Нам - глубже
То, как Аристотель представляет время, соответствует расхожему пониманию времени - так резюмирует Хайдеггер проделанную толковательную работу. Нам же нужно идти вглубь, к истоку.
Следующий подпараграф этому и посвящен. И начинает Х. его с повтора ранее сделанного методологического замечания: о тавтологичности аристотелева определения времени. Я уже об этом писал, сочту за лучшее повторить:
((... очень, мне кажется, важное для понимания того, как работает Х. - его отношение к логическому кругу, к тавтологии)).
Он еще раз всматривается в гениальное (оценка Х.) определение Аристотеля. в его разворачивающем смысл пересказе: Время есть не просто нечто, исчисляемое в движении, но нечто, исчисляемое в движении, поскольку движение находится в поле внимания , направленного на "до" и "после", когда мы следим за ним как за движением. ((Обращаю внимание на то, как заиграла вторая вставка - слово "внимание". Она еще поработает!)).
Но ведь определять время как то, что встречается в горизонте "до" и "после", иначе: "раньше" и "позже", это - явная тавтология. "Раньше" и "позже" суть определения времени. Мы, таким образом, получаем, что, согласно Аристотелю, время есть то, что встречается в горизонте времени, время есть время...
Тупик? Нет, говорит Х., "мы не должны цепляться за слова. ... Возможно, второе слово "время" говорит нечто иное и более исходное по сравнению с тем, что Аристотель имеет в виду в самом определении времени. Возможно, аристотелево определение времени вовсе не тавтология, просто оно изменяет внутренней взаимосвязи аристотелева феномена времени, т.е. расхожим образом понятого времени, ради более исходного времени, которое мы называем временностью".
Итак, у Аристотеля, прочитанного глубже, чем он, возможно, сам себя отчетливо и твердо понимал, Х. обнаруживает то самое движение вглубь, от расхожего понимания времени к глубинной его сущности, временности, которое он положил себе в качестве задания. Нужно докопаться до происхождения расхожего понимания, каковое мы и обозначили словом "временность". Происхождение принадлежит сущности, через одно мы доберемся до другого.
Итак, в чем задача, как ее ставит Х.? Мы имеем расхожее (= аристотелево) понятие времени. Теперь нужно не просто увидеть свойства этого расхожим образом понятого времени, а обосновать их онтологически, т.е. понять их из более глубокого исходного понятия, обозначенного Х. как "временность". Какие это свойства? Х. напоминает: переходность "теперь", "одержание" временем как "теперь", "тогда" и "потом" сущего, исчисляемость и всегда-выявленность времени.
Расхожее понимание времени ближайшим образом заявляет себя в употреблении часов: время, как мы видели, встречается нам в "исчисляющем слежении-следовании" за движением стрелки часов. В терминах этого примера вопрос, на который должен быть получен ответ, таков: что это значит - употреблять часы? Расхожее понимание времени схватывает открывающееся в этом слежении за стрелкой исчисляемое время лишь как однонаправленную, необратимую последовательность "теперь". "Мы хотим удержать этот подход - отношение ко времени в употреблении часов - и благодаря более точной интерпретации этого способа соотноситься со временем и проживаемого при этом опыта времени проникнуть к тому, что делает возможным само [так проживаемое] время".
Следующий подпараграф этому и посвящен. И начинает Х. его с повтора ранее сделанного методологического замечания: о тавтологичности аристотелева определения времени. Я уже об этом писал, сочту за лучшее повторить:
((... очень, мне кажется, важное для понимания того, как работает Х. - его отношение к логическому кругу, к тавтологии)).
Он еще раз всматривается в гениальное (оценка Х.) определение Аристотеля. в его разворачивающем смысл пересказе: Время есть не просто нечто, исчисляемое в движении, но нечто, исчисляемое в движении, поскольку движение находится в поле внимания , направленного на "до" и "после", когда мы следим за ним как за движением. ((Обращаю внимание на то, как заиграла вторая вставка - слово "внимание". Она еще поработает!)).
Но ведь определять время как то, что встречается в горизонте "до" и "после", иначе: "раньше" и "позже", это - явная тавтология. "Раньше" и "позже" суть определения времени. Мы, таким образом, получаем, что, согласно Аристотелю, время есть то, что встречается в горизонте времени, время есть время...
Тупик? Нет, говорит Х., "мы не должны цепляться за слова. ... Возможно, второе слово "время" говорит нечто иное и более исходное по сравнению с тем, что Аристотель имеет в виду в самом определении времени. Возможно, аристотелево определение времени вовсе не тавтология, просто оно изменяет внутренней взаимосвязи аристотелева феномена времени, т.е. расхожим образом понятого времени, ради более исходного времени, которое мы называем временностью".
Итак, у Аристотеля, прочитанного глубже, чем он, возможно, сам себя отчетливо и твердо понимал, Х. обнаруживает то самое движение вглубь, от расхожего понимания времени к глубинной его сущности, временности, которое он положил себе в качестве задания. Нужно докопаться до происхождения расхожего понимания, каковое мы и обозначили словом "временность". Происхождение принадлежит сущности, через одно мы доберемся до другого.
Итак, в чем задача, как ее ставит Х.? Мы имеем расхожее (= аристотелево) понятие времени. Теперь нужно не просто увидеть свойства этого расхожим образом понятого времени, а обосновать их онтологически, т.е. понять их из более глубокого исходного понятия, обозначенного Х. как "временность". Какие это свойства? Х. напоминает: переходность "теперь", "одержание" временем как "теперь", "тогда" и "потом" сущего, исчисляемость и всегда-выявленность времени.
Расхожее понимание времени ближайшим образом заявляет себя в употреблении часов: время, как мы видели, встречается нам в "исчисляющем слежении-следовании" за движением стрелки часов. В терминах этого примера вопрос, на который должен быть получен ответ, таков: что это значит - употреблять часы? Расхожее понимание времени схватывает открывающееся в этом слежении за стрелкой исчисляемое время лишь как однонаправленную, необратимую последовательность "теперь". "Мы хотим удержать этот подход - отношение ко времени в употреблении часов - и благодаря более точной интерпретации этого способа соотноситься со временем и проживаемого при этом опыта времени проникнуть к тому, что делает возможным само [так проживаемое] время".