(
часть первая)
Следовательно, Франсенвилль должен быть уничтожен. Конечно, как западный автор, Жюль Верн не может не сослаться и на качества личности самого Сталина:
"Но и цену заломит, будьте уверены! Похоже, что доставшиеся ему (т.е. профессору Шульце - Г.Н.) в 1871 году миллионы только раздразнили его аппетит". Выше я уже говорил, что под сокровищами бегумы имеется ввиду некий Небесный Мандат, право на имперскую власть. Т.е. речь идёт о том, что тирану Сталину мало территории исторической Империи, он хочет большего. Опять таки, возможно, что автор просто продолжает тему врожденной агрессивности коммунистической идеологии, и "1871" - это намёк на 1917.
Я сейчас не собираюсь говорить о том, кто прав. Истина посередине, хотя, возможно, и не в этом случае. Тем более, я не собираюсь впадать в казуистику и выяснять, "сколько сил достаточно для самообороны", и "является ли танк оружием оборонительным или наступательным" [
1]. Модель гонки вооружений вообще не имеют позитивного решения при заданных параметрах [
5], так как каждая сторона будет вооружаться для обороны от агрессии другой, и наоборот. Сила соседа станет свидетельством готовящейся агрессии, слабость - поводом для неё.
Не стоит забывать, что Советская Россия с самого начала заявила о своём намерении устроить мировую революцию, подтвердив свои слова делом в 1920 году ("На Варшаву! На Брелин!"; не стоит, конечно, забывать и о другом лозунге, о Польше "от моря до моря"). Разумеется, Сталин - это не Троцкий, но "все эти русские - на одно лицо", как говорили японские туристы в вырезанном эпизоде "Мимино", глядя на персонажей Вахтанга Кикабидзе и Фрунзика Мкртчана.
Между тем, независимо от своей текущей политики, Америка, как и Франсенвилль в повести, создавалась по принципу: "мы будем жить так, как нам кажется правильным, вы живите, как хотите. Вы нас не трогаете, мы вас не трогаем". К примеру, именно с отказом от этого принципа, Бьюкенен связывает многие проблемы сегодняшней Америки [
6].
В конце концов, даже агрессивность американской внешней политики не может служить окончательным доказательством того, что Америка является главным виновником холодной войны и изначальным агрессором. Достаточно провести мысленный эксперимент и представить себе мир, в котором, допустим, в 70е гг в Америке начался тяжелейший экономический кризис, вызвавший значительные социальные потрясения. Инфляция, безработица, развал промышленности, не хватает денег на армию, народ на улицах требует проведения социальных реформ и создания более справедливого общества. Отдельные штаты не хотят делиться своими доходами с федеральным центром, который всё равно не может им помочь. А СССР, тем временем, на подъёме. Скажите, в таком мире СССР не стал бы пытаться привести к власти в Мексике президента-коммуниста и не разместил бы вновь на Кубе свои войска? Уж карты Африки и Южной Америки точно начали бы стремительно перекрашивать. И нельзя сказать, чтобы такой мир был сильно лучше нашего (но я вновь выхожу за рамки заявленной темы).
"[Штальштадтские пушки], разумеется, изнашиваются от употребления, но они никогда не разрываются. Штальштадтская сталь обладает, по-видимому, какими-то особыми свойствами. Каких только сказок не рассказывают о штальштадтских таинственных сплавах и химических секретах! Но достоверно только одно - никто не знает, в чем заключаются эти секреты. Да, в этом можно не сомневаться, в Штальштадте хорошо умеют хранить секреты".
Да, в Штальштадте умели хранить секреты. Или, по-крайней мере, делали такой вид. То значение, которое в Советском союзе придавали секретности, было очевидно даже для внешнего наблюдателя. Но в этом абзаце речь, скорее, идёт не о промышленных, а о социальных технологиях. Почему эти люди не ломались там, где ломались другие? Почему войска, понесшие невозможные потери, продолжали сопротивляться?
Речь именно о той Военной Тайне, которую Мальчиш-Кибальчиш не открыл буржуинам: "
- Есть, - говорит он, - и могучий секрет у крепкой Красной Армии. И когда б вы ни напали, не будет вам победы"[
7]. Нет, конечно, я не хочу сказать, что Жюль Верн читал Аркадия Гайдара. Но победа СССР в Великой Отечественной войне заставляла задуматься о чём-то подобном и без помощи Гайдара. В любом случае, СССР верил в свою Военную Тайну, и тщательно её охранял. Но об этом я, надеюсь, ещё скажу.
Но главное для американского автора то, что в "этом уголке... отрезанном от мира стеной гор, окруженном пустыней, расположенном по меньшей мере на расстоянии пятисот миль от ближайшего населенного места, нет никаких следов той свободы, из которой выросла могучая сила республики Соединенных Штатов".
"Если судьба приведет вас к стенам Штальштадта, тщетно будете вы пытаться проникнуть в его тяжелые ворота, от которых в обе стороны тянутся глубокие рвы и высятся укрепления. Суровая, неумолимая стража немедленно вернет вас обратно". Граница, как говорили у нас, на замке.
И в этот город-крепость, чтобы узнать промышленные и военные секреты Штальштадта (автор честно пишет о его целях), прибывает молодой франсенвилльский шпион Марсель Брукман, из эльзасцев, покинувших родину после её захвата "немцами". Т.е. потомок белоэмигрантов или поляк. Ему удаётся проникнуть в город по подложным документам, но к уровню секретности внутри он явно не был готов. Штальштадт - город тотального контроля, разбитый на секторы, передвигаться между которыми можно только предъявив специальный пропуск. Центральные области охраняются ещё тщательней.
"...я видел пока еще всего только два цеха, а их по крайней мере двадцать четыре, не считая центрального аппарата, планового и модельного отделов и секретного кабинета. Что-то они замышляют в этом логове? ...- Ах, что бы там ни было, - вдруг воскликнул он, - хотя бы сам черт помогал герру Шульце, все равно я проникну в его секрет и узнаю, что он там такое задумал против Франсевилля!"
Наконец, обширные технические знания и талант инженера позволяют Марселю начать своё продвижение к центру (и вершинам) Штальштадта. Само описание центрального сектора тоже характерно:
"Святилище это соединялось с окружной линией подземной железной дорогой. По этой дороге ночью нередко прибывали таинственные гости. За высокими стенами в центральном здании происходили заседания Высшего совета, в которых эти загадочные незнакомцы принимали участие..." Как видим, слухи о правительственном метро, или "метро-2", дошли до Америки уже на рубеже 40х-50х гг.
Марселя берут на работу в "центральный сектор", в секретное конструкторское бюро:
" - Во-первых, вам надлежит в течение всего срока вашей службы жить на территории самого цеха. Вы не можете выходить за пределы этой территории без особого разрешения, которое дается только в исключительных случаях. Во-вторых, вы подчиняетесь военному уставу и должны беспрекословно повиноваться вашему начальству. Всякое нарушение дисциплины влечет за собой соответствующее взыскание согласно воинскому уставу. Вам присваивается звание унтер-офицера действующей армии Стального города, и, проявляя себя достойным образом, вы можете достигнуть самых высших чинов. В-третьих, вы даете присягу никогда никому не разглашать того, что вы увидите или услышите в отделе, где будете работать. В четвертых, ваша переписка будет вскрываться начальством, и вести ее разрешается только с родными.
...Вам будет предоставлено помещение. Питаться вы будете здесь же - у нас отличная столовая. Ваши вещи с вами?"
""Короче говоря, настоящая тюрьма", - подумал Марсель". Русский человек, естественно, так бы никогда не подумал. Тем более, что условия, с нашей точки зрения, достаточно разумны и объяснимы. Но это писал не русский, к тому же, в душе Марсель Брукман и не был русским, или, хотя бы, тем русским, которые жили в сталинском СССР.
Главное, отметьте, что для человека, никогда не бывшего в СССР, Жюль Верн достаточно точно передал условия работы в советских оборонных КБ сталинского времени. Ладно, "Манхэтенский проект" тоже тщательно охранялся (что не спасло его от утечки информации). Но писатель упоминает и такие неочевидные для иностранца вещи, как важность хорошего питания в ведомственной столовой и военные звания лиц, непосредственно не служащих в войсках. Вынужден он упомянуть и о том, что в СССР сохранялась достаточно высокая вертикальная мобильность - "проявляя себя достойным образом, вы можете достигнуть самых высших чинов".
В общем-то, жизнь там не такая уж и плохая:
"В редкие часы досуга можно было пойти в библиотеку или читальню, которые предоставляли богатейший выбор научной литературы. Кроме того, при цехе были устроены специальные, обязательные для всех курсы, где занятия вели старые, опытные профессора. Время от времени слушатели подвергались испытаниям или участвовали в конкурсах. Словом, в этом ограниченном мирке не хватало только движения, воздуха, свободы. Это было своего рода закрытое учебное заведение для вполне сложившихся взрослых людей, но учебное заведение с таким суровым режимом, что, как бы ни были люди приучены к железной дисциплине, такая атмосфера не могла не действовать угнетающе".
Нет, возразим мы, людям приученным к железной дисциплине, такая атмосфера не кажется угнетающей. Конечно, американским писателям и американским шпионам там не хватало бы "воздуха и свободы". Невозможно требовать от американца понимания концепции "свободы познания нового" или, допустим, "свободы работать по профилю, а не торговать кипятильниками на рынке".
Тем более, что:
"Его товарищи по работе, с которыми он познакомился в столовой, были по большей части спокойные, мягкие люди, всецело поглощенные своим трудом. Чтобы внести некоторое оживление в свое чересчур монотонное существование, они организовали своими силами недурной оркестр и каждый вечер устраивали интересные концерты".
Суть художественной самодеятельности тоже прошла мимо американского наблюдателя. Эти люди не только создают новые технологии, но и "организовали своими силами недурной оркестр", каждый вечер выступая для себя и своих коллег. Мне лично картина кажется симпатичной. Но Жюль Верн видит лишь негатив и попытку сбежать от невыносимой реальности секретного КБ. Тем не менее, опять отметим удивительную фактическую точность фантаста. Повторюсь, он никогда не был в СССР, и его описания советской реальности строятся только на анализе доступной информации.
"Но если Марсель, проникнув в центральный сектор Стального города, надеялся, что теперь проникнет во все его тайны, он жестоко ошибся. Вся его жизнь протекала за железной решеткой, окружавшей пространство в триста метров в диаметре... Он чертил [паровые] машины любого размера, любой мощности, для любой отрасли производства и промышленности, начиная с военного корабля и кончая типографией. Но дальше этого он не шел. Строжайшее разделение труда, доведенное до крайности, замыкало его, словно тиски.
...Марсель знал о продукции Стального города в целом не больше, чем до своего поступления сюда. Ему удалось только приобрести некоторое представление об организации этой машины, в которой он, несмотря на все свои заслуги, был не более чем ничтожным винтиком". Да, такова суровая реальность.
Заметим, что автор не отказывает себе в удовольствии посмеятся над жанром шпионских приключений, возникшим на волне массовой шпиономании:
"Тщетно Марсель ломал себе голову, стараясь найти способ проникнуть в тайну профессора Шульце, тщетно придумывал он тысячи самых отчаянных планов с переодеванием и веревочной лестницей. Он вынужден был признаться себе, что все его проекты неосуществимы. Эти мрачные толстые стены [резиденции Шульце], залитые ночью потоками яркого света, охраняемые испытанной стражей, были непреодолимой преградой для всех его надежд и усилий. Но, если бы даже ему удалось каким-то чудом одолеть эту преграду, что увидел бы он за ней? Частности, только частности, ведь всё равно ему не удалось бы раскрыть все сложные махинации этого злодейского замысла".
"Он поклялся себе не отступать и не отступит. Если ему придется тянуть эту лямку десять лет, он выдержит десять лет. Но пробьет час, когда эта тайна откроется ему... А между тем благодатный город Франсевилль растет и процветает... Марсель не сомневался, что это великое достижение, этот триумф... приводит Шульце в ярость и что он сейчас более, чем когда-либо, исполнен решимости привести в исполнение свои угрозы. Подтверждением этому были Штальштадт и вся деятельность этого страшного города".
Заметим, что даже в СССР ещё не был создан образ Штирлица, который именно что многие годы работал под чужим именем ради допуска к секретной информации, в то время как его советская родина росла и крепла. В американских же фильмах работа шпиона до сих пор заключается в переодевании, спуске по веревочной лестнице и похищении дискеты со всеми планами главного злодея после зрелищной перестрелки с его охраной.
Правда, в повести автор делает художественное допущение и его герой быстро оказывается в свите диктатора, "профессора Шульце": "Сам герр Шульце, собственной персоной, сидел за столом со своей неизменной фарфоровой трубкой в зубах".
(
часть третья)