ИНКВИЗИЦИЯ - КАРАТЕЛЬНЫЙ ОРГАН? ДА БРОСЬТЕ ВЫ ЭТИХ ГЛУПОСТЕЙ. Часть вторая
Итак, уже через шесть лет после резни в Безье начинает работать Святая Инквизиция. Оперативно, не правда ли? Чтобы читателю было понятно: даже в наше время высоких скоростей и информационных технологий мы, в Украине, с судебной реформой мучаемся… страшно сказать, сколько лет. Но католической церкви повезло: папой в это время был знаменитый Иннокентий III, возможно, самая могучая фигура на Папском Престоле за всю его историю. Ни один из современных ему светских государей не осмелился противиться этой его инициативе, тем более, что все, или почти все они, были его вассалами. Небывалый случай: 11 европейских монархов принесли ему оммаж (вассальную присягу) и признали Римского папу своим сувереном! Даже император Фридрих Второй! Да что там Император: даже царь Болгарии (православный монарх!!!) признал его своим сюзереном! Святой Престол пребывал на вершине своего могущества.
Теперь ни один светский суд во всём католическом мире не имел права вынести приговор еретику без экспертного заключения «цензора деи», т.е. эксперта по вере. Да, дорогой читатель, именно так, а вовсе не инквизитором назывался этот человек. Сам орган, как мы знаем, назывался «инквизиция», т.е. «расследование».
И что ещё мог заметить внимательный читатель в предыдущем абзаце: я упомянул «светский суд». Именно так. Помнишь, читатель, в самом начале я написал, что инквизиция не судила и не выносила приговоров? Пришло время пояснить: приговор выносился светским судьёй, а инквизитор (давайте уже будем называть этого эксперта так, как все мы привыкли) только выносил своё экспертное заключение.
Да и не мог инквизитор посягать на права светской власти. Если кто-то и в самом деле думает, что церковь была всесильной, а герцоги, графы и прочие маркизы, не говоря уже о королях, покорно и послушно танцевали под её дудку, то он глубоко ошибается. В своих владениях каждый из них был полновластным хозяином, и уже то, что церкви удалось навязать светскому суду своего эксперта, было огромной победой Святого Престола. Кстати, на практике светский судья мог и пренебречь выводом эксперта, но… только в сторону милосердия. Т.е. судья мог и оправдать еретика даже в том случае, если инквизитор признал подсудимого таковым. Мы в дальнейшем проиллюстрируем это. А вот наоборот: послать на костёр того, кого оправдал инквизитор, судья не мог.
Очень скоро инквизиторы стали главными действующими лицами в инквизиционных процессах. Подследственный скоро вообще был выведен из-под юрисдикции светского суда до тех пор, пока судья не услышит от инквизитора фразу "Церковь признаёт своё бессилие в борьбе за душу этого человека. Он больше не находится под её защитой". Сама формула не была жёсткой и со временем менялась, но именно эти слова передают сущность происходившего: подсудимый находился под защитой церкви. Всё, что предписывал инквизитор своему подзащитному, должно было исполняться: это было в интересах самого еретика. Поскольку сразу же после отречения церкви от него, шансы на выживание у человека устремлялись к нулю. Светский суд с инакомыслящими не церемонился.
Здесь нужно уточнить: сама должность инквизиторов появилась не сразу: сначала эти обязанности Святой Престол возложил на местных епископов. Однако уже через несколько лет папа вынужден был отказаться от этой затеи: во-первых, выяснилось, что епископы не имеют должной теоретической подготовки для исполнения таких обязанностей. Порой нужно было быть очень даже квалифицированным богословом, чтобы распознать еретика. Во-вторых, епископы не были опытными проповедниками, а это, как мы увидим далее, будет обязательным условием для назначения на должность. И в-третьих, сами епископы начали отказываться от этой чести, поскольку не хотели ссориться со своей паствой. Ведь, отправив на костёр еретика, инквизитор становился врагом его родственников, а те могли быть многочисленны, богаты, могущественны, могли иметь крутой нрав… Кстати, нескольких иерархов пришлось похоронить именно по этой причине.
И вот тогда Римская курия вспомнила о братьях-проповедниках. Этих никак нельзя было упрекнуть в недостатке квалификации, а кроме того, в отличие от епископов, монахи были далеки «от мира сего», были религиозными фанатиками и мало опасались кинжала из-за угла, поскольку, в их понимании, после этого сразу отправлялись в лучший из миров. И уже в 1230 году был назначен первый инквизитор. Это был доминиканский монах.
Первые инквизиторы на юге Франции появились в 1233 году: в Тулузу пришли два брата-доминиканца: Гийом Арно и Петер Селла. В том же году в Тулузе прошли первые казни. Реакция населения не заставила себя ждать: в деревушке Корд троих мирных доминиканских проповедников, не инквизиторов, крестьяне утопили в колодце.
Затем Петер Селла отправился в Каркассон. Там, силой своего слова, ему удалось привести к покаянию 742 еретика! А вот у Арно в Тулузе дела складывались не так удачно. Он решился выдвинуть обвинения сразу двенадцати лучшим гражданам города. В результате толпа протащила его по улицам и вышвырнула за ворота Тулузы. Инквизитор отправился к своему другу и коллеге в Каркассон.
Вообще, расправы над инквизиторами не были чем-то из ряда вон выходящим. Этих монахов резали, травили, до смерти забивали камнями... Уже через шесть лет такая участь постигнет, например, Гийома Арно. Поэтому в поражённых ересью регионах местная власть иногда выделяла цензорам охрану. Но это было дорого, да и не всегда помогало.
Однако вернёмся в Лангедок.
После бегства Арно в Тулузе вышел указ, запрещающий иметь дело с епископом и монахами. Им даже хлеб не продавали. Епископ сразу же драпанул из мятежного города, а вот монахи проявили неслыханную стойкость и забаррикадировались в своём монастыре. Мало того, со временем они так осмелели, что попытались даже выполнить приказ Арно, пришедший из Каркассона, в котором тот требовал ареста зачинщиков беспорядков. В результате эту храбрую четвёрку тоже силой выволокли на улицу и выпроводили из города…
Я привёл этот частный случай противостояния монахов с еретиками (вся жизнь инквизиторов тогда состояла из таких случаев), чтобы проиллюстрировать правильность выбора Святого Престола: конечно, не епископы, а монахи должны были бороться с ересью.
Такие эксцессы были, в основном, на юге Франции. Там ересь была массовой, работа у инквизиторов была опасной, да и работы у них было много, поэтому монахи были освобождены от всех своих остальных обязанностей и занимались только борьбой с ересью. В спокойных областях Европы инквизиторы либо отсутствовали вовсе, либо совмещали эту работу с преподаванием в местных университетах или внутренних школах, а изредка выезжали по вызову местных властей. Что же до Лангедока (он же - графство Тулузское), то там окончательно разделаться с ересью удалось только знаменитому Бернару Ги спустя целое столетие.
Вначале каждого инквизитора назначал лично Его Святейшество, но в дальнейшем эти функции были делегированы руководству орденов, хотя папа, конечно, имел право вмешаться в кадровую политику.
Решение назначать инквизиторами монахов оказалось весьма мудрым. Оно не требовало больших дополнительных затрат ни от Святого Престола, ни от светской власти.
Как я уже писал, выбранный в инквизиторы монах продолжал жить в своём монастыре (а мог быть прислан издалека, но всё равно жил в монастыре), исполнял свои прежние обязанности, а в случае необходимости он с парой помощников выдвигался к месту проведения инквизиционного процесса. По доносу, но чаще - по вызову местного судьи или феодала, этот босоногий проповедник приходил (именно приходил, пешком!) из своего монастыря в сопровождении пары писарей, таких же монахов, останавливался в местном доминиканским монастыре, а в случае отстутсвия оного селился у местного священника, судьи, феодала, старосты... и вывешивал на дверях церкви объявление о том, что каждый, считающий себя нетвёрдым в вере, может прийти к нему и покаяться. А каждый, кто знает еретика, должен прийти и написать донос. Однако доноситель должен был осознавать, что ложный донос карался весьма сурово. Заповедь «не лжесвидетельствуй» здесь соблюдалась неукоснительно.
В объявлении обязательно указывалось «время милости» - период, в течение которого принимались покаяния и доносы. Чаще всего это было 30-45 дней. Если кто-то терзался сомнениями или был уверен в грешности своих мыслей, он мог прийти и покаяться. Из таких "еретиков" сразу же образовывалась живая очередь. Однако это ещё не означало, что покаявшийся - и в самом деле еретик. Как я уже говорил, теология (она же - богословие) - наука очень сложная. И только матёрый теолог мог уверенно определить, насколько мысли пришедшего и в самом деле противоречат католической доктрине.
Если инквизитор действительно находил ересь в убеждениях пришедшего каяться, он начинал с ним беседу. А чаще всего - серию бесед, в которых терпеливо наставлял заблудшего. Когда же проповедник решал, что справился с проблемой, мировоззрение прихожанина «поправлено», он отпускал бывшего еретика и накладывал на него какое-нибудь «страшное наказание»: например, прочитать двадцать раз «Отче наш» или выстоять десять месс. И… все!Богатым еретикам инквизитор мог «прописать» паломничество в Святую землю, но… только богатым. У цензора веры не было желания разорять простого крестьянина или лавочника.
Иное дело, когда к инквизитору поступал донос, а объект доноса не являлся каяться во «время милости». В этом случае подозреваемого вызывали и, не раскрывая имени доносителя, предлагали для начала составить список его возможных недоброжелателей. И дело могло закончиться очень плохо для доносчика, который окажется в этом списке. Например, если подозреваемый напишет, что его доноситель обвинял его в краже коровы. Или в совращении его жены. Или дочери. Или у них была тяжба о меже… В любом таком случае начиналось расследование уже в отношение доносителя, и горе ему, если его лжесвидетельство будет доказано. В лучшем случае он отправится в тюрьму, а в худшем - тоже в тюрьму, но пожизненно.
В Лангедоке в период между декабрем 1328 года и сентябрем 1329 года было вынесено шестнадцать приговоров по ложным свидетельствам. А в Каркассоне в 1330 году инквизитором был раскрыт целый заговор, целю которого было опорочить невинного человека. В результате пятеро заговорщиков отправились в темницу до конца своих дней.
Но если лжесвидетельства всё-таки не было, то инквизитор начинал следствие, в котором пытался выяснить мировоззрение подозреваемого. И следствие это было настолько дотошным, настолько въедливым, что наша современная правоохранительная система рядом с отцами-инквизиторами кажется просто недоучкой. Многие материалы инквизиционных процессов дожили до наших дней, и они потрясают проделанной следователями работой. Инквизитор опрашивал не только всех друзей, родственников и знакомых подозреваемого, но и тех, кто не знал подозреваемого, но знал тех самых друзей и родственников. В протоколы попадали самые невероятные, казалось бы, самые ненужные подробности жизни города или села, в котором проходил процесс. Для инквизиторов не было мелочей. В результате цензор мог нарисовать картину всех внутренних взаимоотношений горожан или односельчан и вынести вполне обоснованный вывод в своей экспертизе. А сегодняшние историки безмерно благодарны отцам-инквизиторам за их труд, благодаря которому они получили неоценимый материал для исследований.
Понятно, если в ходе следствия выяснялось, что подозреваемый невиновен, то на этом всё и заканчивалось: инквизитор давал судье своё экспертное заключение и удалялся. А вот если подозреваемый всё-таки оказывался еретиком, да ещё и злостным, не желающим отказываться от «заблуждений», вот тут и начиналась работа проповедника. В этом случае еретика всё-таки сажали под замок, а инквизитор мог месяцами и даже годами беседовать с заблудшим, убеждать и доказывать, обращаться то к чувствам, то к разуму… Если он не справлялся, то вполне мог вызвать себе помощника. Приходил другой, ещё лучший проповедник, и всё начиналось сначала. Потом мог прийти и третий… Именно так инквизиторы поступали с Джордано Бруно и Томазо Кампанеллой. С ними упражнялись годами.
Но так было в спокойных европейских регионах. В странах, поражённых ересью, инквизитор содержался за счёт местной казны (благо, нищенствующие монахи дорого не обходились), был бязан постоянно путешествовать и отыскивать очаги ереси. Для этого он сам, без вызова прибывал в очередное селение, собирал прихожан в церкви и предлагал каждому нетвёрдому в вере прийти и покаяться. Дальше - как обычно.
Как я уже писал, Петер Селла в Каркассоне силой своего слова привёл к покаянию 742 еретика! Достойный ученик святого Доминика. Но так действовал не только он. Местные власти жаловались, что они приводят инквизиторам стопроцентных еретиков, а те их отпускают после первого же допроса. И это в период наибольшего распространения ереси в регионе! Даже тогда до костра доходило менее одного процента подследственных. Вы заметили: как-то у нас с беспощадным карательным органом не получается.
Знаменитый тулузский инквизитор Бернар Ги за 16 лет признал еретиками 637 человек. А на котёр после этого отправились только 42 еретика.
Смертный приговор вообще был мерой чрезвычайной. Поэтому после экспертизы инквизитора приговор должен был пройти ещё утверждение местным епископом, а мы уже знаем, как епископы не хотели ссориться со своей паствой. История знает массу случаев, когда иерархи отпускали тех, кого инквизиторы признали еретиками.
Но и Святой Престол не поощрял живодёров.
Особенно показательным был случай с одним из первых цензоров деи, Робером Боутром. Этот рафинированный палач орудовал на севере Франции. После серии одиночных сожжений, он вошёл во вкус и признал еретиками чуть ли не целое селение Монвимер. Местная светская власть ничтоже сумляшеся отправила на костёр 180 человек! Приговор благополучно прошёл все светские инстанции, и местный епепископ не посмел противиться воле самого графа Шампанского. На казни присутствовал даже король Наварры.
После этого ужасного массового заклания Боутр был вызван в Рим. Там он, уверенный в своей правоте, заявил, что вовсе не обязан уговаривать еретиков: он, видите ли, должен их просто сжигать.
В результате, решением Римского Понтифика, он окончил свои дни в темнице.
Как, говорится, его пример - другим наука. Таких нелюдей среди инквизиторов больше не было.
Теперь ни один светский суд во всём католическом мире не имел права вынести приговор еретику без экспертного заключения «цензора деи», т.е. эксперта по вере. Да, дорогой читатель, именно так, а вовсе не инквизитором назывался этот человек. Сам орган, как мы знаем, назывался «инквизиция», т.е. «расследование».
И что ещё мог заметить внимательный читатель в предыдущем абзаце: я упомянул «светский суд». Именно так. Помнишь, читатель, в самом начале я написал, что инквизиция не судила и не выносила приговоров? Пришло время пояснить: приговор выносился светским судьёй, а инквизитор (давайте уже будем называть этого эксперта так, как все мы привыкли) только выносил своё экспертное заключение.
Да и не мог инквизитор посягать на права светской власти. Если кто-то и в самом деле думает, что церковь была всесильной, а герцоги, графы и прочие маркизы, не говоря уже о королях, покорно и послушно танцевали под её дудку, то он глубоко ошибается. В своих владениях каждый из них был полновластным хозяином, и уже то, что церкви удалось навязать светскому суду своего эксперта, было огромной победой Святого Престола. Кстати, на практике светский судья мог и пренебречь выводом эксперта, но… только в сторону милосердия. Т.е. судья мог и оправдать еретика даже в том случае, если инквизитор признал подсудимого таковым. Мы в дальнейшем проиллюстрируем это. А вот наоборот: послать на костёр того, кого оправдал инквизитор, судья не мог.
Очень скоро инквизиторы стали главными действующими лицами в инквизиционных процессах. Подследственный скоро вообще был выведен из-под юрисдикции светского суда до тех пор, пока судья не услышит от инквизитора фразу "Церковь признаёт своё бессилие в борьбе за душу этого человека. Он больше не находится под её защитой". Сама формула не была жёсткой и со временем менялась, но именно эти слова передают сущность происходившего: подсудимый находился под защитой церкви. Всё, что предписывал инквизитор своему подзащитному, должно было исполняться: это было в интересах самого еретика. Поскольку сразу же после отречения церкви от него, шансы на выживание у человека устремлялись к нулю. Светский суд с инакомыслящими не церемонился.
Здесь нужно уточнить: сама должность инквизиторов появилась не сразу: сначала эти обязанности Святой Престол возложил на местных епископов. Однако уже через несколько лет папа вынужден был отказаться от этой затеи: во-первых, выяснилось, что епископы не имеют должной теоретической подготовки для исполнения таких обязанностей. Порой нужно было быть очень даже квалифицированным богословом, чтобы распознать еретика. Во-вторых, епископы не были опытными проповедниками, а это, как мы увидим далее, будет обязательным условием для назначения на должность. И в-третьих, сами епископы начали отказываться от этой чести, поскольку не хотели ссориться со своей паствой. Ведь, отправив на костёр еретика, инквизитор становился врагом его родственников, а те могли быть многочисленны, богаты, могущественны, могли иметь крутой нрав… Кстати, нескольких иерархов пришлось похоронить именно по этой причине.
И вот тогда Римская курия вспомнила о братьях-проповедниках. Этих никак нельзя было упрекнуть в недостатке квалификации, а кроме того, в отличие от епископов, монахи были далеки «от мира сего», были религиозными фанатиками и мало опасались кинжала из-за угла, поскольку, в их понимании, после этого сразу отправлялись в лучший из миров. И уже в 1230 году был назначен первый инквизитор. Это был доминиканский монах.
Первые инквизиторы на юге Франции появились в 1233 году: в Тулузу пришли два брата-доминиканца: Гийом Арно и Петер Селла. В том же году в Тулузе прошли первые казни. Реакция населения не заставила себя ждать: в деревушке Корд троих мирных доминиканских проповедников, не инквизиторов, крестьяне утопили в колодце.
Затем Петер Селла отправился в Каркассон. Там, силой своего слова, ему удалось привести к покаянию 742 еретика! А вот у Арно в Тулузе дела складывались не так удачно. Он решился выдвинуть обвинения сразу двенадцати лучшим гражданам города. В результате толпа протащила его по улицам и вышвырнула за ворота Тулузы. Инквизитор отправился к своему другу и коллеге в Каркассон.
Вообще, расправы над инквизиторами не были чем-то из ряда вон выходящим. Этих монахов резали, травили, до смерти забивали камнями... Уже через шесть лет такая участь постигнет, например, Гийома Арно. Поэтому в поражённых ересью регионах местная власть иногда выделяла цензорам охрану. Но это было дорого, да и не всегда помогало.
Однако вернёмся в Лангедок.
После бегства Арно в Тулузе вышел указ, запрещающий иметь дело с епископом и монахами. Им даже хлеб не продавали. Епископ сразу же драпанул из мятежного города, а вот монахи проявили неслыханную стойкость и забаррикадировались в своём монастыре. Мало того, со временем они так осмелели, что попытались даже выполнить приказ Арно, пришедший из Каркассона, в котором тот требовал ареста зачинщиков беспорядков. В результате эту храбрую четвёрку тоже силой выволокли на улицу и выпроводили из города…
Я привёл этот частный случай противостояния монахов с еретиками (вся жизнь инквизиторов тогда состояла из таких случаев), чтобы проиллюстрировать правильность выбора Святого Престола: конечно, не епископы, а монахи должны были бороться с ересью.
Такие эксцессы были, в основном, на юге Франции. Там ересь была массовой, работа у инквизиторов была опасной, да и работы у них было много, поэтому монахи были освобождены от всех своих остальных обязанностей и занимались только борьбой с ересью. В спокойных областях Европы инквизиторы либо отсутствовали вовсе, либо совмещали эту работу с преподаванием в местных университетах или внутренних школах, а изредка выезжали по вызову местных властей. Что же до Лангедока (он же - графство Тулузское), то там окончательно разделаться с ересью удалось только знаменитому Бернару Ги спустя целое столетие.
Вначале каждого инквизитора назначал лично Его Святейшество, но в дальнейшем эти функции были делегированы руководству орденов, хотя папа, конечно, имел право вмешаться в кадровую политику.
Решение назначать инквизиторами монахов оказалось весьма мудрым. Оно не требовало больших дополнительных затрат ни от Святого Престола, ни от светской власти.
Как я уже писал, выбранный в инквизиторы монах продолжал жить в своём монастыре (а мог быть прислан издалека, но всё равно жил в монастыре), исполнял свои прежние обязанности, а в случае необходимости он с парой помощников выдвигался к месту проведения инквизиционного процесса. По доносу, но чаще - по вызову местного судьи или феодала, этот босоногий проповедник приходил (именно приходил, пешком!) из своего монастыря в сопровождении пары писарей, таких же монахов, останавливался в местном доминиканским монастыре, а в случае отстутсвия оного селился у местного священника, судьи, феодала, старосты... и вывешивал на дверях церкви объявление о том, что каждый, считающий себя нетвёрдым в вере, может прийти к нему и покаяться. А каждый, кто знает еретика, должен прийти и написать донос. Однако доноситель должен был осознавать, что ложный донос карался весьма сурово. Заповедь «не лжесвидетельствуй» здесь соблюдалась неукоснительно.
В объявлении обязательно указывалось «время милости» - период, в течение которого принимались покаяния и доносы. Чаще всего это было 30-45 дней. Если кто-то терзался сомнениями или был уверен в грешности своих мыслей, он мог прийти и покаяться. Из таких "еретиков" сразу же образовывалась живая очередь. Однако это ещё не означало, что покаявшийся - и в самом деле еретик. Как я уже говорил, теология (она же - богословие) - наука очень сложная. И только матёрый теолог мог уверенно определить, насколько мысли пришедшего и в самом деле противоречат католической доктрине.
Если инквизитор действительно находил ересь в убеждениях пришедшего каяться, он начинал с ним беседу. А чаще всего - серию бесед, в которых терпеливо наставлял заблудшего. Когда же проповедник решал, что справился с проблемой, мировоззрение прихожанина «поправлено», он отпускал бывшего еретика и накладывал на него какое-нибудь «страшное наказание»: например, прочитать двадцать раз «Отче наш» или выстоять десять месс. И… все!Богатым еретикам инквизитор мог «прописать» паломничество в Святую землю, но… только богатым. У цензора веры не было желания разорять простого крестьянина или лавочника.
Иное дело, когда к инквизитору поступал донос, а объект доноса не являлся каяться во «время милости». В этом случае подозреваемого вызывали и, не раскрывая имени доносителя, предлагали для начала составить список его возможных недоброжелателей. И дело могло закончиться очень плохо для доносчика, который окажется в этом списке. Например, если подозреваемый напишет, что его доноситель обвинял его в краже коровы. Или в совращении его жены. Или дочери. Или у них была тяжба о меже… В любом таком случае начиналось расследование уже в отношение доносителя, и горе ему, если его лжесвидетельство будет доказано. В лучшем случае он отправится в тюрьму, а в худшем - тоже в тюрьму, но пожизненно.
В Лангедоке в период между декабрем 1328 года и сентябрем 1329 года было вынесено шестнадцать приговоров по ложным свидетельствам. А в Каркассоне в 1330 году инквизитором был раскрыт целый заговор, целю которого было опорочить невинного человека. В результате пятеро заговорщиков отправились в темницу до конца своих дней.
Но если лжесвидетельства всё-таки не было, то инквизитор начинал следствие, в котором пытался выяснить мировоззрение подозреваемого. И следствие это было настолько дотошным, настолько въедливым, что наша современная правоохранительная система рядом с отцами-инквизиторами кажется просто недоучкой. Многие материалы инквизиционных процессов дожили до наших дней, и они потрясают проделанной следователями работой. Инквизитор опрашивал не только всех друзей, родственников и знакомых подозреваемого, но и тех, кто не знал подозреваемого, но знал тех самых друзей и родственников. В протоколы попадали самые невероятные, казалось бы, самые ненужные подробности жизни города или села, в котором проходил процесс. Для инквизиторов не было мелочей. В результате цензор мог нарисовать картину всех внутренних взаимоотношений горожан или односельчан и вынести вполне обоснованный вывод в своей экспертизе. А сегодняшние историки безмерно благодарны отцам-инквизиторам за их труд, благодаря которому они получили неоценимый материал для исследований.
Понятно, если в ходе следствия выяснялось, что подозреваемый невиновен, то на этом всё и заканчивалось: инквизитор давал судье своё экспертное заключение и удалялся. А вот если подозреваемый всё-таки оказывался еретиком, да ещё и злостным, не желающим отказываться от «заблуждений», вот тут и начиналась работа проповедника. В этом случае еретика всё-таки сажали под замок, а инквизитор мог месяцами и даже годами беседовать с заблудшим, убеждать и доказывать, обращаться то к чувствам, то к разуму… Если он не справлялся, то вполне мог вызвать себе помощника. Приходил другой, ещё лучший проповедник, и всё начиналось сначала. Потом мог прийти и третий… Именно так инквизиторы поступали с Джордано Бруно и Томазо Кампанеллой. С ними упражнялись годами.
Но так было в спокойных европейских регионах. В странах, поражённых ересью, инквизитор содержался за счёт местной казны (благо, нищенствующие монахи дорого не обходились), был бязан постоянно путешествовать и отыскивать очаги ереси. Для этого он сам, без вызова прибывал в очередное селение, собирал прихожан в церкви и предлагал каждому нетвёрдому в вере прийти и покаяться. Дальше - как обычно.
Как я уже писал, Петер Селла в Каркассоне силой своего слова привёл к покаянию 742 еретика! Достойный ученик святого Доминика. Но так действовал не только он. Местные власти жаловались, что они приводят инквизиторам стопроцентных еретиков, а те их отпускают после первого же допроса. И это в период наибольшего распространения ереси в регионе! Даже тогда до костра доходило менее одного процента подследственных. Вы заметили: как-то у нас с беспощадным карательным органом не получается.
Знаменитый тулузский инквизитор Бернар Ги за 16 лет признал еретиками 637 человек. А на котёр после этого отправились только 42 еретика.
Смертный приговор вообще был мерой чрезвычайной. Поэтому после экспертизы инквизитора приговор должен был пройти ещё утверждение местным епископом, а мы уже знаем, как епископы не хотели ссориться со своей паствой. История знает массу случаев, когда иерархи отпускали тех, кого инквизиторы признали еретиками.
Но и Святой Престол не поощрял живодёров.
Особенно показательным был случай с одним из первых цензоров деи, Робером Боутром. Этот рафинированный палач орудовал на севере Франции. После серии одиночных сожжений, он вошёл во вкус и признал еретиками чуть ли не целое селение Монвимер. Местная светская власть ничтоже сумляшеся отправила на костёр 180 человек! Приговор благополучно прошёл все светские инстанции, и местный епепископ не посмел противиться воле самого графа Шампанского. На казни присутствовал даже король Наварры.
После этого ужасного массового заклания Боутр был вызван в Рим. Там он, уверенный в своей правоте, заявил, что вовсе не обязан уговаривать еретиков: он, видите ли, должен их просто сжигать.
В результате, решением Римского Понтифика, он окончил свои дни в темнице.
Как, говорится, его пример - другим наука. Таких нелюдей среди инквизиторов больше не было.