Ларёчное приключение
Я шел на работу утром с пустым желудком и остановился у ларька: не купить ли сосиску в тесте, и съесть? Потом вдруг повернулся и ушел.
Мгновенная и тягостная обида на мироустройство, что вот я взял и отказался секунду назад купить сосиску в тесте. Ибо обнаруживаю, что решение не купить не оплачиваемо, оно не вознаграждает никакой нужностью (= не вознаграждаемо) и не исходит из действенных требований. Решив в пользу благого дела - остаться с пустым желудком (ну, чтобы меньше полнеть) посредством поворота корпуса от окошка и шага прочь, - я остался с пустыми руками.
Мое решение не купить не было основано при своем возникновении на мотивации "не полнеть, блюсти фигуру" - той мысли, которая смутно маячила около головы уже с момента, когда я загляделся попервой на ту булку с сосиской. Это я автоматически просек, почувствовав обманутость, о какой рассказываю. Хуже того, мое решение и осталось неоснованным на той мотивации (или на каком-л. другом резоне) и секунду спустя, когда я отошел от ларька. Я это вижу, т.к. не поддался известному зуду отыскивать "задним числом" что-нибудь хорошее в уже решенном, с этой стороны нечестность не грозила. Хотя решение было осведомлено о мотиве "не полнеть, не болеть, быть в форме" (или нечто в той стороне бытия), оно приняло себя к совершению вне опоры на мотив, которым его можно объяснить. Мотив - это мотивировка, поскольку его действенность сознание признает в любое другое время, кроме времени решения. В это последнее время движущая функция мотива обессилена, потому что сознание заинтересовано обосновать себя (как необходимое такое или иное существование). Мотив принадлежит миру, а не "себя", а мир не нуждается в обосновании. Поэтому мир нейтрализуется, устраняется сознанием в решительной сессии.
(Впрочем, обосновать себя сознанию не удастся: сознание по самой природе своей обязано оставаться чистым отрицанием, к бытию стремящимся, но не могущим им стать; необходимость и наличие - вещи несовместимые. Оно лишь откроет в результате свое присутсвие в обновленном мире - обновленным в свете сделанного решения. Я увидел себя в мире-без-булки, который иной, чем мир до ларька.)
Но если скажут: сознание стало просто безотчетным в тот поворотный от окошка миг, а решение было уже навязано ему чуть ранее - когда мотив впервые явился, то возражу, в частности, что забыли: был ведь и противоположный мотив, не менее благородный ("заправиться едой, чтобы скрупулезная работа за компом протекала вальяжнее"). Мы всегда выбираем: возможностей две как минимум. Но не было никакой борьбы мотивов у сознания, помню, как не было и прихода триумфа одного из них. Просто оба мотива каруселили перед внутренним взором. Потом я повернул голову на дорогу, карусель погасла, и я обнаружил себя делающим шаг от окошка с растущей обидой внутри. Это было чистым отлетом от себя, как прыжок через ров; недоумение "что же это мной делается?" - вот предельная очевидность, которую только и удалось схватить рефлексией. Я был свидетелем, к какому решению я отлетаю не подталкиваем: отлет не был фундирован ничем, что и чувствовалось как обида за напрасность.
Мы принимаем решения всегда в условиях, но - без оснований. Достаточно протоколировать без предвзятости события сознания, как вот в описанном случае, чтобы убедиться. Всякое человеческое решение свободно, оно абсурдно (неоправдываемо при возникновении, раз мир не нуждается в оправдании), а человек ответствен за него (ведь это не мир принял за него решение). Но ответственность за то, что нельзя извинить, мы привычно называем "отсутствием алиби" или "виновностью". Понятно теперь, каков смысл гёцевой цитаты: «начало - преступление, люди нынче рождаются преступниками». Преступление у ларька, рождающее человека-без-сосиски.
Мгновенная и тягостная обида на мироустройство, что вот я взял и отказался секунду назад купить сосиску в тесте. Ибо обнаруживаю, что решение не купить не оплачиваемо, оно не вознаграждает никакой нужностью (= не вознаграждаемо) и не исходит из действенных требований. Решив в пользу благого дела - остаться с пустым желудком (ну, чтобы меньше полнеть) посредством поворота корпуса от окошка и шага прочь, - я остался с пустыми руками.
Мое решение не купить не было основано при своем возникновении на мотивации "не полнеть, блюсти фигуру" - той мысли, которая смутно маячила около головы уже с момента, когда я загляделся попервой на ту булку с сосиской. Это я автоматически просек, почувствовав обманутость, о какой рассказываю. Хуже того, мое решение и осталось неоснованным на той мотивации (или на каком-л. другом резоне) и секунду спустя, когда я отошел от ларька. Я это вижу, т.к. не поддался известному зуду отыскивать "задним числом" что-нибудь хорошее в уже решенном, с этой стороны нечестность не грозила. Хотя решение было осведомлено о мотиве "не полнеть, не болеть, быть в форме" (или нечто в той стороне бытия), оно приняло себя к совершению вне опоры на мотив, которым его можно объяснить. Мотив - это мотивировка, поскольку его действенность сознание признает в любое другое время, кроме времени решения. В это последнее время движущая функция мотива обессилена, потому что сознание заинтересовано обосновать себя (как необходимое такое или иное существование). Мотив принадлежит миру, а не "себя", а мир не нуждается в обосновании. Поэтому мир нейтрализуется, устраняется сознанием в решительной сессии.
(Впрочем, обосновать себя сознанию не удастся: сознание по самой природе своей обязано оставаться чистым отрицанием, к бытию стремящимся, но не могущим им стать; необходимость и наличие - вещи несовместимые. Оно лишь откроет в результате свое присутсвие в обновленном мире - обновленным в свете сделанного решения. Я увидел себя в мире-без-булки, который иной, чем мир до ларька.)
Но если скажут: сознание стало просто безотчетным в тот поворотный от окошка миг, а решение было уже навязано ему чуть ранее - когда мотив впервые явился, то возражу, в частности, что забыли: был ведь и противоположный мотив, не менее благородный ("заправиться едой, чтобы скрупулезная работа за компом протекала вальяжнее"). Мы всегда выбираем: возможностей две как минимум. Но не было никакой борьбы мотивов у сознания, помню, как не было и прихода триумфа одного из них. Просто оба мотива каруселили перед внутренним взором. Потом я повернул голову на дорогу, карусель погасла, и я обнаружил себя делающим шаг от окошка с растущей обидой внутри. Это было чистым отлетом от себя, как прыжок через ров; недоумение "что же это мной делается?" - вот предельная очевидность, которую только и удалось схватить рефлексией. Я был свидетелем, к какому решению я отлетаю не подталкиваем: отлет не был фундирован ничем, что и чувствовалось как обида за напрасность.
Мы принимаем решения всегда в условиях, но - без оснований. Достаточно протоколировать без предвзятости события сознания, как вот в описанном случае, чтобы убедиться. Всякое человеческое решение свободно, оно абсурдно (неоправдываемо при возникновении, раз мир не нуждается в оправдании), а человек ответствен за него (ведь это не мир принял за него решение). Но ответственность за то, что нельзя извинить, мы привычно называем "отсутствием алиби" или "виновностью". Понятно теперь, каков смысл гёцевой цитаты: «начало - преступление, люди нынче рождаются преступниками». Преступление у ларька, рождающее человека-без-сосиски.