Платонов - несколько другой, но тот же: "Фро"
Продолжили по возвращении с Дальнего Востока чтение Платонова. Прочитали четыре рассказа в таком порядке: "Фро", "Семен", "Третий сын", "Июльская гроза" и "Алтеркэ". Все они, в отличие от "Чевенгура" и "Котлована" опубликованы при жизни и нареканий от партийной критики за них вроде бы не было. Идейно приемлемые, значит.
Что их отличает? Во-первых, язык - без характерных для П. особенностей. Язык классической русской прозы, не смущающий, так сказать, понятный.
И в то же время это Платонов, он!
"Он уехал далеко и надолго, почти безвозвратно. Паровоз курьерского поезда, удалившись, запел в открытом пространстве на расставание: провожающие ушли с пассажирской платформы обратно к оседлой жизни, появился носильщик со шваброй и начал убирать перрон, как палубу корабля, оставшегося на мели.- Посторонитесь, гражданка! - сказал носильщик двум одиноким полным ногам. Женщина отошла к стене, к почтовому ящику, и прочитала на нем сроки выемки корреспонденции: вынимали часто, можно писать письма каждый день. Она потрогала пальцем железо ящика - оно было прочное, ничья душа в письме не пропадет отсюда".
Это начало рассказа. А ситуация в том, что от Фроси-Фро уехал на Дальний Восток - "настраивать и пускать в работу таинственные электрические приборы. Он всегда занимался тайнами машин, надеясь посредством механизмов преобразовать весь мир для блага и наслаждения человечества или еще для чего-то - жена его точно не знала".
"Накануне ночи в мире все было слишком отчетливо видно, ослепительно и призрачно - он казался поэтому несуществующим.
Молодая женщина остановилась от удивления среди столь странного света: за двадцать лет прожитой жизни она не помнила такого опустевшего, сияющего, безмолвного пространства; она чувствовала, что в ней самой слабеет сердце от легкости воздуха, от надежды, что любимый человек приедет обратно. Она увидела свое отражение в окне парикмахерской: наружность пошлая, волосы взбиты и положены воланами (такую прическу носили когда-то в девятнадцатом веке), серые глубокие глаза глядят с напряженной, словно деланной нежностью, - она привыкла любить уехавшего, она хотела быть любимой им постоянно, непрерывно, чтобы внутри ее тела, среди обыкновенной, скучной души, томилась и произрастала вторая, милая жизнь. Но сама она не могла любить, как хотела, - сильно и постоянно; она иногда уставала и тогда плакала от огорчения, что сердце ее не может быть неутомимым".
Ну не перепечатывать же его целиком, хотя хочется.
Там еще совершенно замечательный отец, машинист (любимые герои П. - машинисты и поезда), которого перевели было на пенсию, но он так тосковал по работе, что его оставили в резерве и изредка вызывали взамен заболевших и для выполнения работы полегче. И он всегда ждет, всегда наготове.
А с Фро такая дальше история. После рассказа о том, как она пытается занять себя и заполнить пробоину в жизни, созданную отъездом мужа, мы узнаем о ее безумном поступке: она от имени отца посылает мужу телеграмму, что Фрося заболела и при смерти...
Но не этот выверт сюжета удивителен. Удивительна реакция на этот поступок обоих мужчин.
Отец, которого дочь отправила на почту отослать телеграмму, попросив не читать ее, прочитал конечно: "Мало ли что, - решил он, - может, дочка заблуждение пишет, надо поглядеть". А поглядев: "Их дело молодое!" - подумал Нефед Степанович и отдал телеграмму в приемное окно".
Ну и встреча с немедленно приехавшим мужем:
"Из поезда на этой станции вышел только один пассажир. Он был в шляпе, в длинном синем плаще, запавшие глаза его блестели от внимания. К нему побежала женщина.
- Фро! - сказал пассажир и бросил чемодан на перрон.
Отец потом поднял этот чемодан и понес его следом за дочерью и зятем.
На полдороге дочь обернулась к отцу.
- Папа, ступай в депо, попроси, чтобы тебе поездку дали, - тебе ведь скучно все время дома сидеть...
- Скучно, - согласился старик. - Сейчас пойду. Возьми у меня чемодан.
Зять глядел на старого машиниста.
- Здравствуйте, Нефед Степанович!
- Здравствуй, Федя! С приездом!
- Спасибо, Нефед Степанович...
Молодой человек хотел еще что-то сказать, но старик передал чемодан Фросе и ушел в сторону, в депо.
- Милый, я всю квартиру прибрала, - говорила Фрося. - Я не умирала.
- Я догадался в поезде, что ты не умираешь, - отвечал муж. - Я верил твоей телеграмме недолго...
- А почему же ты тогда приехал? - удивилась Фрося.
- Я люблю тебя, я соскучился, - грустно сказал Федор.
Фрося опечалилась.
- Я боюсь, что ты меня разлюбишь когда-нибудь, и тогда я вправду умру...
Федор поцеловал ее сбоку в лицо.
- Если умрешь, ты тогда всех забудешь, и меня, - сказал он.
Фрося оправилась от горя.
- Нет, умирать неинтересно. Это пассивность.
- Конечно, пассивность, - улыбнулся Федор; он любил ее высокие, ученые слова. Раньше Фро даже специально просила, чтобы он научил ее умным фразам, и он написал ей целую тетрадь умных и пустых слов: «Кто сказал „а“, должен говорить „б“», «Камень, положенный во главу угла», «Если это так, а это именно так» - и тому подобное. Но Фро догадалась про обман. Она спросила его: «А зачем после буквы „а“ обязательно говорить „б“, а если не надо и я не хочу?»
Там еще конец есть, не менее неожиданный и красивый. И абсолютно идейно выдержанный, не придерешься.
И ни грана лжи.
Что их отличает? Во-первых, язык - без характерных для П. особенностей. Язык классической русской прозы, не смущающий, так сказать, понятный.
И в то же время это Платонов, он!
"Он уехал далеко и надолго, почти безвозвратно. Паровоз курьерского поезда, удалившись, запел в открытом пространстве на расставание: провожающие ушли с пассажирской платформы обратно к оседлой жизни, появился носильщик со шваброй и начал убирать перрон, как палубу корабля, оставшегося на мели.- Посторонитесь, гражданка! - сказал носильщик двум одиноким полным ногам. Женщина отошла к стене, к почтовому ящику, и прочитала на нем сроки выемки корреспонденции: вынимали часто, можно писать письма каждый день. Она потрогала пальцем железо ящика - оно было прочное, ничья душа в письме не пропадет отсюда".
Это начало рассказа. А ситуация в том, что от Фроси-Фро уехал на Дальний Восток - "настраивать и пускать в работу таинственные электрические приборы. Он всегда занимался тайнами машин, надеясь посредством механизмов преобразовать весь мир для блага и наслаждения человечества или еще для чего-то - жена его точно не знала".
"Накануне ночи в мире все было слишком отчетливо видно, ослепительно и призрачно - он казался поэтому несуществующим.
Молодая женщина остановилась от удивления среди столь странного света: за двадцать лет прожитой жизни она не помнила такого опустевшего, сияющего, безмолвного пространства; она чувствовала, что в ней самой слабеет сердце от легкости воздуха, от надежды, что любимый человек приедет обратно. Она увидела свое отражение в окне парикмахерской: наружность пошлая, волосы взбиты и положены воланами (такую прическу носили когда-то в девятнадцатом веке), серые глубокие глаза глядят с напряженной, словно деланной нежностью, - она привыкла любить уехавшего, она хотела быть любимой им постоянно, непрерывно, чтобы внутри ее тела, среди обыкновенной, скучной души, томилась и произрастала вторая, милая жизнь. Но сама она не могла любить, как хотела, - сильно и постоянно; она иногда уставала и тогда плакала от огорчения, что сердце ее не может быть неутомимым".
Ну не перепечатывать же его целиком, хотя хочется.
Там еще совершенно замечательный отец, машинист (любимые герои П. - машинисты и поезда), которого перевели было на пенсию, но он так тосковал по работе, что его оставили в резерве и изредка вызывали взамен заболевших и для выполнения работы полегче. И он всегда ждет, всегда наготове.
А с Фро такая дальше история. После рассказа о том, как она пытается занять себя и заполнить пробоину в жизни, созданную отъездом мужа, мы узнаем о ее безумном поступке: она от имени отца посылает мужу телеграмму, что Фрося заболела и при смерти...
Но не этот выверт сюжета удивителен. Удивительна реакция на этот поступок обоих мужчин.
Отец, которого дочь отправила на почту отослать телеграмму, попросив не читать ее, прочитал конечно: "Мало ли что, - решил он, - может, дочка заблуждение пишет, надо поглядеть". А поглядев: "Их дело молодое!" - подумал Нефед Степанович и отдал телеграмму в приемное окно".
Ну и встреча с немедленно приехавшим мужем:
"Из поезда на этой станции вышел только один пассажир. Он был в шляпе, в длинном синем плаще, запавшие глаза его блестели от внимания. К нему побежала женщина.
- Фро! - сказал пассажир и бросил чемодан на перрон.
Отец потом поднял этот чемодан и понес его следом за дочерью и зятем.
На полдороге дочь обернулась к отцу.
- Папа, ступай в депо, попроси, чтобы тебе поездку дали, - тебе ведь скучно все время дома сидеть...
- Скучно, - согласился старик. - Сейчас пойду. Возьми у меня чемодан.
Зять глядел на старого машиниста.
- Здравствуйте, Нефед Степанович!
- Здравствуй, Федя! С приездом!
- Спасибо, Нефед Степанович...
Молодой человек хотел еще что-то сказать, но старик передал чемодан Фросе и ушел в сторону, в депо.
- Милый, я всю квартиру прибрала, - говорила Фрося. - Я не умирала.
- Я догадался в поезде, что ты не умираешь, - отвечал муж. - Я верил твоей телеграмме недолго...
- А почему же ты тогда приехал? - удивилась Фрося.
- Я люблю тебя, я соскучился, - грустно сказал Федор.
Фрося опечалилась.
- Я боюсь, что ты меня разлюбишь когда-нибудь, и тогда я вправду умру...
Федор поцеловал ее сбоку в лицо.
- Если умрешь, ты тогда всех забудешь, и меня, - сказал он.
Фрося оправилась от горя.
- Нет, умирать неинтересно. Это пассивность.
- Конечно, пассивность, - улыбнулся Федор; он любил ее высокие, ученые слова. Раньше Фро даже специально просила, чтобы он научил ее умным фразам, и он написал ей целую тетрадь умных и пустых слов: «Кто сказал „а“, должен говорить „б“», «Камень, положенный во главу угла», «Если это так, а это именно так» - и тому подобное. Но Фро догадалась про обман. Она спросила его: «А зачем после буквы „а“ обязательно говорить „б“, а если не надо и я не хочу?»
Там еще конец есть, не менее неожиданный и красивый. И абсолютно идейно выдержанный, не придерешься.
И ни грана лжи.