Гнездо с ушами
Наш Дик, чёрный колли и меховая гора одновременно, линял бурым подшерстком, настолько мягким, что ангорские козы стыдливо потели и прятали глаза, стесняясь собственного несовершенства.
Поначалу пух, а иначе это невесомое облако назвать было нельзя, утилизировали вместе с картофельными очистками и арбузными корками, но на третьем мешке ценного сырья, плотно утрамбованного до состояния старого валенка, маменьке моей партизанке Татьяне пришла гениальная идея.
- Надо прясть!
Вердикт вынесен, дело осталось за малым: найти мастерицу. Мастерица нашлась на счёт три, непосредственно в маманином ПТУ, где мать неустанно трудилась, обучая маляров азам алхимии. За долю малую - пятьдесят процентов сданного лома сырого материала, ей обещали плотную нить собачьего мохера.
И действительно, с первого сданного мешка сырца мы заполучили целый клубок готового к употреблению продукта. Со второго, моток был в два раза меньше, а третий был свит в нитку из вычесанного китайского клетчатого шарфа (ну помните, тогда у всех были китайские пневмотермосы на три литра и эти псевдомохеровые шарфы).
Мастерицу это не смущало, но зато задело маменьку мою. Она-то наивная полагала, что обман невозможен (все же свои) и всё ждала, пока та извинится и принесёт ей на обмен правильный моточек. Но нет. Обмен не состоялся.
И тогда маменька приняла новое эпохальное решение. Она решила научиться прясть сама. Ну, нет такого дела, которое бы мамане не пришлось по силе. Через две недели проб и ошибок у неё из под рук выходила нить практически фабричного качества. Только, очень вонючая нить (собачий дух отбивался шампунем уже сильно после).
Очень удачно производственные мощности контролировались самой маманей. Как только рабочий материал вырабатывался, Дик раскладывался в коридоре для проведения донорской сдачи подшерстка. Возразить маменьке он не мог, даже если бы хотел.
Вот только по поводу хвоста они так и не пришли к согласию. Дик считал, что хотя бы этот его документ не подлежит корректировке, маменька же пыталась его убедить, что ретушь ещё никому не помешала.
По итогам непрерывной деятельности созидательного дуэта, каждый в доме имел шапку, шарф, жилет, варежки и одному счастливчику достался свитер.
А потом мамане захотелось экстравагантности. Она решила, что простой бурый мохнатый берет на голове - это скучно. И связала мне шапку-ушанку. Мне двенадцать лет, а у меня на голове гнездо с ушами. И ладно бы в этом гнезде я просто гуляла с собакой, ну или на худой конец в магазин ходила. Но нет же, маманя отправила меня в нем в школу.
Естественно, мое появление в столь элегантном виде не осталось без внимания.
- Васильева, это что за хренотень у тебя на башке? - на весь класс поинтересовалась учительница русского языка и литературы (по совместительству классная дама с аттестатом тюремного надзирателя).
- Это шапка из Дика, - с вызовом сообщила я, гордо подбоченившись.
- Да, ладно! Сегодня только эта тварь лаяла на меня. Я-то уж и мать твою, и собаку еёную знаю! - с торжествующим злорадством поймавшего на лжи, шипела «любимая» учительница.
Ну что взять с гадкого человека. Только забыть.
А у партизанки моей до сих пор есть шарф из Дика, который она наматывает тюрбаном, когда голова болит. Говорит, что лучшего средства от мигрени не придумано. Тридцать лет прошло, а Дик все ещё рядом с маманей и все ещё согревает ее своим теплом.