500 миллионов бегумы. Опыт критического прочтения (часть третья)
(часть вторая)
Опять таки, попытки Жюль Верна нарисовать психологический потрет своего Сталина следует признать неудачными. Психология никогда не была сильной стороной творчества фантаста, а уж личность Сталина оставалась загадкой и для людей, более сведущих в этой области.
По Верну, "...господствующей чертой его характера был чудовищный, всепоглощающий эгоизм, проявлявшийся прежде всего в неукротимом, гнусном тщеславии. Стараясь во всем потворствовать этой отвратительной черте, Марсель неуклонно согласовывал с ней каждый свой поступок, каждое слово. За очень короткое время Марсель так хорошо овладел этим искусством, что Шульце в его руках был подобен инструменту в опытных руках музыканта".
Представить, что человеком, победившим в стольких смертельных схватках, мог манипулировать простой американский шпион - невозможно. Это уже ненаучная фантастика. Жюль Верн слишком активно выдаёт желаемое за действительное; знаменитому фантасту изменяет чувство меры.
К неудачам следует отнести и образы Арминия и Сигимера, "Это были личные телохранители Шульце, вершители его правосудия, палачи и тюремщики". Двум молодцам гораздо больше подошли бы имена Mishka и Styopka, как их бы и звали, не преврати автор СССР в условную Германию.
"...Краснорожие, бородатые великаны с бычьими шеями, с геркулесовскими мускулами, неизменно одетые в серые казакины... Они были буквально увешаны оружием - револьверами, пистолетами, кинжалами" - именно так изображает автор службу безопасности всесильного диктатора.
Мишка-"Арминий" и Стёпка-"Сигимер" будто бы сошли со страниц дешевого английского(французского, немецкого) романа 19 века "про Россию". И, к сожалению, это не стилизация. Даже такой писатель, как Жюль Верн, до конца не избавился от глупейших стереотипов.
Марсель узнает, что Шульце создал гигантскую пушку, способную достать до Франсенвилля. Речь идёт о межконтинентальном баллистическом оружии.
Снаряд огромной пушки "представляет собою сотню маленьких, симметрично расположенных пушечек, которые входят одна в другую наподобие цилиндров в подзорной трубе. Эти пушечки... через мгновение выбрасывают из себя маленькие бомбы с зажигательными веществами. Это все равно как если бы я бросил в пространство целую батарею, способную охватить пожаром и смертью весь город, объять его со всех сторон бушующим, неугасимым огнем... Вскоре я произведу один опыт, и тогда те, что сомневаются, смогут собственными руками ощупать сотни тысяч трупов, которые мой снаряд уложит на месте".
Похоже на описание атомного оружия. Но что тогда символизируют ранее упомянутые в тексте повести "замораживающие снаряды", ещё одно разрабатываемое в Штальштадте оружие массового поражения?
Лично я считаю, что мифологическая символика атомного оружия тут разделена между "зажигательными" и "замораживающими" снарядами. Первым досталось тепловое излучение и взрывная волна, вторые получили поражающее действие радиации, тихую смерть: "охваченная его действием зона остается зараженной в течение нескольких часов после взрыва и всякое существо, осмеливающееся проникнуть туда, погибает".
Но допустима и версия, по которой зажигательное оружие - собственно атомная бомба, а замораживающее - нечто новое и фантастическое, вроде биологического оружия или нейтронной бомбы. Текст можно читать и так, и так.
Мне интересно другое. Гигантская пушка, стреляющая снарядом с зажигательной смесью, который взрывается над целью, заливая её огнём, снова появляется в романе Федора Березина "Огромный черный корабль" [8]. Достаточно любопытный пример очевидной преемственности, особенно если учесть поднимаемые Березиным темы.
Профессор Шульце хочет испытать свою пушку на Франсенвилле. Франсенвилльского шпиона Марселя Брукмана приговаривают к смерти, не потому, что узнали о его шпионской деятельности, а лишь в ходе обычных мероприятий по обеспечению ротации кадров. Но Марселю чудом удаётся сбежать и покинуть негостеприимный Штальштадт. Преодолев реки, горы и равнины, он, наконец, добирается до родного Франсенвилля и предупреждает жителей об обасности.
Жюль Верн даже описывает классический образец американского ораторского искусства:
"Простым, энергичным языком, без всяких ораторских ухищрений и прикрас, но внятно и ясно, как говорят люди, которые знают, что они хотят сказать, полковник Гендон рассказал собравшимся о том, как герр Шульце, всегда питавший ненависть к Франции, к доктору Саразену, поклялся погубить его детище и теперь намеревается привести эту клятву в исполнение. В его распоряжении, как сообщал "Нью-Йорк геральд", имеются чудовищные средства, с помощью которых он собирается стереть с лица земли Франсевилль со всеми его жителями".
Франсенвилль готовится к войне. Франсенвилльцы, впервые в своей истории, прячутся в бомбоубежища. Главный вопрос, возникающий у них по поводу неизбежной войны - "Какая сумма денег потребуется для того, чтобы немедленно начать работы по обороне города?" Главная цель - сохранить жизни как можно большего числа своих граждан. "Но в первую очередь, конечно, надо спасти население, потому что в конце концов, если нам не удастся спасти дома, памятники, если даже, несмотря на наши усилия, весь город сгорит дотла, то мы сможем построить его заново. Для этого нужны только время и деньги.
Но снаряд, которым стреляет Штальштадт, не падает на Франсенвилль, а выходит на орбиту, став первым искусственным спутником Земли. Профессор Шульце ошибся в расчётах?
"Друзья мои! - воскликнул он - Или цифры лгут, или угроза, нависшая над нами, рассеется, как кошмар. Расчеты Шульце идут вразрез с основными законами баллистики... Его чудовищный снаряд пролетит над Франсевиллем, не причинив ему никакого вреда". Марсель пишет своему бывшему начальнику, профессору Шульце, издевательское письмо: "...Ваша пушка поистине достойна всяческого удивления, но самое удивительное в ней это то, что снаряды, которые она выбрасывает при помощи такого чудовищного заряда пороха, никому не могут причинить вреда, ибо они никогда никуда не попадут... Но выпустить заряд в двести тысяч долларов, чтобы подарить миру новую звезду, а Земле - нового спутника, право, это не так уж дорого".
Зато каков пропагандисткий эффект! Помните, что повесть написана ещё при жизни Сталина, так что тут Жюль Верн опять демонстрирует свои аналитические способности. СССР действительно первым запустит в космос искусственный спутник Земли, и не вина Жюль Верна, что Сталин до этого не дожил. Но предсказав это эпохальное событие, Жюль Верн заранее пытается принизить, осмеять его. Ха-ха, русские хотели запустить в Америку Бомбу, а вместо этого вывели на орбиту Спутник. Но через несколько лет американским генералам будет уже не до смеха - они-то поймут, что если русские смогли запустить Спутник, они спокойно запустят и Бомбу.
Ненамного отвлечёмся и посмотрим на то, как управляется Франсенвилль. Ещё одна развернутая цитата:
"Это была просторная, светлая комната. Три ее стены были до самого потолка заставлены книжными полками, четвертая увешана картинами, а под ними, на уровне человеческого роста, виднелся ряд обозначенных номерами раструбов, похожих на акустические трубки.
- С помощью телефона мы теперь можем созвать совет, не выходя из дому, - сказал доктор и, нажав кнопку, мгновенно соединился с квартирами членов муниципального совета.
---
Часы показывали восемь. Заседание продолжалось всего восемнадцать минут и никому не доставило никаких хлопот".
И сразу:
"Доктор Саразен сообщил по телефону резолюцию совета в городскую ратушу, и тотчас же на двухстах восьмидесяти колоннах, которые стояли на всех перекрестках города, зазвонили электрические колокола, а стрелки светящихся циферблатов, установленных на этих колоннах, остановились на половине девятого - часе, назначенном для собрания франсевилльцев... Большинство граждан уже знало, чем вызвано сегодняшнее собрание, так как заседание совета записывалось фонографом в ратуше и тотчас же было передано в газеты, а те моментально отпечатали экстренный выпуск, который в виде афиш расклеили по всему городу".
Перед нами описание использования в государственном управлении первых, тогда ещё примитивных информационных и сетевых технологий. И пусть нас не смущает отсутствие графического интерфейса. В начале пятидесятых предсказать его было сложнее, чем полёты на Луну. Всё делается ради обеспечения скорости принятия решений и доведения их до сведения населения. Нет, даже Жюль Верн пишет о "строгом соблюдении тайны военных приготовлений" и о том, что "каковы были решения, принятые советом обороны, в это жители города не были подробно посвящены, но инструкции, вытекавшие из этих решении, ежедневно печатались в прессе". Но его идеал - максимальная гласность и децентрализация управления. Конечно, ни тогдашняя, ни сегодняшняя Америка этому идеалу не соответствовуют
Главное, отметим, что выбирая между скоростью передачи и обработки информации, и обеспечением её секрётности, Франсенвилль последовательно делает ставку на скорость. И снова повторим, что тут Жюль Верн выдавал желаемое за действительное, или, хотя бы, возможное.
Кстати, утопическая "Америка", "Свободный мир" Жюль Верна отличается от привычных нам США и отношением к военной службе, и положением женщин. Но эта тема требует отдельного исследования.
Итак, после запуска первого штальштадтского спутника, Франсенвилль тратит огромные средства на развитие своей армии и военной промышленности. По улицам ходят патрули, вокруг города строятся редуты и долговременные огневые точки, среди населения распространяются панические слухи:
"Кто-то сообщил, что герр Шульце ведет переговоры с несколькими судоходными транспортными компаниями о перевозке своих орудий. Вслед за этой "уткой" спустя некоторое время кто-то пустил другую, за ней третью, и они стали появляться чуть ли не каждый день. То это были слухи о том, что флот Шульце взял курс на Франсевилль, то сообщалось, что железная дорога в Сакраменто перерезана отрядами улан, свалившимися, по-видимому, с неба".
Одним словом, "Русские идут".
Но внезапно, все эти приготовления оказываются бесполезными. Холодная война между Франсевиллем и Штальштадтом неожиданно заканчивается.
Никто "не мог ожидать события, которое вскоре должно было поразить всех, хотя это было естественным, неизбежным следствием того противоестественного положения вещей, когда один человек держит в своих руках все, - а это был основной закон Стального города".
Профессор Шульце сконцентрировал в своих руках все нити управления Штальштадтом. Он запирается в своей башне, куда стекались все донесения и откуда рассылались все приказы. Отметим, что эта тема виртуализации власти получит потом полное и оригинальное развитие в повести Назарова [9] (и тоже Башня, что указывает на прямую преемственность), и, под другим углом, встретится у Березина [8], на сей раз в образе Пирамиды. Там, в сердце Штальштадта, Шульце становится жертвой случайно разорвавшего "замораживающего снаряда", погибнув под воздействием созданного им же оружия массового поражения.
"Но этот злосчастный изобретатель стал жертвой собственного изобретения. Он был убит одним из тех страшных снарядов, которыми он намеревался уничтожить наш город".
Жюль Верн обыгрывает легенду о Сталине, убитом радиацией, например, от сувенира с места испытания советской ядерной бомбы. Следовательно, впервые эта легенда появилась ещё при жизни Сталина! Впоследствии, кстати, Кир Булычев использует её в своей книге "Заповедник для академиков" из цикла "Река Хронос" [10].
После смерти Сталина-Шульце Стальной город разваливается, как карточный домик. И всё. Франсенвиллю больше не с кем воевать.
Реальность показала утопичность представлений Жюль Верна. Знаменитый предсказатель ошибся. Советская система оказалась гораздо прочнее жизни одного человека, даже такого, как Сталин. Шульце умер, а Штальштадт живёт и процветает - вот что могли подумать проницательные советские читатели в 61 году, прочитав "детскую" книгу известного американского фантаста.
И всё же, наш рассказ не закончен. Посмотрим, что именно предсказывал нашей стране Жюль Верн.
"- Какой вздор! - говорили одни. - Это наверняка чьи-то фокусы! Кто поверит такой утке!
- Нет, не говорите, - возражали другие, - дыма без огня не бывает.
- Да разве такое предприятие может лопнуть?
- Всякое предприятие может лопнуть.
- Подумайте, какой капитал! Одно оборудование оценивается свыше восьмидесяти миллионов!
- Не считая литья, стали, запасов и готовой продукции!
...
- А что, разве на наших глазах такие вещи не случаются чуть ли не каждый день, да еще с самыми солидными фирмами.
- Штальштадт - не фирма, это целый город.
- Во всяком случае, до краха тут дело дойти не может. Сейчас же
объявится какая-нибудь компания и заберет это дело в свои руки".
Но, несмотря на свои ресурсы, на то, что он не мог лопнуть, на то, что это, в конце концов, была не фирма, а целая страна - Штальштадт оказывается банкротом. И никому не удаётся взять дело в свои руки и предотвратить крах. Хотя поначалу в это не могли поверить "даже на Сан-Франциской бирже". Но вот Центральный банк Нью-Йорка объявляет - за Штальштадтом долг в "47 миллионов долларов".
"Затишье на бирже, отмеченное экспертами, рано утром сменилось лихорадочным оживлением. Какие взлеты, скачки! Какой неистовый разгул спекуляции! Подскочили стальные акции, повысились угольные! Пошли вверх акции всех литейных предприятий Соединенных Штатов Америки. Мгновенно выросли цены на фабричные изделия любой отрасли всех видов железной промышленности. Поднялись в цене земельные участки Франсевилля".
Как и большую часть повести, этот рост цен следует понимать аллегорически. Было два фантастических города, каждый воплощал свой вариант будущего. Остался только один. Неудивительно, что цена за место в таком будущем сразу поползла вверх!
(часть четвертая)
Опять таки, попытки Жюль Верна нарисовать психологический потрет своего Сталина следует признать неудачными. Психология никогда не была сильной стороной творчества фантаста, а уж личность Сталина оставалась загадкой и для людей, более сведущих в этой области.
По Верну, "...господствующей чертой его характера был чудовищный, всепоглощающий эгоизм, проявлявшийся прежде всего в неукротимом, гнусном тщеславии. Стараясь во всем потворствовать этой отвратительной черте, Марсель неуклонно согласовывал с ней каждый свой поступок, каждое слово. За очень короткое время Марсель так хорошо овладел этим искусством, что Шульце в его руках был подобен инструменту в опытных руках музыканта".
Представить, что человеком, победившим в стольких смертельных схватках, мог манипулировать простой американский шпион - невозможно. Это уже ненаучная фантастика. Жюль Верн слишком активно выдаёт желаемое за действительное; знаменитому фантасту изменяет чувство меры.
К неудачам следует отнести и образы Арминия и Сигимера, "Это были личные телохранители Шульце, вершители его правосудия, палачи и тюремщики". Двум молодцам гораздо больше подошли бы имена Mishka и Styopka, как их бы и звали, не преврати автор СССР в условную Германию.
"...Краснорожие, бородатые великаны с бычьими шеями, с геркулесовскими мускулами, неизменно одетые в серые казакины... Они были буквально увешаны оружием - револьверами, пистолетами, кинжалами" - именно так изображает автор службу безопасности всесильного диктатора.
Мишка-"Арминий" и Стёпка-"Сигимер" будто бы сошли со страниц дешевого английского(французского, немецкого) романа 19 века "про Россию". И, к сожалению, это не стилизация. Даже такой писатель, как Жюль Верн, до конца не избавился от глупейших стереотипов.
Марсель узнает, что Шульце создал гигантскую пушку, способную достать до Франсенвилля. Речь идёт о межконтинентальном баллистическом оружии.
Снаряд огромной пушки "представляет собою сотню маленьких, симметрично расположенных пушечек, которые входят одна в другую наподобие цилиндров в подзорной трубе. Эти пушечки... через мгновение выбрасывают из себя маленькие бомбы с зажигательными веществами. Это все равно как если бы я бросил в пространство целую батарею, способную охватить пожаром и смертью весь город, объять его со всех сторон бушующим, неугасимым огнем... Вскоре я произведу один опыт, и тогда те, что сомневаются, смогут собственными руками ощупать сотни тысяч трупов, которые мой снаряд уложит на месте".
Похоже на описание атомного оружия. Но что тогда символизируют ранее упомянутые в тексте повести "замораживающие снаряды", ещё одно разрабатываемое в Штальштадте оружие массового поражения?
Лично я считаю, что мифологическая символика атомного оружия тут разделена между "зажигательными" и "замораживающими" снарядами. Первым досталось тепловое излучение и взрывная волна, вторые получили поражающее действие радиации, тихую смерть: "охваченная его действием зона остается зараженной в течение нескольких часов после взрыва и всякое существо, осмеливающееся проникнуть туда, погибает".
Но допустима и версия, по которой зажигательное оружие - собственно атомная бомба, а замораживающее - нечто новое и фантастическое, вроде биологического оружия или нейтронной бомбы. Текст можно читать и так, и так.
Мне интересно другое. Гигантская пушка, стреляющая снарядом с зажигательной смесью, который взрывается над целью, заливая её огнём, снова появляется в романе Федора Березина "Огромный черный корабль" [8]. Достаточно любопытный пример очевидной преемственности, особенно если учесть поднимаемые Березиным темы.
Профессор Шульце хочет испытать свою пушку на Франсенвилле. Франсенвилльского шпиона Марселя Брукмана приговаривают к смерти, не потому, что узнали о его шпионской деятельности, а лишь в ходе обычных мероприятий по обеспечению ротации кадров. Но Марселю чудом удаётся сбежать и покинуть негостеприимный Штальштадт. Преодолев реки, горы и равнины, он, наконец, добирается до родного Франсенвилля и предупреждает жителей об обасности.
Жюль Верн даже описывает классический образец американского ораторского искусства:
"Простым, энергичным языком, без всяких ораторских ухищрений и прикрас, но внятно и ясно, как говорят люди, которые знают, что они хотят сказать, полковник Гендон рассказал собравшимся о том, как герр Шульце, всегда питавший ненависть к Франции, к доктору Саразену, поклялся погубить его детище и теперь намеревается привести эту клятву в исполнение. В его распоряжении, как сообщал "Нью-Йорк геральд", имеются чудовищные средства, с помощью которых он собирается стереть с лица земли Франсевилль со всеми его жителями".
Франсенвилль готовится к войне. Франсенвилльцы, впервые в своей истории, прячутся в бомбоубежища. Главный вопрос, возникающий у них по поводу неизбежной войны - "Какая сумма денег потребуется для того, чтобы немедленно начать работы по обороне города?" Главная цель - сохранить жизни как можно большего числа своих граждан. "Но в первую очередь, конечно, надо спасти население, потому что в конце концов, если нам не удастся спасти дома, памятники, если даже, несмотря на наши усилия, весь город сгорит дотла, то мы сможем построить его заново. Для этого нужны только время и деньги.
Но снаряд, которым стреляет Штальштадт, не падает на Франсенвилль, а выходит на орбиту, став первым искусственным спутником Земли. Профессор Шульце ошибся в расчётах?
"Друзья мои! - воскликнул он - Или цифры лгут, или угроза, нависшая над нами, рассеется, как кошмар. Расчеты Шульце идут вразрез с основными законами баллистики... Его чудовищный снаряд пролетит над Франсевиллем, не причинив ему никакого вреда". Марсель пишет своему бывшему начальнику, профессору Шульце, издевательское письмо: "...Ваша пушка поистине достойна всяческого удивления, но самое удивительное в ней это то, что снаряды, которые она выбрасывает при помощи такого чудовищного заряда пороха, никому не могут причинить вреда, ибо они никогда никуда не попадут... Но выпустить заряд в двести тысяч долларов, чтобы подарить миру новую звезду, а Земле - нового спутника, право, это не так уж дорого".
Зато каков пропагандисткий эффект! Помните, что повесть написана ещё при жизни Сталина, так что тут Жюль Верн опять демонстрирует свои аналитические способности. СССР действительно первым запустит в космос искусственный спутник Земли, и не вина Жюль Верна, что Сталин до этого не дожил. Но предсказав это эпохальное событие, Жюль Верн заранее пытается принизить, осмеять его. Ха-ха, русские хотели запустить в Америку Бомбу, а вместо этого вывели на орбиту Спутник. Но через несколько лет американским генералам будет уже не до смеха - они-то поймут, что если русские смогли запустить Спутник, они спокойно запустят и Бомбу.
Ненамного отвлечёмся и посмотрим на то, как управляется Франсенвилль. Ещё одна развернутая цитата:
"Это была просторная, светлая комната. Три ее стены были до самого потолка заставлены книжными полками, четвертая увешана картинами, а под ними, на уровне человеческого роста, виднелся ряд обозначенных номерами раструбов, похожих на акустические трубки.
- С помощью телефона мы теперь можем созвать совет, не выходя из дому, - сказал доктор и, нажав кнопку, мгновенно соединился с квартирами членов муниципального совета.
---
Часы показывали восемь. Заседание продолжалось всего восемнадцать минут и никому не доставило никаких хлопот".
И сразу:
"Доктор Саразен сообщил по телефону резолюцию совета в городскую ратушу, и тотчас же на двухстах восьмидесяти колоннах, которые стояли на всех перекрестках города, зазвонили электрические колокола, а стрелки светящихся циферблатов, установленных на этих колоннах, остановились на половине девятого - часе, назначенном для собрания франсевилльцев... Большинство граждан уже знало, чем вызвано сегодняшнее собрание, так как заседание совета записывалось фонографом в ратуше и тотчас же было передано в газеты, а те моментально отпечатали экстренный выпуск, который в виде афиш расклеили по всему городу".
Перед нами описание использования в государственном управлении первых, тогда ещё примитивных информационных и сетевых технологий. И пусть нас не смущает отсутствие графического интерфейса. В начале пятидесятых предсказать его было сложнее, чем полёты на Луну. Всё делается ради обеспечения скорости принятия решений и доведения их до сведения населения. Нет, даже Жюль Верн пишет о "строгом соблюдении тайны военных приготовлений" и о том, что "каковы были решения, принятые советом обороны, в это жители города не были подробно посвящены, но инструкции, вытекавшие из этих решении, ежедневно печатались в прессе". Но его идеал - максимальная гласность и децентрализация управления. Конечно, ни тогдашняя, ни сегодняшняя Америка этому идеалу не соответствовуют
Главное, отметим, что выбирая между скоростью передачи и обработки информации, и обеспечением её секрётности, Франсенвилль последовательно делает ставку на скорость. И снова повторим, что тут Жюль Верн выдавал желаемое за действительное, или, хотя бы, возможное.
Кстати, утопическая "Америка", "Свободный мир" Жюль Верна отличается от привычных нам США и отношением к военной службе, и положением женщин. Но эта тема требует отдельного исследования.
Итак, после запуска первого штальштадтского спутника, Франсенвилль тратит огромные средства на развитие своей армии и военной промышленности. По улицам ходят патрули, вокруг города строятся редуты и долговременные огневые точки, среди населения распространяются панические слухи:
"Кто-то сообщил, что герр Шульце ведет переговоры с несколькими судоходными транспортными компаниями о перевозке своих орудий. Вслед за этой "уткой" спустя некоторое время кто-то пустил другую, за ней третью, и они стали появляться чуть ли не каждый день. То это были слухи о том, что флот Шульце взял курс на Франсевилль, то сообщалось, что железная дорога в Сакраменто перерезана отрядами улан, свалившимися, по-видимому, с неба".
Одним словом, "Русские идут".
Но внезапно, все эти приготовления оказываются бесполезными. Холодная война между Франсевиллем и Штальштадтом неожиданно заканчивается.
Никто "не мог ожидать события, которое вскоре должно было поразить всех, хотя это было естественным, неизбежным следствием того противоестественного положения вещей, когда один человек держит в своих руках все, - а это был основной закон Стального города".
Профессор Шульце сконцентрировал в своих руках все нити управления Штальштадтом. Он запирается в своей башне, куда стекались все донесения и откуда рассылались все приказы. Отметим, что эта тема виртуализации власти получит потом полное и оригинальное развитие в повести Назарова [9] (и тоже Башня, что указывает на прямую преемственность), и, под другим углом, встретится у Березина [8], на сей раз в образе Пирамиды. Там, в сердце Штальштадта, Шульце становится жертвой случайно разорвавшего "замораживающего снаряда", погибнув под воздействием созданного им же оружия массового поражения.
"Но этот злосчастный изобретатель стал жертвой собственного изобретения. Он был убит одним из тех страшных снарядов, которыми он намеревался уничтожить наш город".
Жюль Верн обыгрывает легенду о Сталине, убитом радиацией, например, от сувенира с места испытания советской ядерной бомбы. Следовательно, впервые эта легенда появилась ещё при жизни Сталина! Впоследствии, кстати, Кир Булычев использует её в своей книге "Заповедник для академиков" из цикла "Река Хронос" [10].
После смерти Сталина-Шульце Стальной город разваливается, как карточный домик. И всё. Франсенвиллю больше не с кем воевать.
Реальность показала утопичность представлений Жюль Верна. Знаменитый предсказатель ошибся. Советская система оказалась гораздо прочнее жизни одного человека, даже такого, как Сталин. Шульце умер, а Штальштадт живёт и процветает - вот что могли подумать проницательные советские читатели в 61 году, прочитав "детскую" книгу известного американского фантаста.
И всё же, наш рассказ не закончен. Посмотрим, что именно предсказывал нашей стране Жюль Верн.
"- Какой вздор! - говорили одни. - Это наверняка чьи-то фокусы! Кто поверит такой утке!
- Нет, не говорите, - возражали другие, - дыма без огня не бывает.
- Да разве такое предприятие может лопнуть?
- Всякое предприятие может лопнуть.
- Подумайте, какой капитал! Одно оборудование оценивается свыше восьмидесяти миллионов!
- Не считая литья, стали, запасов и готовой продукции!
...
- А что, разве на наших глазах такие вещи не случаются чуть ли не каждый день, да еще с самыми солидными фирмами.
- Штальштадт - не фирма, это целый город.
- Во всяком случае, до краха тут дело дойти не может. Сейчас же
объявится какая-нибудь компания и заберет это дело в свои руки".
Но, несмотря на свои ресурсы, на то, что он не мог лопнуть, на то, что это, в конце концов, была не фирма, а целая страна - Штальштадт оказывается банкротом. И никому не удаётся взять дело в свои руки и предотвратить крах. Хотя поначалу в это не могли поверить "даже на Сан-Франциской бирже". Но вот Центральный банк Нью-Йорка объявляет - за Штальштадтом долг в "47 миллионов долларов".
"Затишье на бирже, отмеченное экспертами, рано утром сменилось лихорадочным оживлением. Какие взлеты, скачки! Какой неистовый разгул спекуляции! Подскочили стальные акции, повысились угольные! Пошли вверх акции всех литейных предприятий Соединенных Штатов Америки. Мгновенно выросли цены на фабричные изделия любой отрасли всех видов железной промышленности. Поднялись в цене земельные участки Франсевилля".
Как и большую часть повести, этот рост цен следует понимать аллегорически. Было два фантастических города, каждый воплощал свой вариант будущего. Остался только один. Неудивительно, что цена за место в таком будущем сразу поползла вверх!
(часть четвертая)