Психотерапевтическая утопия и проект Модерна
Ольга Балла
Психотерапевтическая утопия и проект Модерна
«Знание-Сила». - 2005. - № 12. = http://www.znanie-sila.ru/online/issue_3501.html
Революция повседневности
Принципиальное отличие психотерапии от решительно всех прежних форм работы с душой в том, что она самоценна. Все остальные были встроены в какие-то другие практики (хотя бы религиозные) и служили другим целям, для которых работа с душой была лишь средством. В психотерапии Нового времени душа в ее «посюстороннем» существовании - предел и конечная цель всех усилий.
С ней работают ради нее самой.
«Психологическая помощь» человеку как таковая в чистом виде стала возможной и востребованной, когда были «открыты» душевные проблемы как таковые и в чистом виде. Когда появилась и закрепилась на общекультурном уровне возможность толковать человеческие трудности не как религиозные, национальные, социальные, семейные и т.п., а именно как душевные, точнее, когда появилась возможность увидеть все эти трудности как разновидности душевных проблем.
Общества эпохи Модерна ничуть не менее прочих требовали подчинения их нормам и условностям. Но самовластный и самоценный индивидуалист, этим же обществом и воспитанный, не мог на это легко согласиться. Поскольку вдобавок он жаждал еще и признания того же общества, он обретал (и по сей день имеет) такой жестокий внутренний конфликт, какого, по всей вероятности, люди обществ с другими ценностными конфигурациями не знали. (Это, разумеется, не значит, что им было легче, просто трудности у них имели другую структуру.) А еще западный человек сохранил христианскую культуру, императивы постоянного движения вперед, непрестанного самопревосхождения, стремления к «совершенству», но утратил (на уровне безусловного, каждодневного, все определяющего чувства) глубокие религиозные смыслы этого движения, его содержание и оправдание. Массовый отход от религии и церкви в то время - не столько причина появления и популярности психотерапии, новой формы работы с человеком, сколько часть тех же процессов, что породили и ее. Менялась жизнь в целом, принципы и подробности ее устройства. К позднему ХIХ веку «модернизация» христианского мира зашла уже весьма далеко.
Смысловой кризис эпохи к концу столетия не то чтобы разрешился возникновением профессиональной психотерапии (строго говоря, он и по сей день не разрешен как следует), зато обрел в ней один из характерных инструментов для своего возможного решения. Рождение психотерапии стало и частью революции европейской повседневности, и одним из ее катализаторов.
Фастфуд для Психеи
Во время Второй мировой войны душевные страдания уже привычно объясняли именно в психологических терминах - как психологические проблемы (а не как, допустим, «грех», «наказание», «испытание»). Но заниматься их проработкой долго, как предлагала единственная успевшая всерьез сложиться к тому времени психоаналитической традиция, просто не было никакой возможности. Появились «краткосрочные» психотерапевтические подходы, системы быстрой душевной настройки и наладки. Как фастфуд: быстро накормить голодного, у которого нет ни времени, ни средств годами сидеть в психоаналитическом ресторане. В каком-то смысле именно эпическая медлительность традиционного психоанализа спровоцировала возникновение этой своеобразной формы психологической помощи - и культурный взрыв, который за этим последовал.
Вместе с доступной и относительно недорогой психологической помощью люди получили новый способ повседневного переживания мира.
Классический психоанализ - вполне элитарная форма работы с душой - повлиял прежде всего на «верхние» слои языка культуры, обогатив в основном науку, литературу, кинематограф. «Краткосрочные» психотерапии растиражировали достижения и формулировки больших психологических теорий, что не только сделало популярной психологию как способ обращения человека с собой, но и изменило культурные коды. Метафоры из инвентаря психологии и психотерапии - «бессознательное», «комплексы», «неврозы», «стрессы» и прочие «фаллические символы» - так прочно вошли в состав общего языка, что даже перестали восприниматься как метафоры.
Именно к психологии, обосновавшей психотерапию, обратились во второй половине прошлого века, ища идеологических опор, сексуальная революция и контркультура с их идеалами «естественности», следования своими чувствам, свободы от социальных условностей: психологический язык, казалось, апеллировал к самой сути вещей. Как будто именно этого языка, этого ракурса видения вещей все только и ждали.
Три кита психотерапии
В основе едва ли не бесконечного многообразия терапевтических подходов, техник и практик ушедшего века - три смысловых комплекса. Они образованы психоанализом, бихевиоризмом и гуманистической психологией. Терапия «психоаналитического» типа предлагает справляться с проблемами через осознание и проработку ранее не осознававшихся душевных содержаний. Терапия «бихевиорального» типа - через коррекцию поведения, выработку конструктивных навыков. Гуманистическая терапия, считающая базовой потребностью человека личностный рост, самораскрытие и самореализацию, учит видеть в проблемах материал и стимул для этого.
На этих трех китах покоится вполне цельный материк, пестрота географии которого не должна вводить в заблуждение. В основе психотерапии как практики в любом ее варианте одна все формирующая идея (можно даже сказать, аксиома): человек - сырой, несовершенный материал, с ним надо «работать». Практические психологи убеждены, что время от времени в их психологической помощи нуждаются не только больные и проблемные, но и «нормальные», «благополучные» люди - это составная часть культуры, душевной гигиены, условие душевного здоровья. Как чистят зубы утром и вечером - периодически надо чистить душу. И для этого есть правильно устроенные «щетки», вложить которые в наши руки может исключительно профессионал.
Всякая психотерапия занимается, по существу, голым человеком на голой земле и под голым небом (именно таков человек посттрадиционных обществ, востребовавших психотерапию). Конечно, психотерапевт принимает во внимание множество частных обстоятельств каждой индивидуальной, неповторимой жизни, бесконечно прорабатывает все это с клиентом, помогая ему добраться до сути происходящего. Но при более пристальном рассмотрении оказывается: предмет заботы психотерапевтов - «человек вообще», человеческое ядро, выделенное внутри разных социальных, культурных, антропологических и т.п. типов и принадлежностей. Частные особенности на то и нужны, что ведут к этому ядру и помогают с ним работать.
Отсюда - лежащее в основе и психоанализа, и бихевиоризма предположение: любые индивидуальные проблемы и трудности содержат более-менее одни и те же общие схемы. Отсюда - и ведущее в психотерапии требование «принятия»: принять каждого, любого клиента, каким бы он ни был и кем бы ни хотел стать, в его безусловной, до всяких рассуждений, ценности. Это изначальное и непременное условие всякой терапии, претендующей на успешность.
Сделай сам: пластика смысла
Психотерапевты любят повторять, что психотерапия вообще-то никого ничему не учит и делать этого не должна. Мягко говоря - все сложнее. Есть представления и ценности, наличием которых в повседневном воздухе евро-американской культуры мы обязаны психотерапии и только ей. Психотерапия именно учит и тем вернее, что впрямую ничего не навязывает. Иначе бы человек сопротивлялся - хлебнувшие лиха в пору господства разных агрессивных идеологий европейцы давно уже с превеликим недоверием относятся к попыткам чему бы то ни было их учить. Поэтому психотерапия избрала новый, «недирективный» способ формирования человека.
Прежде всего она учит человека доверять себе: своим чувствам, влечениям, внутренним событиям и принимать их. Вообще, побуждает она клиента, осознавай все, что в тебе происходит. Конечно, такое возможно и внятно только в мире с многовековым христианским прошлым - с навыками самонаблюдения и самоанализа, сформированными культурой исповеди. С одним отличием: в психотерапии нет понятия греха. Все происходящее в тебе, говорит психотерапия, безусловно ценно, каким бы ни было, главное - правильно это понять. Не важно, будешь ли ты, как в гештальт-терапии, «выкрикивать» свои чувства, поверив в терапевтическую ценность переживания, или, как в психоанализе, возьмешь на себя мужество признать, что на самом-то деле ты всю жизнь не любил своих близких, а вовсе даже их ненавидел. Главное - не отрицай своих чувств, не подавляй их, не борись с ними: это ведет к болезни. Не отвергай ни одной из сторон своей личности, но ищи между ними согласия. Будь самим собой и более того: принимай на себя полную ответственность за все, что с тобой происходит.
Боже избави: психологи и к этому никого прямо не призывают. Они просто обращают внимание человека: вот смотри, если ты успешен, это же всегда связано с твоими личными усилиями! Если же нет - всмотрись опять-таки в себя: ты сам увидишь, что дело тут в твоих же внутренних «сценариях», от которых ты никак не можешь освободиться. Ты несчастен? - признайся себе, только честно: все ли в порядке в твоем отношении к миру? Всмотрись - и поймешь: это ведь не «начальник страшен», а «во мне есть страх перед начальником». Разница! Разберись с этим страхом: он наверняка связан совсем не с объективными качествами того же начальника, а с твоими внутренними трудностями, преградами, стереотипами, с твоей личной историей.
Подумай: от тебя ли самого исходят мотивы твоего поведения? Если нет - поработай над этим. Освободись от образов, сценариев, предрассудков, которые навязали тебе родители, авторитетные личности, друзья, сослуживцы, культура в целом. Только уж, пожалуйста, сам никому ничего не навязывай.
Не проецируй на других своих ожиданий! Тоже христианское наследие: не судите, мол, и не судимы будете. И опять с небольшим, но существенным отличием: в христианстве право судить оставляется, известно Кому. А тут - по существу, никому. Никаких трансцендентных отсылок: психотерапия как таковая ничего об этом не знает и не берется. Каждый сам за себя. У каждого своя правда.
Освободись и от собственных стереотипов, травм, иллюзий, ошибок восприятия. Будь открыт новому опыту - каким бы тот ни оказался. Не загораживайся от него заранее заготовленными ожиданиями. Изменяйся, не стой на месте, двигайся - туда, куда поведет тебя твое «Я». Следуй за собой - и придешь к гармонии, самоактуализации, развитию.
И вот если тебе удастся все это выполнить, тогда ты проживешь насыщенную, интересную, а главное, свою собственную жизнь и, по идее, не будешь ни о чем сожалеть перед смертью (что тоже, надо сказать, сильно спорно). Вот и все, что берется обещать человеку психотерапия: не больше, но и не меньше. Она обещает ему «самого себя».
На самом деле терапевт, даже самый-самый недирективный, совсем не так наивен, чтобы позволить клиенту быть самим собой без всяких ограничений. Пока клиент самовыражается, он находит нужные моменты, чтобы чуть-чуть направить или задержать его внимание. Совсем чуть-чуть. «Вы так оживились, рассказывая о своем отце!», «Смотрите, как крепко оказались сцеплены ваши руки. Это началось, когда вы заговорили о своей матери.» Дать ему понять, что он явно неспроста так непоследователен: «В прошлый раз вы были так оптимистичны, но сегодня необычно молчаливы», «В прошлый раз вы всю встречу говорили о предстоящем разговоре с начальником, а сегодня об этом и не вспоминаете...» Иногда даже прямо задать ему вопрос: «И что вы тогда почувствовали?» Но пусть клиент сам, сам все скажет.
То есть речь идет скорее о чувстве самодостаточности, чем о ней как таковой. И не удивительно. В той «опоре на собственные силы», которую предлагает клиенту психотерапия, есть что-то утопическое; возникает подозрение, что в своей полноте этот проект неосуществим. Человек отнюдь не самодостаточен, свою самодостаточность ему постоянно надо чем-то подпитывать. Ну, например, регулярными посещениями личного психолога или психотерапевта.
Утопия в действии
Потребность современного человека евро-американской культуры в психотерапевтической коррекции - в огромной степени сформированная, заданная. Люди нескольких поколений воспитаны в сознании того, что толкование их внутренней жизни в психотерапевтических терминах - самое адекватное и точное, что обращение к грамотному психотерапевту и «правильная» настройка своей души под его чутким и ненавязчивым руководством входит в непременный состав «культурности» и «цивилизованности».
Более того, их потребности во многом заданы этой культурой: потребность в любви, которая ценится чрезвычайно высоко, по мнению Карен Хорни, даже избыточно, или в постоянном личностном росте и творческой самореализации, ценность которых тоже не очевидна и не универсальна. Психотерапевты толкуют их, наводя клиентов на в общем-то заранее подготовленные типы решений и все более закрепляя за их личными душевными событиями «психотерапевтические» значения. Но свести все к тому, что у психотерапевтов просто промысел такой - было бы недопустимым упрощением.
Проект психотерапии - старый, добрый проект «совершенного человека», только (что существенно) без принципиальной необходимости отсылки к трансцендентным образцам. Она в глубоком родстве со спортом, у них общая основная идея: систематическое культивирование «правильного» человека. Как и в спорте, это культивирование не намерено ограничиваться только детством и распространяется главным образом на взрослых - для традиционного общества уже вполне сформировавшихся людей. Продлевая, чуть ли не до бесконечности, период пластичности, незавершенности человека, психотерапия вместе с тем продлевает ему и молодость: возрастное состояние, сверхценное в посттрадиционных обществах с их культом новизны, подвижности и безграничного - как это воображается в молодости - роста.
Таким хотел бы быть, изо всех сил старается быть в своей повседневной жизни западный человек. Но почему-то все время не получается - во всяком случае, настолько, что западные культуры все время воспроизводят связанное с этим напряжение. С этим напряжением необходимо справляться, для чего нужна постоянная психокоррекция, чтобы утопизм основного задания, с одной стороны, осуществлялся бы, с другой - не был бы так травматичен.
Скорректированный утопизм создает человека принципиально реалистичного. Он не требует слишком многого ни от себя (иначе пришлось бы входить в конфликт с самим собой, а это недопустимо), ни тем более от других (психотерапия вообще культивирует «внутренний локус контроля»).
Базовое для любой психотерапии убеждение, что все люди в ядре своем устроены одинаково, по общим схемам, порождает претензию на универсальность и кажущуюся возможность технически ее осуществить. Очень кстати приходится тут принципиальный отказ от привязок и отсылок к религиозным и прочим «большим» ценностям - она должна годиться для носителей самых разных, даже противоположных ценностей и душевных складов. Впрочем, из множества психотерапевтических техник каждый волен выбирать то, что ему ближе.
Психотерапия даже попыталась вывести западного человека за пределы его культуры, практикуя восточные техники работы с душой. Она брала их из буддизма, даосизма, индуизма, шаманизма, освобождая сначала от исходных смыслов и контекстов. Это был один из путей к утопической универсальности - составной части проекта.
Устранить конфликты, следующие из самого устройства западной культуры вообще и Модерна в частности, психотерапии оказалось не суждено, поскольку она сама - их выражение, форма их существования. Она питается ими. Зато она дала людям возможность жить с этими конфликтами, внутри них, извлекая из них многообразные смыслы и - продолжая культивировать в себе те самые черты, которые к этим же конфликтам и приводят. В этом, конечно, есть что-то от замкнутого, если не сказать порочного, круга.
Психотерапевтическая утопия и проект Модерна
«Знание-Сила». - 2005. - № 12. = http://www.znanie-sila.ru/online/issue_3501.html
Революция повседневности
Принципиальное отличие психотерапии от решительно всех прежних форм работы с душой в том, что она самоценна. Все остальные были встроены в какие-то другие практики (хотя бы религиозные) и служили другим целям, для которых работа с душой была лишь средством. В психотерапии Нового времени душа в ее «посюстороннем» существовании - предел и конечная цель всех усилий.
С ней работают ради нее самой.
«Психологическая помощь» человеку как таковая в чистом виде стала возможной и востребованной, когда были «открыты» душевные проблемы как таковые и в чистом виде. Когда появилась и закрепилась на общекультурном уровне возможность толковать человеческие трудности не как религиозные, национальные, социальные, семейные и т.п., а именно как душевные, точнее, когда появилась возможность увидеть все эти трудности как разновидности душевных проблем.
Общества эпохи Модерна ничуть не менее прочих требовали подчинения их нормам и условностям. Но самовластный и самоценный индивидуалист, этим же обществом и воспитанный, не мог на это легко согласиться. Поскольку вдобавок он жаждал еще и признания того же общества, он обретал (и по сей день имеет) такой жестокий внутренний конфликт, какого, по всей вероятности, люди обществ с другими ценностными конфигурациями не знали. (Это, разумеется, не значит, что им было легче, просто трудности у них имели другую структуру.) А еще западный человек сохранил христианскую культуру, императивы постоянного движения вперед, непрестанного самопревосхождения, стремления к «совершенству», но утратил (на уровне безусловного, каждодневного, все определяющего чувства) глубокие религиозные смыслы этого движения, его содержание и оправдание. Массовый отход от религии и церкви в то время - не столько причина появления и популярности психотерапии, новой формы работы с человеком, сколько часть тех же процессов, что породили и ее. Менялась жизнь в целом, принципы и подробности ее устройства. К позднему ХIХ веку «модернизация» христианского мира зашла уже весьма далеко.
Смысловой кризис эпохи к концу столетия не то чтобы разрешился возникновением профессиональной психотерапии (строго говоря, он и по сей день не разрешен как следует), зато обрел в ней один из характерных инструментов для своего возможного решения. Рождение психотерапии стало и частью революции европейской повседневности, и одним из ее катализаторов.
Фастфуд для Психеи
Во время Второй мировой войны душевные страдания уже привычно объясняли именно в психологических терминах - как психологические проблемы (а не как, допустим, «грех», «наказание», «испытание»). Но заниматься их проработкой долго, как предлагала единственная успевшая всерьез сложиться к тому времени психоаналитической традиция, просто не было никакой возможности. Появились «краткосрочные» психотерапевтические подходы, системы быстрой душевной настройки и наладки. Как фастфуд: быстро накормить голодного, у которого нет ни времени, ни средств годами сидеть в психоаналитическом ресторане. В каком-то смысле именно эпическая медлительность традиционного психоанализа спровоцировала возникновение этой своеобразной формы психологической помощи - и культурный взрыв, который за этим последовал.
Вместе с доступной и относительно недорогой психологической помощью люди получили новый способ повседневного переживания мира.
Классический психоанализ - вполне элитарная форма работы с душой - повлиял прежде всего на «верхние» слои языка культуры, обогатив в основном науку, литературу, кинематограф. «Краткосрочные» психотерапии растиражировали достижения и формулировки больших психологических теорий, что не только сделало популярной психологию как способ обращения человека с собой, но и изменило культурные коды. Метафоры из инвентаря психологии и психотерапии - «бессознательное», «комплексы», «неврозы», «стрессы» и прочие «фаллические символы» - так прочно вошли в состав общего языка, что даже перестали восприниматься как метафоры.
Именно к психологии, обосновавшей психотерапию, обратились во второй половине прошлого века, ища идеологических опор, сексуальная революция и контркультура с их идеалами «естественности», следования своими чувствам, свободы от социальных условностей: психологический язык, казалось, апеллировал к самой сути вещей. Как будто именно этого языка, этого ракурса видения вещей все только и ждали.
Три кита психотерапии
В основе едва ли не бесконечного многообразия терапевтических подходов, техник и практик ушедшего века - три смысловых комплекса. Они образованы психоанализом, бихевиоризмом и гуманистической психологией. Терапия «психоаналитического» типа предлагает справляться с проблемами через осознание и проработку ранее не осознававшихся душевных содержаний. Терапия «бихевиорального» типа - через коррекцию поведения, выработку конструктивных навыков. Гуманистическая терапия, считающая базовой потребностью человека личностный рост, самораскрытие и самореализацию, учит видеть в проблемах материал и стимул для этого.
На этих трех китах покоится вполне цельный материк, пестрота географии которого не должна вводить в заблуждение. В основе психотерапии как практики в любом ее варианте одна все формирующая идея (можно даже сказать, аксиома): человек - сырой, несовершенный материал, с ним надо «работать». Практические психологи убеждены, что время от времени в их психологической помощи нуждаются не только больные и проблемные, но и «нормальные», «благополучные» люди - это составная часть культуры, душевной гигиены, условие душевного здоровья. Как чистят зубы утром и вечером - периодически надо чистить душу. И для этого есть правильно устроенные «щетки», вложить которые в наши руки может исключительно профессионал.
Всякая психотерапия занимается, по существу, голым человеком на голой земле и под голым небом (именно таков человек посттрадиционных обществ, востребовавших психотерапию). Конечно, психотерапевт принимает во внимание множество частных обстоятельств каждой индивидуальной, неповторимой жизни, бесконечно прорабатывает все это с клиентом, помогая ему добраться до сути происходящего. Но при более пристальном рассмотрении оказывается: предмет заботы психотерапевтов - «человек вообще», человеческое ядро, выделенное внутри разных социальных, культурных, антропологических и т.п. типов и принадлежностей. Частные особенности на то и нужны, что ведут к этому ядру и помогают с ним работать.
Отсюда - лежащее в основе и психоанализа, и бихевиоризма предположение: любые индивидуальные проблемы и трудности содержат более-менее одни и те же общие схемы. Отсюда - и ведущее в психотерапии требование «принятия»: принять каждого, любого клиента, каким бы он ни был и кем бы ни хотел стать, в его безусловной, до всяких рассуждений, ценности. Это изначальное и непременное условие всякой терапии, претендующей на успешность.
Сделай сам: пластика смысла
Психотерапевты любят повторять, что психотерапия вообще-то никого ничему не учит и делать этого не должна. Мягко говоря - все сложнее. Есть представления и ценности, наличием которых в повседневном воздухе евро-американской культуры мы обязаны психотерапии и только ей. Психотерапия именно учит и тем вернее, что впрямую ничего не навязывает. Иначе бы человек сопротивлялся - хлебнувшие лиха в пору господства разных агрессивных идеологий европейцы давно уже с превеликим недоверием относятся к попыткам чему бы то ни было их учить. Поэтому психотерапия избрала новый, «недирективный» способ формирования человека.
Прежде всего она учит человека доверять себе: своим чувствам, влечениям, внутренним событиям и принимать их. Вообще, побуждает она клиента, осознавай все, что в тебе происходит. Конечно, такое возможно и внятно только в мире с многовековым христианским прошлым - с навыками самонаблюдения и самоанализа, сформированными культурой исповеди. С одним отличием: в психотерапии нет понятия греха. Все происходящее в тебе, говорит психотерапия, безусловно ценно, каким бы ни было, главное - правильно это понять. Не важно, будешь ли ты, как в гештальт-терапии, «выкрикивать» свои чувства, поверив в терапевтическую ценность переживания, или, как в психоанализе, возьмешь на себя мужество признать, что на самом-то деле ты всю жизнь не любил своих близких, а вовсе даже их ненавидел. Главное - не отрицай своих чувств, не подавляй их, не борись с ними: это ведет к болезни. Не отвергай ни одной из сторон своей личности, но ищи между ними согласия. Будь самим собой и более того: принимай на себя полную ответственность за все, что с тобой происходит.
Боже избави: психологи и к этому никого прямо не призывают. Они просто обращают внимание человека: вот смотри, если ты успешен, это же всегда связано с твоими личными усилиями! Если же нет - всмотрись опять-таки в себя: ты сам увидишь, что дело тут в твоих же внутренних «сценариях», от которых ты никак не можешь освободиться. Ты несчастен? - признайся себе, только честно: все ли в порядке в твоем отношении к миру? Всмотрись - и поймешь: это ведь не «начальник страшен», а «во мне есть страх перед начальником». Разница! Разберись с этим страхом: он наверняка связан совсем не с объективными качествами того же начальника, а с твоими внутренними трудностями, преградами, стереотипами, с твоей личной историей.
Подумай: от тебя ли самого исходят мотивы твоего поведения? Если нет - поработай над этим. Освободись от образов, сценариев, предрассудков, которые навязали тебе родители, авторитетные личности, друзья, сослуживцы, культура в целом. Только уж, пожалуйста, сам никому ничего не навязывай.
Не проецируй на других своих ожиданий! Тоже христианское наследие: не судите, мол, и не судимы будете. И опять с небольшим, но существенным отличием: в христианстве право судить оставляется, известно Кому. А тут - по существу, никому. Никаких трансцендентных отсылок: психотерапия как таковая ничего об этом не знает и не берется. Каждый сам за себя. У каждого своя правда.
Освободись и от собственных стереотипов, травм, иллюзий, ошибок восприятия. Будь открыт новому опыту - каким бы тот ни оказался. Не загораживайся от него заранее заготовленными ожиданиями. Изменяйся, не стой на месте, двигайся - туда, куда поведет тебя твое «Я». Следуй за собой - и придешь к гармонии, самоактуализации, развитию.
И вот если тебе удастся все это выполнить, тогда ты проживешь насыщенную, интересную, а главное, свою собственную жизнь и, по идее, не будешь ни о чем сожалеть перед смертью (что тоже, надо сказать, сильно спорно). Вот и все, что берется обещать человеку психотерапия: не больше, но и не меньше. Она обещает ему «самого себя».
На самом деле терапевт, даже самый-самый недирективный, совсем не так наивен, чтобы позволить клиенту быть самим собой без всяких ограничений. Пока клиент самовыражается, он находит нужные моменты, чтобы чуть-чуть направить или задержать его внимание. Совсем чуть-чуть. «Вы так оживились, рассказывая о своем отце!», «Смотрите, как крепко оказались сцеплены ваши руки. Это началось, когда вы заговорили о своей матери.» Дать ему понять, что он явно неспроста так непоследователен: «В прошлый раз вы были так оптимистичны, но сегодня необычно молчаливы», «В прошлый раз вы всю встречу говорили о предстоящем разговоре с начальником, а сегодня об этом и не вспоминаете...» Иногда даже прямо задать ему вопрос: «И что вы тогда почувствовали?» Но пусть клиент сам, сам все скажет.
То есть речь идет скорее о чувстве самодостаточности, чем о ней как таковой. И не удивительно. В той «опоре на собственные силы», которую предлагает клиенту психотерапия, есть что-то утопическое; возникает подозрение, что в своей полноте этот проект неосуществим. Человек отнюдь не самодостаточен, свою самодостаточность ему постоянно надо чем-то подпитывать. Ну, например, регулярными посещениями личного психолога или психотерапевта.
Утопия в действии
Потребность современного человека евро-американской культуры в психотерапевтической коррекции - в огромной степени сформированная, заданная. Люди нескольких поколений воспитаны в сознании того, что толкование их внутренней жизни в психотерапевтических терминах - самое адекватное и точное, что обращение к грамотному психотерапевту и «правильная» настройка своей души под его чутким и ненавязчивым руководством входит в непременный состав «культурности» и «цивилизованности».
Более того, их потребности во многом заданы этой культурой: потребность в любви, которая ценится чрезвычайно высоко, по мнению Карен Хорни, даже избыточно, или в постоянном личностном росте и творческой самореализации, ценность которых тоже не очевидна и не универсальна. Психотерапевты толкуют их, наводя клиентов на в общем-то заранее подготовленные типы решений и все более закрепляя за их личными душевными событиями «психотерапевтические» значения. Но свести все к тому, что у психотерапевтов просто промысел такой - было бы недопустимым упрощением.
Проект психотерапии - старый, добрый проект «совершенного человека», только (что существенно) без принципиальной необходимости отсылки к трансцендентным образцам. Она в глубоком родстве со спортом, у них общая основная идея: систематическое культивирование «правильного» человека. Как и в спорте, это культивирование не намерено ограничиваться только детством и распространяется главным образом на взрослых - для традиционного общества уже вполне сформировавшихся людей. Продлевая, чуть ли не до бесконечности, период пластичности, незавершенности человека, психотерапия вместе с тем продлевает ему и молодость: возрастное состояние, сверхценное в посттрадиционных обществах с их культом новизны, подвижности и безграничного - как это воображается в молодости - роста.
Таким хотел бы быть, изо всех сил старается быть в своей повседневной жизни западный человек. Но почему-то все время не получается - во всяком случае, настолько, что западные культуры все время воспроизводят связанное с этим напряжение. С этим напряжением необходимо справляться, для чего нужна постоянная психокоррекция, чтобы утопизм основного задания, с одной стороны, осуществлялся бы, с другой - не был бы так травматичен.
Скорректированный утопизм создает человека принципиально реалистичного. Он не требует слишком многого ни от себя (иначе пришлось бы входить в конфликт с самим собой, а это недопустимо), ни тем более от других (психотерапия вообще культивирует «внутренний локус контроля»).
Базовое для любой психотерапии убеждение, что все люди в ядре своем устроены одинаково, по общим схемам, порождает претензию на универсальность и кажущуюся возможность технически ее осуществить. Очень кстати приходится тут принципиальный отказ от привязок и отсылок к религиозным и прочим «большим» ценностям - она должна годиться для носителей самых разных, даже противоположных ценностей и душевных складов. Впрочем, из множества психотерапевтических техник каждый волен выбирать то, что ему ближе.
Психотерапия даже попыталась вывести западного человека за пределы его культуры, практикуя восточные техники работы с душой. Она брала их из буддизма, даосизма, индуизма, шаманизма, освобождая сначала от исходных смыслов и контекстов. Это был один из путей к утопической универсальности - составной части проекта.
Устранить конфликты, следующие из самого устройства западной культуры вообще и Модерна в частности, психотерапии оказалось не суждено, поскольку она сама - их выражение, форма их существования. Она питается ими. Зато она дала людям возможность жить с этими конфликтами, внутри них, извлекая из них многообразные смыслы и - продолжая культивировать в себе те самые черты, которые к этим же конфликтам и приводят. В этом, конечно, есть что-то от замкнутого, если не сказать порочного, круга.