363. ФОМЕНКО-ЗАЛИЗНЯК. К НАМ ПРИШЁЛ ВОЕННОПЛЕННЫЙ С БЕЛОРУССКОЙ СТОРОНЫ
Надо сказать, я мастер давать подножки, то есть при минимальных усилиях достигать максимального эффекта. Интернет создаёт для такого метода полемики все возможности. От моей подножки Зализняк грохнулся и не оправится никогда. Собственно его уже нет, как и Янина с Арциховским. Сидела весёлая компания лысенковцев за печкой и вдруг... Без пяти минут национальный гений, наш советский джордано бруно, шмякнулся со всего маха об асфальт. Впереди глумление, плевки, позор. Хотя несколько лет посильной обороны на достигнутых социальных рубежах возможны: «оклеветали Учёного», «категория А», «плюнули в колодец древлерусского любомудрия». Но, по сути... ВСЁ. Темп потерян, а для шарлатанствующего карьериста темп основа успеха.
Хорошо это или нет - подножка? В случае борьбы отдельного человека с левиафаном государства - хорошо. Посмотрите - на Зализняка работала информационная империя. Даже Солженицына подключили. Но это и создало идеальные условия для ловушки. Получилось, что оппозиционер и диссидент награждает премией государственного чинушу за то, что тот подтверждает официально-государственную точку зрения на отечественную историю. «Тихий Дон» - Шолохова! Эта ситуация создавала сама по себе идеологическое напряжение, достаточно было по-солжениценовски толкнуть монстра. КОГО указывают нам в качестве нравственного образца? Биография Зализняка абсолютно неизвестна, начинается с праздничной командировки во Францию. В 1956 году. Далее занавес, на котором вместо чайки вышиты «кр. анкет. данные». Теперь люди занавесочку отодвинут, крота за шиворот выволокут на солнышко. Посмотреть. Стремился к популярности - популярность получил. «Ты этого хотел, Жорж Данден».
А уж Арциховский-Янин... Это персонажи комической оперы. После «подножки» трудно представить человека, всерьёз читающего бухтения деревенского Харитоши:
«Новгородцы очень лаконично писали. На бересте ведь не размахаешь, "Анну Каренину" не напишешь. Там усилие нужно, рука устает. Вот текст одной из берестяных грамот середины XIII века: "Пришел искупник из Полоцка. А рать повидае велику. А пришли пшеницу в засаду". Как это перевести на современный язык?.. Вот мой стихотворный вариант того же самого сообщения:
К нам пришел военнопленный
с белорусской стороны.
Сообщил, что люд военный
собирает рать на ны.
Мы теперь лежим в засаде.
Жрать пришлите, Бога ради!»
Образ сельского интеллектуала хорошо передан Войновичем в «Чонкине». Был там такой Кузьма Матвеевич Гладышев, селекционер-лысенковец, скрещивающий помидоры с картошкой («ы вэрьщкы, ы карыщки»).
«Гладышева во всей округе знали как человека ученого. Об учености Гладышева говорил хотя бы тот факт, что на деревянной уборной, стоявшей у него в огороде, большими черными буквами было написано "Wаtеr сlоsеt"».
Надо сказать, что троица шарлатанов это собирательный образ трёх поколений «советских учёных». Арциховский - возведённый в академики Вассисуалий Лоханкин, Янин - представитель первого поколения советских людей от земли, человек необразованный, зато свой в доску, трудящийся. А Зализняк это поколение воспроизвёвшихся советских людей, выросших на «Союзмультфильме». Люди это городские, образованные, отчасти даже симпатичные. Только, что называется, «без понятия». Культуру они получили из третьих рук, точнее из государственной поилки, в виде стерилизованном и редуцированном. Отрыгнуло государство питательную массу через трубочку: шмяк. Советские застучали ложками. Вроде как люди.
Тут некоторые юзеры (например, seespirit) стали размышлять: а чего это Галковский на Лысенко набросился? Видать, что-то к Трофиму Денисовичу личное. Видать, Галковский городской, ему обидно, что такой замечательный человек из деревни, вот и завидует. Должны же быть какие-то причины несправедливости. В случае с Зализняком решили так: Галковский он как? Он порочит Сталина, порочит Гитлера, отрицает историю. Как Фоменко. А Зализняк блестяще разгромил фоменковщину. Камня на камне не оставил. Вот Галковский и мстит за Учителя. И подло как. Возразить-то фоменковцу на научную критику нечего.
Особенно хорошо сказал некий юзер: Галковский и Фоменко провинциальные хохлы, а Зализняк учёный европейского уровня. Вообще-то для русского уха Фоменко и Зализняк фамилии украинские (т.е южно-крестьянские), а Галковский - общеславянская :) Но это к слову.
Я прочитал полемику Фоменко-Зализняк. Ну, что сказать... Во-первых, написано скучно, многословно и глупо. «Многа букфф». Видно, что оба автора не гуманитарии и писать не умеют. И для того, и для другого история это новое поле деятельности. Истории они не знают и, что не менее важно, историю не чувствуют. То есть они не только не обладают критической массой исторических фактов, необходимых для любого историка, но и не владеют самими приёмами исторического исследования. Даже ТОНОМ размышлений на исторические темы. Своё многословное и, как ему кажется, убийственное послание к Фоменко Зализняк начинает так:
««Новое учение» А. Т. Фоменко о всемирной истории ошеломляет. Одних - невероятной смелостью мысли, не побоявшейся отвергнуть практически всё, что полагало о своей древней истории человечество до сих пор, и открыть миру доселе неведомую - совершенно иную - историю Египта, Греции, Рима, Англии, Европы в целом, России и по сути дела всех вообще стран, других - невообразимым нагромождением нелепостей».
Это тон школьного учителя, а не профессора. Профессор не занимается разжёвыванием прописных истин и не делит мир на «хулителей» и «восторженных поклонников».
Существует типовой разговор советских преподавателей о глупых и ленивых студентах, которые «ничего не знают, и знать не хотят». Преподавателям не приходит в голову простое решение: если у вас на курсе скопище лоботрясов, значит неправильные критерии отбора. Если критерии правильные, значит, завышено число мест. Сократите курс вдвое. Или закройте лавочку.
Задача профессора не «воспитание» или «образование», а создание условий для самостоятельной работы студентов. Это взрослые люди, они сами поймут, как и что, сами получат образование. Если захотят. А если не хотят, тогда и нечего тянуть резину.
Все потуги советских историков «сохранить академизм» и «бороться с фольк-хистори» это потуги учителей (часто сельских), но не настоящих учёных. Для учёного проблемы сохранения науки от профанации нет. Если конечно он не живёт в тоталитарном обществе. Боязнь «народ не поймёт», «надо принять меры», «дайте денег на пропаганду знаний» - это верный признак неустойчивой самоидентификации. Так 12-летний подросток пренебрежительно отзывается о 9-летней «малышне» и строит из себя взрослого человека.
Зализняк прямо пишет, что его статья призвана ПОМОЧЬ любознательному читателю адекватно оценить воззрения Фоменко. Но читателю (если у него, конечно, есть среднее образование) интересно не руководство от Зализняка, ему интересно понаблюдать за полемикой между двумя историками, и сделать соответствующие выводы. Выводы он сделает правильные, такова специфика и мистика человеческих отношений: «со стороны виднее» и «не нужно быть цезарем, чтобы понимать цезаря».
Основной аргумент историков - это исторические факты. Однако ни одного факта читателям Зализняк не сообщает, что свидетельствует о глубоко неисторическом (негуманитарном) характере его мышления. Более того, его факты и не особенно интересуют. Из текста, например, видно, что Зализняк искренне считает Фоменко автором некой экстравагантной или даже абсурдной, но, тем не менее, вполне самостоятельной концепции. На самом деле «Фоменко» это фрагментарный и ученический пересказ Морозова. О Морозове Зализняк слышал, понимает, что тот выдвигал идеи, использованные Фоменко, но этого автора оппонент не читал и мало что о нём знает. Не знает он и генезиса учения новой хронологии в России. Почему это учение возникло, когда, какие цели преследует, кто его поддерживает. Фоменко представляется Зализняку молодым гелертером, с дуру полезшим в чуждую область науки и наломавшим там дров.
Зализняк видит предложенный (положенный перед ним) текст и этот текст толкует. В этом смысле его аргументация ничем не отличается от аргументации Фоменко и (в меньшей степени) Морозова. Ему кажется что та или иная историческая проблема это «пазл», который можно решить при помощи некоего цифрового или буквенного шифра. Достаточно сказать «тройка, семёрка, туз» и ларчик откроется. Для шарлатана такая точка зрения не менее верна, чем для математика. Не случайно несколько отчаянных картёжников так двинули вперёд математическую науку. Но история это «река времени», пассами герменевтика над её поверхностью рыбку не поймаешь.
Аргументация Зализняка как две капли повторяет аргументацию Фоменко, только с обратным знаком. Вот характерный пример:
«Рассказывая о затмении 431 г. до н.э., Фукидид сообщает о том, что солнце стало месяцевидным, а также о том, что появились кое-какие звезды. Фоменко, исходя из литературного русского перевода Фукидида, понимает это так, что сперва солнце стало месяцевидным, а позднее (когда затмение достигло полной фазы) появились звезды. Тем самым Фоменко видит здесь сообщение о полном солнечном затмении. Однако, как показали критики Фоменко, такое толкование возможно только для использованного им перевода. Подлинный текст Фукидида такой возможности не дает: он может быть понят только так, что указанные события одновременны: солнце стало месяцевидным (т.е. затмилось неполностью) и при этом появились кое-какие звезды.
Фоменко исходит из презумпции, что ни при каком частичном солнечном затмении никакие звезды видны быть не могут. А. Л. Пономарев указывает, что такие яркие звезды, как Вега, Денеб и Альтаир, могут быть и видны (замечу, что при затмении на небе почти всегда должна быть и Венера, которая еще много ярче, а в части случаев также и Юпитер). Таким образом...»
Я не вижу тут никакой разницы. Для историка сам вопрос о подлинности затмения, переворачивающего историческое знание - смешон. Дела здесь делаются не так. Это кукольная история с незамотивированными лисичкой-сестричкой и зайчиком-выбегайчиком, живущими в кукольном домике. История начинается, когда малыш задаёт вопрос: как же лисичка и зайчик могут жить в одном домике, ведь зайчик испугается, а лисичка его съест.
Точно также текст превращается в пьесу, когда произносимые фразы становятся мыслями персонажей, которые имеют определённый характер и преследуют определённые цели.
Разумеется, Зализняк прав относительно неточности и даже аллегоричности затмений, описываемых древними авторами. Его критика филологических упражнений Фоменко (всегда приводящих непрофессионала к плачевным результатам) тоже понятная банальность. Но всё это МИМО.
Смысл весьма пространной статьи Зализняка в небольшом (по объёму, но не по значению) позитиве «от противного»:
«Возьмем новгородские берестяные грамоты. В них ведь постоянно обнаруживаются совпадения с летописью. Например, в слоях, которые археологи оценивают как 2 пол. XIV - начало XV в., близ древней улицы, именуемой на старых планах Космодемьяньей, найдено несколько грамот, адресованных Юрию Онцифоровичу, - и к этому же времени относится, согласно новгородской летописи, деятельность посадника Юрия Онцифоровича; а в записи к новгородскому проuлогу (сборнику житий) с датой 6908 (т.е. 1400 г.) Юрий Онцифорович назван в числе бояр Космодемьяньей улицы. На том же участке раскопок в слоях 1 пол. XV в. найдены письма к Михаилу Юрьевичу, сыну посадничьему. А в слоях середины XIV в. найден ряд писем к посаднику Онцифору - и по летописи посадничество Онцифора Лукинича (отца Юрия Онцифоровича) приходится именно на этот период. А еще несколько глубже найдено письмо Луки - и по летописи отцом Онцифора был Лука Варфоломеевич. А еще несколько глубже найдено письмо Варфоломея - и по летописи отцом Луки был посадник Варфоломей Юрьевич. Если все эти совпадения обеспечил штаб фальсификаторов, значит, он работал блистательно: подделать берестяные грамоты и закопать их на правильных глубинах было, конечно, куда как нелегко! В XVII в. уже ведь и другие дома стояли на этих местах, надо было иной раз прямо под дом подкапываться (а хозяев, если ворчали, пристращивать)».
Филологически беспомощному автору кажется, что это одновременное убивание двух выбегайчиков: косвенное подтверждение своей спорной концепции путём критики заведомо слабого оппонента. Но слабая критика слабого оппонента лишь окончательно хоронит слабый позитив. Это попытка написать сценарий, вторичная и даже третичная, но попытка человека никогда не игравшего в филологические игры и остановившегося в умственном и эмоциональном отношении на уровне Арциховского. Домик есть, в домике живут зверюшки, но не там и не так. Сценарист из Зализняка такой же, как полемист, то есть никакой. «Школа Арциховского».
Как бы к проблеме подошёл историк? Прежде всего, он бы оценил исторический контекст России начала 21 века, затем жизненную ситуацию Зализняка (что я и предложил сделать, указав на «сорбоннский казус»). То же самое касается Фоменко.
За очевидной ничтожностью Зализняка я ничего о нём говорить не буду, а по поводу Фоменко подброшу несколько фактов. Потому что я историк. А Вы думайте.
Как я уже писал, Фоменко лишь пересказчик Морозова. Не возможно найти ни одной темы Фоменко, о которой не писал бы Морозов, причём гораздо более подробно и более аргументировано. Думаю, если провести текстуальный анализ, то можно говорить о полноценном плагиате. Страницами, главами и книгами. Пока Фоменко не выступал на коммерческом поле и был энтузиастом, на это можно было закрывать глаза и списывать на увлечение неофита. Сейчас дело зашло далеко и как из него может выпутаться Фоменко не вполне понятно. Думаю, этот вопрос его мучает. Конечно, на Морозова фоменковцы почтительно ссылаются, иногда цитируют, но это лишь маскирует реальный масштаб заимствований.
Теперь потихонечку спустимся по исторической шкале вниз. Не на тысячу лет, - мы люди скромные, - на лет сто, сто пятьдесят. Постепенно, ступенька за ступенькой.
Первая ступень. Фоменко получил сведения о Морозове и его концепции не непосредственно, а при помощи морозовца-энтузиаста Постникова. По словам Постникова сам он познакомился с трудами Морозова случайно, купив его восьмитомник в букинистическом магазине в 1965 году.
В конце 60-х Постников прочёл несколько публичных лекций о морозовской новой хронологии. Лекции вызвали возмущение официальных историков (то есть, по условиям того времени, маоистов - в униформе и кепках, с цитатниками). Поэтому встречи культурных людей, каковыми несомненно были многие представители точных наук, продолжились в обстановке приватной. Сам Михаил Михайлович описывает это так:
«Нужно сказать, что Фоменко - человек, чрезвычайно умеющий уговаривать. Ко мне он приходил много раз, приставал, уговаривал: "Михаил Михаилович! Мы вот слушали Ваши лекции, расскажите поподробнее обо всем этом." И вот тут я поддался и прочитал курс лекций длительностью около пятидесяти часов. Чтение происходило у меня на дому по воскресеньям. Приходило слушателей человек десять-двенадцать. Сначала. я рассказывал вещи, которые я хорошо продумал и понимал. К концу это мне все надоело, и последние лекции состояли просто в чтении отрывков из заключительных томов сочинения Морозова. Все лекции были записаны на магнитофон, и Фоменко с Мищенко эти лекции расшифровали. Но получился, естественно, совершенно нечитабельный текст, потому что одно дело - говорить, другое - писать. Чтобы мой труд все же не пропал даром - хотя повторяю, мои лекции на 99 процентов были просто пересказом Морозова - они на основе стенограммы сочинили некий текст и принесли мне на апробацию. Этот текст мне чрезвычайно не понравился, и я просидел целый месяц, его редактируя, в основном с помощью клея и ножниц. Результат они прочитали, и им он в свою очередь не понравился. Тогда после нескольких тяжелых сцен мы пришли к компромиссу и решили, что текст, который я переклеил, остается у меня, а они получают исходный текст, правда в разрезанном виде, но вполне восстанавливаемый. На этом мы разошлись, условившись, что каждая сторона может со своим текстом делать все, что хочет. У меня в отношении полученного текста не было никаких планов и я решил, что пусть он пока полежит, а дальше будет видно.
После этого мне стало известно, что Фоменко, Мищенко и Никитин организовали некий семинар в Университете, где стали продумывать и дальше развивать это направление. Я хочу подчеркнуть, что я в этой деятельности никакого участия не принимал, потому что по моему мнению это дело не математиков, а историков. Математики, вообще, люди очень самоуверенные; умея хорошо использовать свой тренированный мозг на решение своих математических задач, они считают, что могут решать любые специальные задачи откуда угодно. Это в определенном отношение правильно, но чтобы добиться успеха, им надо предварительно эти специальные вопросы изучить. А Фоменко и Мищенко начали заниматься историей , не имея никакого предварительного исторического задела. Я помню, что они даже не знали самые простейшие вещи, например, что в иврите не пишутся гласные. "Как это может быть, гласные не писать! Понять же ничего невозможно!" - вот такая была их реакция.
Все же на первых порах я относился к их деятельности, можно сказать, благосклонно-нейтрально. Узнав об их семинаре, я сказал: "Ну, молодцы. Действуйте дальше. А меня это не касается." По-видимому, эта страусиная политика - к которой, нельзя не признаться, я склонен - была ошибочна».
Подход Постникова и Фоменко к наследию Морозова был разным. Зрелый Постников претендовал максимум на пролегомены к творчеству Учителя, а молодой темпераментный Фоменко вёл речь об у(при)своении.
В 1977 году Постников выпустил 20 экз. рукописи своих лекций в ИНИОНе. В 1980 Постников и Фоменко опубликовали небольшую новохронологическую статью в открытой прессе, и вскоре окончательно поссорились.
Я получил информацию о Морозове в начале 80-х через ИНИОН, но не от Постникова, а от сотрудника ИНИОНА Ляликова, у которого в домашней библиотеке был Морозов.
Вторая ступень. Не думаю, чтобы знакомство с Морозовым у Постникова произошло случайно. Случайность была, но такая же, как у Фоменко или Галковского: общался с Людьми, Люди подсказали. Крайне маловероятно, чтобы умный и образованный столичный математик, человек академической среды узнал о Морозове только в возрасте 38 лет. 1965 год стал для Михаила Михайловича этапным, но по другим соображениям - в этом году он стал профессором Московского университета.
Обычно считается, что Морозов это человек андеграундной культуры, двадцать пять лет просидевший в одиночной камере, от одиночества немного рехнувшийся и написавший заведомо нелепый талмуд, отрицающий естественный ход мировой истории. Чудака при советской власти терпели, памятуя о его революционных заслугах (покушение на Александра II), а затем благополучно забыли. До 1965 года - пока, как мы помним, чудак Постников случайно не купил на макулатурном развале опус Новой Хронологии.
Эта точка зрения (точнее, интуитивное мироощущение) не выдерживает никакой критики.
До самой своей смерти в 1946 году Морозов был членом официального советского истеблишмента, академиком, владельцем роскошных апартаментов (сохранённого под прикрытием «биостанции» родового имения). Морозов руководил институтом Лесгафта, то есть имел научный аппарат и официальных учеников. После смерти АН решило открыть на Биостанции (см. «Улитка на склоне») музей Морозова, его именем назвали посёлок.
Вообще-то советской власти свойственно поддерживать мракобесов и шарлатанов, - такова её природа и её происхождение, - но если уж она Мичурина, Циолковского, Лысенко, Покоровского или Марра поддерживает, то поддерживает сполна. «Учение» идёт в рост, бедные школьники зубрят шарлатанские откровения. Просто так советская власть ничего не делает. Если что-то делает, значит использует. Морозова поддерживали, НО НЕ ИСПОЛЬЗОВАЛИ. Человек спокойно имел институт, выпускал до конца жизни печатный орган, в 20-30-е годы опубликовал многотомный хауптверк с немыслимым для советской культуры названием («Христос») и содержанием (10 000 страниц без Маркса). Откуда такое великодушие и расточительность?
Ещё понятна деятельность Морозова в 20-е годы, в эпоху карнавализма. Подарил человек бриллиантовую брошь Луначарскому - получил субсидируемый государством музей. Но Сталин-то куда смотрел? К 1930 Морозову должны были перекрыть кислород, до 1937, чтобы хорошо харчеваться, он должен был визжать о великом вожде всех времён и народов, а в 1937 году эсеровскую (вообще-то КАДЕТСКУЮ) гниду должны были хлопнуть. По сценарию. Но сценарий с Морозовым был какой-то прямо-таки новохронологический. Всё шло лентой Мёбиуса и задом наперёд.
Вот характерный человеческий документ. Письмо Морозова сотрудникам ОГПУ, написанное в тридцатые годы:
«Всё началось ещё зимой 1929 года, когда в диверсанты, у которых было как бельмо на глазу моё сотрудничество с большевиками, особенно начали вредительствовать мне тайными кляузами и стали распространять слухи, будто собственными глазами видели у меня в институте бомбы. Я употребил против этого такой способ. Пригласил к себе заместителем директора товарища Забрежнева, которого я считал Шерлоком Холмсом самого высокого полёта, потому что он, по его собственным секретным рассказам мне, был уполномоченным ОГПУ для политической разведки в Германии, где служил в министерстве иностранных дел, а затем, когда ему стало слишком опасно оставаться там, ему пришлось бежать во Францию, где он поступил в масонскую ложу, а затем на Восток и т.д.
Вполне понимая, что его роль во всех этих приключениях была разведочная, я подумал (после того, как моему тогдашнему заместителю Л.А.Орбели пришлось уйти с административной должности в нашем институте), пригласить товарища Забрежнева моим заместителем хотя у него и не было научных трудов и научной квалификации. Что - думалось мне - будет лучше для усмирения клеветников на меня и на институт, чем то, что в дирекции его будет находиться сам Шерлок Холмс?..
И я радовался, когда убедился по блуждающим псоле полуночи огонькам в тёмных окнах института, что там происходит тайный обыск чуть ли не каждую ночь. Но в первый же месяц я разочаровался: придя в свой кабинет в институт, где хранился мой архив и библиотека, я вдруг убедился, что мой ключик от библиотечного шкафа исчез из стола м заменён новым, который не открывает шкафа, а мой настоящий лежит на полу.
«Шерлок Холмс не сделал бы такой неосторожности», - подумал я с разочарованием.
Желая посмотреть, что будет дальше, я оставил на месте подложный ключ, а свой унёс в кармане и через один-два дня увидел, что вместо прежнего не открывающего ключика лежит какой-то другого формата, но уже с явно подпиленным язычком и открывающий дверки.
Моё разочарование в его сыщических способностях ещё более увеличилось, когда и остальные сотрудники стали заявлять мне, что в их шкафах и лабораториях кто-то постоянно копается по ночам, и что все следы указывают на Забрежнева. Я ответил, что тем лучше, пусть ОГПУ убедится, что у нас ничего нет. Я всё ещё считал Забрежнева за истинного осведомителя, но скоро заставили меня усомниться и в этом. Начались сознательные вредительства...
Сначала я думал, что Забрежнев просто бесцеремонный авантюрист, желающий устранить меня, способный сесть на моё место, но он не рассчитал момента. Подкоп, который он вёл против меня, был обнаружен новым партийным учёным секретарём Института Ольгой Юргенс и ему пришлось уйти, тем более, что в архивах царского департамента полиции было обнаружено, что, сидя в тюрьме, он струсил и предал своих товарищей по революционному кружку, о чём он умолчал, поступая в партию ВКП(б). Но однако теперь, когда обнаружилась небывалая панорама «не только шкурных вредителей, но и фашистских наёмников», дело стало представляться мне иначе. Если Забрежнев действительно (как представляется мне теперь, припоминая рассказывавшиеся мне им тогда его явно сказочные приключения в Берлине) агент фашизма, то ему захочется во что бы то ни стало воспользоваться первым случаем, чтобы исправить свою неудачу со мною и начать против меня в благоприятный, по его мнению, момент какие-нибудь новые кляузы».
Вы ПОДУМАЙТЕ, что человек написал, кому и как, а я спущусь ещё на одну ступеньку.
Хорошо это или нет - подножка? В случае борьбы отдельного человека с левиафаном государства - хорошо. Посмотрите - на Зализняка работала информационная империя. Даже Солженицына подключили. Но это и создало идеальные условия для ловушки. Получилось, что оппозиционер и диссидент награждает премией государственного чинушу за то, что тот подтверждает официально-государственную точку зрения на отечественную историю. «Тихий Дон» - Шолохова! Эта ситуация создавала сама по себе идеологическое напряжение, достаточно было по-солжениценовски толкнуть монстра. КОГО указывают нам в качестве нравственного образца? Биография Зализняка абсолютно неизвестна, начинается с праздничной командировки во Францию. В 1956 году. Далее занавес, на котором вместо чайки вышиты «кр. анкет. данные». Теперь люди занавесочку отодвинут, крота за шиворот выволокут на солнышко. Посмотреть. Стремился к популярности - популярность получил. «Ты этого хотел, Жорж Данден».
А уж Арциховский-Янин... Это персонажи комической оперы. После «подножки» трудно представить человека, всерьёз читающего бухтения деревенского Харитоши:
«Новгородцы очень лаконично писали. На бересте ведь не размахаешь, "Анну Каренину" не напишешь. Там усилие нужно, рука устает. Вот текст одной из берестяных грамот середины XIII века: "Пришел искупник из Полоцка. А рать повидае велику. А пришли пшеницу в засаду". Как это перевести на современный язык?.. Вот мой стихотворный вариант того же самого сообщения:
К нам пришел военнопленный
с белорусской стороны.
Сообщил, что люд военный
собирает рать на ны.
Мы теперь лежим в засаде.
Жрать пришлите, Бога ради!»
Образ сельского интеллектуала хорошо передан Войновичем в «Чонкине». Был там такой Кузьма Матвеевич Гладышев, селекционер-лысенковец, скрещивающий помидоры с картошкой («ы вэрьщкы, ы карыщки»).
«Гладышева во всей округе знали как человека ученого. Об учености Гладышева говорил хотя бы тот факт, что на деревянной уборной, стоявшей у него в огороде, большими черными буквами было написано "Wаtеr сlоsеt"».
Надо сказать, что троица шарлатанов это собирательный образ трёх поколений «советских учёных». Арциховский - возведённый в академики Вассисуалий Лоханкин, Янин - представитель первого поколения советских людей от земли, человек необразованный, зато свой в доску, трудящийся. А Зализняк это поколение воспроизвёвшихся советских людей, выросших на «Союзмультфильме». Люди это городские, образованные, отчасти даже симпатичные. Только, что называется, «без понятия». Культуру они получили из третьих рук, точнее из государственной поилки, в виде стерилизованном и редуцированном. Отрыгнуло государство питательную массу через трубочку: шмяк. Советские застучали ложками. Вроде как люди.
Тут некоторые юзеры (например, seespirit) стали размышлять: а чего это Галковский на Лысенко набросился? Видать, что-то к Трофиму Денисовичу личное. Видать, Галковский городской, ему обидно, что такой замечательный человек из деревни, вот и завидует. Должны же быть какие-то причины несправедливости. В случае с Зализняком решили так: Галковский он как? Он порочит Сталина, порочит Гитлера, отрицает историю. Как Фоменко. А Зализняк блестяще разгромил фоменковщину. Камня на камне не оставил. Вот Галковский и мстит за Учителя. И подло как. Возразить-то фоменковцу на научную критику нечего.
Особенно хорошо сказал некий юзер: Галковский и Фоменко провинциальные хохлы, а Зализняк учёный европейского уровня. Вообще-то для русского уха Фоменко и Зализняк фамилии украинские (т.е южно-крестьянские), а Галковский - общеславянская :) Но это к слову.
Я прочитал полемику Фоменко-Зализняк. Ну, что сказать... Во-первых, написано скучно, многословно и глупо. «Многа букфф». Видно, что оба автора не гуманитарии и писать не умеют. И для того, и для другого история это новое поле деятельности. Истории они не знают и, что не менее важно, историю не чувствуют. То есть они не только не обладают критической массой исторических фактов, необходимых для любого историка, но и не владеют самими приёмами исторического исследования. Даже ТОНОМ размышлений на исторические темы. Своё многословное и, как ему кажется, убийственное послание к Фоменко Зализняк начинает так:
««Новое учение» А. Т. Фоменко о всемирной истории ошеломляет. Одних - невероятной смелостью мысли, не побоявшейся отвергнуть практически всё, что полагало о своей древней истории человечество до сих пор, и открыть миру доселе неведомую - совершенно иную - историю Египта, Греции, Рима, Англии, Европы в целом, России и по сути дела всех вообще стран, других - невообразимым нагромождением нелепостей».
Это тон школьного учителя, а не профессора. Профессор не занимается разжёвыванием прописных истин и не делит мир на «хулителей» и «восторженных поклонников».
Существует типовой разговор советских преподавателей о глупых и ленивых студентах, которые «ничего не знают, и знать не хотят». Преподавателям не приходит в голову простое решение: если у вас на курсе скопище лоботрясов, значит неправильные критерии отбора. Если критерии правильные, значит, завышено число мест. Сократите курс вдвое. Или закройте лавочку.
Задача профессора не «воспитание» или «образование», а создание условий для самостоятельной работы студентов. Это взрослые люди, они сами поймут, как и что, сами получат образование. Если захотят. А если не хотят, тогда и нечего тянуть резину.
Все потуги советских историков «сохранить академизм» и «бороться с фольк-хистори» это потуги учителей (часто сельских), но не настоящих учёных. Для учёного проблемы сохранения науки от профанации нет. Если конечно он не живёт в тоталитарном обществе. Боязнь «народ не поймёт», «надо принять меры», «дайте денег на пропаганду знаний» - это верный признак неустойчивой самоидентификации. Так 12-летний подросток пренебрежительно отзывается о 9-летней «малышне» и строит из себя взрослого человека.
Зализняк прямо пишет, что его статья призвана ПОМОЧЬ любознательному читателю адекватно оценить воззрения Фоменко. Но читателю (если у него, конечно, есть среднее образование) интересно не руководство от Зализняка, ему интересно понаблюдать за полемикой между двумя историками, и сделать соответствующие выводы. Выводы он сделает правильные, такова специфика и мистика человеческих отношений: «со стороны виднее» и «не нужно быть цезарем, чтобы понимать цезаря».
Основной аргумент историков - это исторические факты. Однако ни одного факта читателям Зализняк не сообщает, что свидетельствует о глубоко неисторическом (негуманитарном) характере его мышления. Более того, его факты и не особенно интересуют. Из текста, например, видно, что Зализняк искренне считает Фоменко автором некой экстравагантной или даже абсурдной, но, тем не менее, вполне самостоятельной концепции. На самом деле «Фоменко» это фрагментарный и ученический пересказ Морозова. О Морозове Зализняк слышал, понимает, что тот выдвигал идеи, использованные Фоменко, но этого автора оппонент не читал и мало что о нём знает. Не знает он и генезиса учения новой хронологии в России. Почему это учение возникло, когда, какие цели преследует, кто его поддерживает. Фоменко представляется Зализняку молодым гелертером, с дуру полезшим в чуждую область науки и наломавшим там дров.
Зализняк видит предложенный (положенный перед ним) текст и этот текст толкует. В этом смысле его аргументация ничем не отличается от аргументации Фоменко и (в меньшей степени) Морозова. Ему кажется что та или иная историческая проблема это «пазл», который можно решить при помощи некоего цифрового или буквенного шифра. Достаточно сказать «тройка, семёрка, туз» и ларчик откроется. Для шарлатана такая точка зрения не менее верна, чем для математика. Не случайно несколько отчаянных картёжников так двинули вперёд математическую науку. Но история это «река времени», пассами герменевтика над её поверхностью рыбку не поймаешь.
Аргументация Зализняка как две капли повторяет аргументацию Фоменко, только с обратным знаком. Вот характерный пример:
«Рассказывая о затмении 431 г. до н.э., Фукидид сообщает о том, что солнце стало месяцевидным, а также о том, что появились кое-какие звезды. Фоменко, исходя из литературного русского перевода Фукидида, понимает это так, что сперва солнце стало месяцевидным, а позднее (когда затмение достигло полной фазы) появились звезды. Тем самым Фоменко видит здесь сообщение о полном солнечном затмении. Однако, как показали критики Фоменко, такое толкование возможно только для использованного им перевода. Подлинный текст Фукидида такой возможности не дает: он может быть понят только так, что указанные события одновременны: солнце стало месяцевидным (т.е. затмилось неполностью) и при этом появились кое-какие звезды.
Фоменко исходит из презумпции, что ни при каком частичном солнечном затмении никакие звезды видны быть не могут. А. Л. Пономарев указывает, что такие яркие звезды, как Вега, Денеб и Альтаир, могут быть и видны (замечу, что при затмении на небе почти всегда должна быть и Венера, которая еще много ярче, а в части случаев также и Юпитер). Таким образом...»
Я не вижу тут никакой разницы. Для историка сам вопрос о подлинности затмения, переворачивающего историческое знание - смешон. Дела здесь делаются не так. Это кукольная история с незамотивированными лисичкой-сестричкой и зайчиком-выбегайчиком, живущими в кукольном домике. История начинается, когда малыш задаёт вопрос: как же лисичка и зайчик могут жить в одном домике, ведь зайчик испугается, а лисичка его съест.
Точно также текст превращается в пьесу, когда произносимые фразы становятся мыслями персонажей, которые имеют определённый характер и преследуют определённые цели.
Разумеется, Зализняк прав относительно неточности и даже аллегоричности затмений, описываемых древними авторами. Его критика филологических упражнений Фоменко (всегда приводящих непрофессионала к плачевным результатам) тоже понятная банальность. Но всё это МИМО.
Смысл весьма пространной статьи Зализняка в небольшом (по объёму, но не по значению) позитиве «от противного»:
«Возьмем новгородские берестяные грамоты. В них ведь постоянно обнаруживаются совпадения с летописью. Например, в слоях, которые археологи оценивают как 2 пол. XIV - начало XV в., близ древней улицы, именуемой на старых планах Космодемьяньей, найдено несколько грамот, адресованных Юрию Онцифоровичу, - и к этому же времени относится, согласно новгородской летописи, деятельность посадника Юрия Онцифоровича; а в записи к новгородскому проuлогу (сборнику житий) с датой 6908 (т.е. 1400 г.) Юрий Онцифорович назван в числе бояр Космодемьяньей улицы. На том же участке раскопок в слоях 1 пол. XV в. найдены письма к Михаилу Юрьевичу, сыну посадничьему. А в слоях середины XIV в. найден ряд писем к посаднику Онцифору - и по летописи посадничество Онцифора Лукинича (отца Юрия Онцифоровича) приходится именно на этот период. А еще несколько глубже найдено письмо Луки - и по летописи отцом Онцифора был Лука Варфоломеевич. А еще несколько глубже найдено письмо Варфоломея - и по летописи отцом Луки был посадник Варфоломей Юрьевич. Если все эти совпадения обеспечил штаб фальсификаторов, значит, он работал блистательно: подделать берестяные грамоты и закопать их на правильных глубинах было, конечно, куда как нелегко! В XVII в. уже ведь и другие дома стояли на этих местах, надо было иной раз прямо под дом подкапываться (а хозяев, если ворчали, пристращивать)».
Филологически беспомощному автору кажется, что это одновременное убивание двух выбегайчиков: косвенное подтверждение своей спорной концепции путём критики заведомо слабого оппонента. Но слабая критика слабого оппонента лишь окончательно хоронит слабый позитив. Это попытка написать сценарий, вторичная и даже третичная, но попытка человека никогда не игравшего в филологические игры и остановившегося в умственном и эмоциональном отношении на уровне Арциховского. Домик есть, в домике живут зверюшки, но не там и не так. Сценарист из Зализняка такой же, как полемист, то есть никакой. «Школа Арциховского».
Как бы к проблеме подошёл историк? Прежде всего, он бы оценил исторический контекст России начала 21 века, затем жизненную ситуацию Зализняка (что я и предложил сделать, указав на «сорбоннский казус»). То же самое касается Фоменко.
За очевидной ничтожностью Зализняка я ничего о нём говорить не буду, а по поводу Фоменко подброшу несколько фактов. Потому что я историк. А Вы думайте.
Как я уже писал, Фоменко лишь пересказчик Морозова. Не возможно найти ни одной темы Фоменко, о которой не писал бы Морозов, причём гораздо более подробно и более аргументировано. Думаю, если провести текстуальный анализ, то можно говорить о полноценном плагиате. Страницами, главами и книгами. Пока Фоменко не выступал на коммерческом поле и был энтузиастом, на это можно было закрывать глаза и списывать на увлечение неофита. Сейчас дело зашло далеко и как из него может выпутаться Фоменко не вполне понятно. Думаю, этот вопрос его мучает. Конечно, на Морозова фоменковцы почтительно ссылаются, иногда цитируют, но это лишь маскирует реальный масштаб заимствований.
Теперь потихонечку спустимся по исторической шкале вниз. Не на тысячу лет, - мы люди скромные, - на лет сто, сто пятьдесят. Постепенно, ступенька за ступенькой.
Первая ступень. Фоменко получил сведения о Морозове и его концепции не непосредственно, а при помощи морозовца-энтузиаста Постникова. По словам Постникова сам он познакомился с трудами Морозова случайно, купив его восьмитомник в букинистическом магазине в 1965 году.
В конце 60-х Постников прочёл несколько публичных лекций о морозовской новой хронологии. Лекции вызвали возмущение официальных историков (то есть, по условиям того времени, маоистов - в униформе и кепках, с цитатниками). Поэтому встречи культурных людей, каковыми несомненно были многие представители точных наук, продолжились в обстановке приватной. Сам Михаил Михайлович описывает это так:
«Нужно сказать, что Фоменко - человек, чрезвычайно умеющий уговаривать. Ко мне он приходил много раз, приставал, уговаривал: "Михаил Михаилович! Мы вот слушали Ваши лекции, расскажите поподробнее обо всем этом." И вот тут я поддался и прочитал курс лекций длительностью около пятидесяти часов. Чтение происходило у меня на дому по воскресеньям. Приходило слушателей человек десять-двенадцать. Сначала. я рассказывал вещи, которые я хорошо продумал и понимал. К концу это мне все надоело, и последние лекции состояли просто в чтении отрывков из заключительных томов сочинения Морозова. Все лекции были записаны на магнитофон, и Фоменко с Мищенко эти лекции расшифровали. Но получился, естественно, совершенно нечитабельный текст, потому что одно дело - говорить, другое - писать. Чтобы мой труд все же не пропал даром - хотя повторяю, мои лекции на 99 процентов были просто пересказом Морозова - они на основе стенограммы сочинили некий текст и принесли мне на апробацию. Этот текст мне чрезвычайно не понравился, и я просидел целый месяц, его редактируя, в основном с помощью клея и ножниц. Результат они прочитали, и им он в свою очередь не понравился. Тогда после нескольких тяжелых сцен мы пришли к компромиссу и решили, что текст, который я переклеил, остается у меня, а они получают исходный текст, правда в разрезанном виде, но вполне восстанавливаемый. На этом мы разошлись, условившись, что каждая сторона может со своим текстом делать все, что хочет. У меня в отношении полученного текста не было никаких планов и я решил, что пусть он пока полежит, а дальше будет видно.
После этого мне стало известно, что Фоменко, Мищенко и Никитин организовали некий семинар в Университете, где стали продумывать и дальше развивать это направление. Я хочу подчеркнуть, что я в этой деятельности никакого участия не принимал, потому что по моему мнению это дело не математиков, а историков. Математики, вообще, люди очень самоуверенные; умея хорошо использовать свой тренированный мозг на решение своих математических задач, они считают, что могут решать любые специальные задачи откуда угодно. Это в определенном отношение правильно, но чтобы добиться успеха, им надо предварительно эти специальные вопросы изучить. А Фоменко и Мищенко начали заниматься историей , не имея никакого предварительного исторического задела. Я помню, что они даже не знали самые простейшие вещи, например, что в иврите не пишутся гласные. "Как это может быть, гласные не писать! Понять же ничего невозможно!" - вот такая была их реакция.
Все же на первых порах я относился к их деятельности, можно сказать, благосклонно-нейтрально. Узнав об их семинаре, я сказал: "Ну, молодцы. Действуйте дальше. А меня это не касается." По-видимому, эта страусиная политика - к которой, нельзя не признаться, я склонен - была ошибочна».
Подход Постникова и Фоменко к наследию Морозова был разным. Зрелый Постников претендовал максимум на пролегомены к творчеству Учителя, а молодой темпераментный Фоменко вёл речь об у(при)своении.
В 1977 году Постников выпустил 20 экз. рукописи своих лекций в ИНИОНе. В 1980 Постников и Фоменко опубликовали небольшую новохронологическую статью в открытой прессе, и вскоре окончательно поссорились.
Я получил информацию о Морозове в начале 80-х через ИНИОН, но не от Постникова, а от сотрудника ИНИОНА Ляликова, у которого в домашней библиотеке был Морозов.
Вторая ступень. Не думаю, чтобы знакомство с Морозовым у Постникова произошло случайно. Случайность была, но такая же, как у Фоменко или Галковского: общался с Людьми, Люди подсказали. Крайне маловероятно, чтобы умный и образованный столичный математик, человек академической среды узнал о Морозове только в возрасте 38 лет. 1965 год стал для Михаила Михайловича этапным, но по другим соображениям - в этом году он стал профессором Московского университета.
Обычно считается, что Морозов это человек андеграундной культуры, двадцать пять лет просидевший в одиночной камере, от одиночества немного рехнувшийся и написавший заведомо нелепый талмуд, отрицающий естественный ход мировой истории. Чудака при советской власти терпели, памятуя о его революционных заслугах (покушение на Александра II), а затем благополучно забыли. До 1965 года - пока, как мы помним, чудак Постников случайно не купил на макулатурном развале опус Новой Хронологии.
Эта точка зрения (точнее, интуитивное мироощущение) не выдерживает никакой критики.
До самой своей смерти в 1946 году Морозов был членом официального советского истеблишмента, академиком, владельцем роскошных апартаментов (сохранённого под прикрытием «биостанции» родового имения). Морозов руководил институтом Лесгафта, то есть имел научный аппарат и официальных учеников. После смерти АН решило открыть на Биостанции (см. «Улитка на склоне») музей Морозова, его именем назвали посёлок.
Вообще-то советской власти свойственно поддерживать мракобесов и шарлатанов, - такова её природа и её происхождение, - но если уж она Мичурина, Циолковского, Лысенко, Покоровского или Марра поддерживает, то поддерживает сполна. «Учение» идёт в рост, бедные школьники зубрят шарлатанские откровения. Просто так советская власть ничего не делает. Если что-то делает, значит использует. Морозова поддерживали, НО НЕ ИСПОЛЬЗОВАЛИ. Человек спокойно имел институт, выпускал до конца жизни печатный орган, в 20-30-е годы опубликовал многотомный хауптверк с немыслимым для советской культуры названием («Христос») и содержанием (10 000 страниц без Маркса). Откуда такое великодушие и расточительность?
Ещё понятна деятельность Морозова в 20-е годы, в эпоху карнавализма. Подарил человек бриллиантовую брошь Луначарскому - получил субсидируемый государством музей. Но Сталин-то куда смотрел? К 1930 Морозову должны были перекрыть кислород, до 1937, чтобы хорошо харчеваться, он должен был визжать о великом вожде всех времён и народов, а в 1937 году эсеровскую (вообще-то КАДЕТСКУЮ) гниду должны были хлопнуть. По сценарию. Но сценарий с Морозовым был какой-то прямо-таки новохронологический. Всё шло лентой Мёбиуса и задом наперёд.
Вот характерный человеческий документ. Письмо Морозова сотрудникам ОГПУ, написанное в тридцатые годы:
«Всё началось ещё зимой 1929 года, когда в диверсанты, у которых было как бельмо на глазу моё сотрудничество с большевиками, особенно начали вредительствовать мне тайными кляузами и стали распространять слухи, будто собственными глазами видели у меня в институте бомбы. Я употребил против этого такой способ. Пригласил к себе заместителем директора товарища Забрежнева, которого я считал Шерлоком Холмсом самого высокого полёта, потому что он, по его собственным секретным рассказам мне, был уполномоченным ОГПУ для политической разведки в Германии, где служил в министерстве иностранных дел, а затем, когда ему стало слишком опасно оставаться там, ему пришлось бежать во Францию, где он поступил в масонскую ложу, а затем на Восток и т.д.
Вполне понимая, что его роль во всех этих приключениях была разведочная, я подумал (после того, как моему тогдашнему заместителю Л.А.Орбели пришлось уйти с административной должности в нашем институте), пригласить товарища Забрежнева моим заместителем хотя у него и не было научных трудов и научной квалификации. Что - думалось мне - будет лучше для усмирения клеветников на меня и на институт, чем то, что в дирекции его будет находиться сам Шерлок Холмс?..
И я радовался, когда убедился по блуждающим псоле полуночи огонькам в тёмных окнах института, что там происходит тайный обыск чуть ли не каждую ночь. Но в первый же месяц я разочаровался: придя в свой кабинет в институт, где хранился мой архив и библиотека, я вдруг убедился, что мой ключик от библиотечного шкафа исчез из стола м заменён новым, который не открывает шкафа, а мой настоящий лежит на полу.
«Шерлок Холмс не сделал бы такой неосторожности», - подумал я с разочарованием.
Желая посмотреть, что будет дальше, я оставил на месте подложный ключ, а свой унёс в кармане и через один-два дня увидел, что вместо прежнего не открывающего ключика лежит какой-то другого формата, но уже с явно подпиленным язычком и открывающий дверки.
Моё разочарование в его сыщических способностях ещё более увеличилось, когда и остальные сотрудники стали заявлять мне, что в их шкафах и лабораториях кто-то постоянно копается по ночам, и что все следы указывают на Забрежнева. Я ответил, что тем лучше, пусть ОГПУ убедится, что у нас ничего нет. Я всё ещё считал Забрежнева за истинного осведомителя, но скоро заставили меня усомниться и в этом. Начались сознательные вредительства...
Сначала я думал, что Забрежнев просто бесцеремонный авантюрист, желающий устранить меня, способный сесть на моё место, но он не рассчитал момента. Подкоп, который он вёл против меня, был обнаружен новым партийным учёным секретарём Института Ольгой Юргенс и ему пришлось уйти, тем более, что в архивах царского департамента полиции было обнаружено, что, сидя в тюрьме, он струсил и предал своих товарищей по революционному кружку, о чём он умолчал, поступая в партию ВКП(б). Но однако теперь, когда обнаружилась небывалая панорама «не только шкурных вредителей, но и фашистских наёмников», дело стало представляться мне иначе. Если Забрежнев действительно (как представляется мне теперь, припоминая рассказывавшиеся мне им тогда его явно сказочные приключения в Берлине) агент фашизма, то ему захочется во что бы то ни стало воспользоваться первым случаем, чтобы исправить свою неудачу со мною и начать против меня в благоприятный, по его мнению, момент какие-нибудь новые кляузы».
Вы ПОДУМАЙТЕ, что человек написал, кому и как, а я спущусь ещё на одну ступеньку.