда каре, шея обмотана узким шарфом собственного сочинения, голубой, белый, красный и снова белый. Справа, в нижнем углу - мальчик Грантик. О нём я как-то уже рассказывала
здесь.
Скучаю.
![](http://pics.livejournal.com/greenarine/pic/0007wdgs/s640x480)