737-200 и Ракетчики 10
Вот такой, заплатанный, стоит в ангаре:
http://www.youtube.com/watch?v=f7P1MJtAfJc
Хороший самолет. Много их летает по миру. Но 154-й красивее. Поэтому вернемся в КуАИ семидесятых.
Ракетчики (продолжение):
Практика пролетела быстро, и в декабре мы приступили непосредственно к дипломному проектированию. С моим руководителем, Геной Резниченко, молодым ассистентом кафедры КиПС (конструкции и проектирование самолетов), мы обсудили возможные варианты темы и остановились на стеклопластиковом сельскохозяйственном самолете. Эта тема позволяла мне продолжить развитие алгоритма оптимизации трехслойных панелей и применить его при проектировании крыла данного самолета.
Дипломная работа имела три больших раздела: общее проектирование самолета, проектирование агрегата, исследовательская часть. Было еще что-то второстепенной важности, связанное с экономикой и охраной труда, кажется. Общее проектирование основывалось на статистическом исследовании прототипов, после чего определялась схема самолета, взлетный вес и прочие основные параметры. Так называемое «уравнение существования самолета» использовалось для этой цели. Общее проектирование включало в себя аэродинамические расчеты, выбор двигателей и оборудования, определение конструктивно-силовой схемы, выбор основных материалов, общую компоновку всего самолета. Интересно то, что я, пытаясь удовлетворить одному из очень важных требований для сельскохозяйственного самолета - хорошему обзору вперед и вниз, «изобрел» новую схему, отличающуюся тем, что кабина летчика располагалась над двигателем в носовой части самолета. Ни один из прототипов не имел ничего похожего. Да и вообще, самолеты с таким расположением кабины мне были неизвестны. Только спустя несколько лет, работая в ОКБ имени Сергея Владимировича Ильюшина, я обнаружил, что самолет с такой компоновкой существовал. Это был штурмовик Ил-20, спроектированный в 1948 году. Именно необходимость обеспечения отличного обзора вперед и вниз привело ильюшинских конструкторов к схеме, которую я заново, но по той же причине, придумал в 1973 году.
Мой, тоже необычный, алгоритм с тремя вложенными циклами (прочность, общая устойчивость, местная устойчивость) работал хорошо и быстро. «Проминь-М» располагался в 420-й комнате на четвертом этаже третьего корпуса. Много часов я проводил там, набирая и отлаживая программу, проводя расчеты. Даже сейчас это кажется удивительным, но моя программа нашла вполне реально выглядящий проект, где толщины и строительные высоты выглядели пропорционально и могли быть технологически реализованы.
Работа над дипломом шла легко и непринужденно. Хотя черчение никогда мне не нравилось, но даже это дело не вызывало больших затруднений. Рука была натренирована. Я, практически, не пользовался лекалами, и аэродинамические обводы рисовал от руки. Да и мелкие окружности и дуги чертил без циркуля. Просмотровая комиссия в начале февраля установила высокий процент готовности и назначила дату защиты - 18 февраля.
Наш ГЭК (странно, именно наш, а не наша, хотя ГЭК это государственная экзаменационная комиссия) заседал в актовом зале третьего корпуса. Чертежи на листах ватмана формата А1 крепились магнитами к специальным стойкам, поставленным на пол перед сценой. Комиссия располагалась на первых двух рядах зрительских кресел. Друзья и болельщики - позади. Все происходило достаточно динамично: 5 минут на доклад, 15 минут на вопросы и ответы, 5 минут на смену декораций, развешивание новых чертежей. За смену комиссия принимала до 10 защит. Результаты оглашались спустя 15-20 минут после последней защиты в этот же день. Защитившимся выдавали официальный академический значок в виде ромба с гербом СССР на светло-голубом фоне, с серебряными крылышками и надписью КуАИ. Значки сразу же крепились на пиджаки свежеиспеченных инженеров на зависть незащитившимся коллегам. Но это было не единственное различие. Свободные и беззаботные инженеры были проблемой для институтского руководства, так как начинали отмечать событие с огромным энтузиазмом.
У меня же получилось так, что я был первым в нашей компании, и это не давало возможности начать праздновать широко. Наоборот, добавилось работы и проблем - призвали на помощь отстающим товарищам. В частности мне поручили выпускать компоновочные чертежи санитарного варианта военно-транспортного самолета, проектируемого Пашей Пивоваром. Я очень старался, даже циркулем пользовался. Но Паша мои чертежи критиковал, обижался, считал, что я недостаточно аккуратен в работе над его проектом.
«Ну, ты чего так неаккуратно нарисовал это сечение по бортовой нервюре? Почему отверстия облегчения некруглые?» - спрашивал он.
«Паша, да они круглые, оси симметрии видишь? Они даже круглее, чем на моем самолете» - оправдывался я.
«Конечно, сам пятерку получил, а мне можно кое-как, на троечку» - продолжал Паша.
Моя дипломная работа была оценена отлично. Похоже, Паша завидовал немного этому. Он не видел мои чертежи, но был уверен, что отличную оценку могут поставить только за аккуратно нарисованные картинки. Я же уже на первом курсе понял, что черчение - отдельная профессия, и чертежи должны делать чертежники.
К концу февраля защитились все. Офицеры Советской Армии нового призыва получили предписания. Я, Кузя и Гена Щеков направлялись в Винницкую армию. Третьего марта в столовой третьего корпуса прошел выпускной банкет. Это замечательное событие должно быть описано особо. Сразу после банкета я отправился в Полтаву, чтобы четвертого апреля быть в штабе армии. Мы договорились, что второго апреля я встречу Гену и Валерку в Борисполе и мы вместе отправимся в штаб.
http://www.youtube.com/watch?v=f7P1MJtAfJc
Хороший самолет. Много их летает по миру. Но 154-й красивее. Поэтому вернемся в КуАИ семидесятых.
Ракетчики (продолжение):
Практика пролетела быстро, и в декабре мы приступили непосредственно к дипломному проектированию. С моим руководителем, Геной Резниченко, молодым ассистентом кафедры КиПС (конструкции и проектирование самолетов), мы обсудили возможные варианты темы и остановились на стеклопластиковом сельскохозяйственном самолете. Эта тема позволяла мне продолжить развитие алгоритма оптимизации трехслойных панелей и применить его при проектировании крыла данного самолета.
Дипломная работа имела три больших раздела: общее проектирование самолета, проектирование агрегата, исследовательская часть. Было еще что-то второстепенной важности, связанное с экономикой и охраной труда, кажется. Общее проектирование основывалось на статистическом исследовании прототипов, после чего определялась схема самолета, взлетный вес и прочие основные параметры. Так называемое «уравнение существования самолета» использовалось для этой цели. Общее проектирование включало в себя аэродинамические расчеты, выбор двигателей и оборудования, определение конструктивно-силовой схемы, выбор основных материалов, общую компоновку всего самолета. Интересно то, что я, пытаясь удовлетворить одному из очень важных требований для сельскохозяйственного самолета - хорошему обзору вперед и вниз, «изобрел» новую схему, отличающуюся тем, что кабина летчика располагалась над двигателем в носовой части самолета. Ни один из прототипов не имел ничего похожего. Да и вообще, самолеты с таким расположением кабины мне были неизвестны. Только спустя несколько лет, работая в ОКБ имени Сергея Владимировича Ильюшина, я обнаружил, что самолет с такой компоновкой существовал. Это был штурмовик Ил-20, спроектированный в 1948 году. Именно необходимость обеспечения отличного обзора вперед и вниз привело ильюшинских конструкторов к схеме, которую я заново, но по той же причине, придумал в 1973 году.
Мой, тоже необычный, алгоритм с тремя вложенными циклами (прочность, общая устойчивость, местная устойчивость) работал хорошо и быстро. «Проминь-М» располагался в 420-й комнате на четвертом этаже третьего корпуса. Много часов я проводил там, набирая и отлаживая программу, проводя расчеты. Даже сейчас это кажется удивительным, но моя программа нашла вполне реально выглядящий проект, где толщины и строительные высоты выглядели пропорционально и могли быть технологически реализованы.
Работа над дипломом шла легко и непринужденно. Хотя черчение никогда мне не нравилось, но даже это дело не вызывало больших затруднений. Рука была натренирована. Я, практически, не пользовался лекалами, и аэродинамические обводы рисовал от руки. Да и мелкие окружности и дуги чертил без циркуля. Просмотровая комиссия в начале февраля установила высокий процент готовности и назначила дату защиты - 18 февраля.
Наш ГЭК (странно, именно наш, а не наша, хотя ГЭК это государственная экзаменационная комиссия) заседал в актовом зале третьего корпуса. Чертежи на листах ватмана формата А1 крепились магнитами к специальным стойкам, поставленным на пол перед сценой. Комиссия располагалась на первых двух рядах зрительских кресел. Друзья и болельщики - позади. Все происходило достаточно динамично: 5 минут на доклад, 15 минут на вопросы и ответы, 5 минут на смену декораций, развешивание новых чертежей. За смену комиссия принимала до 10 защит. Результаты оглашались спустя 15-20 минут после последней защиты в этот же день. Защитившимся выдавали официальный академический значок в виде ромба с гербом СССР на светло-голубом фоне, с серебряными крылышками и надписью КуАИ. Значки сразу же крепились на пиджаки свежеиспеченных инженеров на зависть незащитившимся коллегам. Но это было не единственное различие. Свободные и беззаботные инженеры были проблемой для институтского руководства, так как начинали отмечать событие с огромным энтузиазмом.
У меня же получилось так, что я был первым в нашей компании, и это не давало возможности начать праздновать широко. Наоборот, добавилось работы и проблем - призвали на помощь отстающим товарищам. В частности мне поручили выпускать компоновочные чертежи санитарного варианта военно-транспортного самолета, проектируемого Пашей Пивоваром. Я очень старался, даже циркулем пользовался. Но Паша мои чертежи критиковал, обижался, считал, что я недостаточно аккуратен в работе над его проектом.
«Ну, ты чего так неаккуратно нарисовал это сечение по бортовой нервюре? Почему отверстия облегчения некруглые?» - спрашивал он.
«Паша, да они круглые, оси симметрии видишь? Они даже круглее, чем на моем самолете» - оправдывался я.
«Конечно, сам пятерку получил, а мне можно кое-как, на троечку» - продолжал Паша.
Моя дипломная работа была оценена отлично. Похоже, Паша завидовал немного этому. Он не видел мои чертежи, но был уверен, что отличную оценку могут поставить только за аккуратно нарисованные картинки. Я же уже на первом курсе понял, что черчение - отдельная профессия, и чертежи должны делать чертежники.
К концу февраля защитились все. Офицеры Советской Армии нового призыва получили предписания. Я, Кузя и Гена Щеков направлялись в Винницкую армию. Третьего марта в столовой третьего корпуса прошел выпускной банкет. Это замечательное событие должно быть описано особо. Сразу после банкета я отправился в Полтаву, чтобы четвертого апреля быть в штабе армии. Мы договорились, что второго апреля я встречу Гену и Валерку в Борисполе и мы вместе отправимся в штаб.