не любите мира и того, что в мире...
"Принадлежащее временности Dasein настоящее не имеет характера мгновения ока постоянно, т.е. Dasein экзистирует не постоянно как решительное, более того, ближайшим образом и по преимуществу оно нерешительно, отрешено от своей самой собственной способности быть". Нерешительное экзистирование есть, конечно, тоже экзистирование, но дело в том, что именно нерешительность характеризует повседневную действительность Dasein.
Почему так? Почему не всякий момент нашего времени мы держим за чуб бога Кайроса? Откуда эта вялая, лишенная решимости обыденность?
Dasein, в своем фактичном экзистировании, есть бытие-в-мире, бытие при вещах и со-бытие с другими. И понимает себя Dasein ближайшим образом и по преимуществу из вещей, из наличных и подручных вещей своего обихода. Но так понимать себя значит "набрасывать собственную способность быть на выполнимое, настоятельное, необходимое, целесообразное, присущее делам повседневной деловитости. ... Так Dasein приходит от вещей к себе" Dasein при этом понимает себя как существо, покинутое на милость вещей, зависящее от того, что вещи дают и в чем отказывают, от удачи и не удачи. Отношение Dasein и вещей оборачивается: способность Dasein быть набрасывает не само Dasein из самой своей самости, а как бы сами вещи.
Особо об отношении Dasein с другими, ближними. Здесь сказано нечто, поразившее меня сначала своей парадоксальностью, и, хотя некоторое понимание пришло, я в нем не уверен. Вот что пишет Хайдеггер: "Другие - ближние - только тогда рядом, когда они не находятся в непосредственной близости, до которой можно достать рукой. Они становятся понятными в их присутствии рядом из вещей и вместе с вещами". Х. вновь ссылается на Рильке, герой которого, наткнувшись на уцелевшую стену снесенного дома, встречает ближних - его жителей: "Мы замечаем, как просто и без усилий здесь мир, т.е. бытие-в-мире - Рильке называет это жизнью - бросается нам навстречу из вещей".
Что, как мне кажется, я понял? Речь, прежде всего, о восприятии ближнего повседневным, нерешительным экзистированием, не в моменты кайроса, а как это свойственно повседневности. В отношении ближнего увиденного рядом в "непосредственной близости, до которой можно достать рукой", когда он оголен от вещей, от предметности, мы не знаем ответа на вопрос "ты кто?", точнее: "ты что?". Ближний в повседневном несобственном существовании понятен только в отстранении, в контексте вещей, как вещь среди вещей. И прорыв к иному отношению "кайротичен"...
О будущем. Несобственное понимание себя из вещей, хотя и имеет характер наступающего, будущего, но это не собствено-свое будущее; Х. называет его "ожиданием" (Gewärtigen). Dasein ожидает своей способности быть от вещей - или же дожидается, когда истечет им срок. Наша способность быть при этом определяется из податливости или неподатливости вещей, которые нас заботят.
О прошлом. "Мы не воспроизводим то сущее, каковым мы были, мы не перенимаем самих себя в нашей фактичности". То, что мы есть (а в этом всегда заключено то, чем мы были), лежит некоторым образом позади нас, забытое". Забывание это не исчезновение бывшего, это "позитивно экстатический модус временности", состоящий в отстранении от самого собственного бывшего и замыкании того, от чего забывание отстраняется.
Бывшее - это не прошлое, которого нет, это модус экзистирования Dasein - в отличие от вещей, которые - прошлые.
Итак: "настоящее не собственно-своего понимания не имеет черт мгновения ока, так как этот модус настоящего временит себя из не-своего будущего. Не собственно-свое понимание имеет соответственно характер забывающего и вовлекающего в настоящее ожидания".
Как поется в одной песне: "Научи меня жить любовью, жизнью бедною и простой...".
Почему так? Почему не всякий момент нашего времени мы держим за чуб бога Кайроса? Откуда эта вялая, лишенная решимости обыденность?
Dasein, в своем фактичном экзистировании, есть бытие-в-мире, бытие при вещах и со-бытие с другими. И понимает себя Dasein ближайшим образом и по преимуществу из вещей, из наличных и подручных вещей своего обихода. Но так понимать себя значит "набрасывать собственную способность быть на выполнимое, настоятельное, необходимое, целесообразное, присущее делам повседневной деловитости. ... Так Dasein приходит от вещей к себе" Dasein при этом понимает себя как существо, покинутое на милость вещей, зависящее от того, что вещи дают и в чем отказывают, от удачи и не удачи. Отношение Dasein и вещей оборачивается: способность Dasein быть набрасывает не само Dasein из самой своей самости, а как бы сами вещи.
Особо об отношении Dasein с другими, ближними. Здесь сказано нечто, поразившее меня сначала своей парадоксальностью, и, хотя некоторое понимание пришло, я в нем не уверен. Вот что пишет Хайдеггер: "Другие - ближние - только тогда рядом, когда они не находятся в непосредственной близости, до которой можно достать рукой. Они становятся понятными в их присутствии рядом из вещей и вместе с вещами". Х. вновь ссылается на Рильке, герой которого, наткнувшись на уцелевшую стену снесенного дома, встречает ближних - его жителей: "Мы замечаем, как просто и без усилий здесь мир, т.е. бытие-в-мире - Рильке называет это жизнью - бросается нам навстречу из вещей".
Что, как мне кажется, я понял? Речь, прежде всего, о восприятии ближнего повседневным, нерешительным экзистированием, не в моменты кайроса, а как это свойственно повседневности. В отношении ближнего увиденного рядом в "непосредственной близости, до которой можно достать рукой", когда он оголен от вещей, от предметности, мы не знаем ответа на вопрос "ты кто?", точнее: "ты что?". Ближний в повседневном несобственном существовании понятен только в отстранении, в контексте вещей, как вещь среди вещей. И прорыв к иному отношению "кайротичен"...
О будущем. Несобственное понимание себя из вещей, хотя и имеет характер наступающего, будущего, но это не собствено-свое будущее; Х. называет его "ожиданием" (Gewärtigen). Dasein ожидает своей способности быть от вещей - или же дожидается, когда истечет им срок. Наша способность быть при этом определяется из податливости или неподатливости вещей, которые нас заботят.
О прошлом. "Мы не воспроизводим то сущее, каковым мы были, мы не перенимаем самих себя в нашей фактичности". То, что мы есть (а в этом всегда заключено то, чем мы были), лежит некоторым образом позади нас, забытое". Забывание это не исчезновение бывшего, это "позитивно экстатический модус временности", состоящий в отстранении от самого собственного бывшего и замыкании того, от чего забывание отстраняется.
Бывшее - это не прошлое, которого нет, это модус экзистирования Dasein - в отличие от вещей, которые - прошлые.
Итак: "настоящее не собственно-своего понимания не имеет черт мгновения ока, так как этот модус настоящего временит себя из не-своего будущего. Не собственно-свое понимание имеет соответственно характер забывающего и вовлекающего в настоящее ожидания".
Как поется в одной песне: "Научи меня жить любовью, жизнью бедною и простой...".