Продолжаю тему человеческих творений банальными местечковыми размышлениями о стихах.
Бродский утверждал поэзию видовой человеческой целью на основании того, что речь - ключевое отличие человека от остального животного мира, а поэзия - высшая форма речи. Из этого поэзия - форма творчества как познания своего венценосного назначения, исследование Творца через собственное подобие ему.
Поэзию роднит с жизнью, как таковой, иррациональное происхождение, как божий замысел, выраженный на материальном уровне по вполне установляемым законам с использованием вполне измеримых констант.
Наша наука изучила мирозданческие константы, знает многие (почти все) законы материи, может воспроизвести ткань этой материи в любом виде, может построить тело, идентичное живому, но не может вдохнуть в него жизнь. И наоборот в природе: начиная со вдоха жизни самовоспроизводится любая форма жизни, обрастая материей и приобретая конечную форму по неким канонам, которые мы пронаблюдаем и алгоритмизируем уже постфактум события.
То же самое с поэзией как с актом Творения. Невидимый звуко-смысловой импульс (первозвук) порождает возникновение структуры и материи стиха, и рождается стихотворение. В идеале - рождается, на практике ему помогают поэты - скульпторы (дешифраторы камня) от поэзии.
Дар поэта - слышание замысла, первозвука, ремесло поэта - донести замысел до словоформ, не расплескав и не исказив, максимально сохранив соответствие замыслу. Все лучшие стихи - услышанные и записанные, а не сочиненные. Жизнь воплощается, самопишет через поэта.
Когда замысел находит своего могучего слышателя-скульптора, мы имеем образцы великой поэзии, которые говорят сами за себя, мы стремимся к ним как к прометеевым эталонам.
И есть другой подход, с ремесленной стороны. Бывает, что автор хороших стихов предстает честным, добросовестным и очень талантливым ученым, который проникает сознанием в законы, по которым поэзия приобретает плоть стиха. Услышав первозвук или каким-либо образом зафиксировав его присутствие, он предпринимает те же усилия, что и ученые, изучающие материю - становится физиком, восстанавливающим замысел Творца на основе законов, через которые этот замысел проявляется. В обратном направлении, т.е. пытаясь пригласить (а порой и вдохнуть) и обнаружить жизнь в безукоризненно выстроенной в пробирке плоти. Это его специфическое ремесло. Это больше ремесло ученого, нежели ремесло Творца, выраженное через ремесло поэта-скульптора.
Ремесло поэта-ученого - построить сооружение, в которое войдет и заживет жизнь. Но она не может войти больше, нежели ее было в изначальном импульсе. Зато в это сооружение входят другие поэты, и благодаря этому структурируют свое ремесло. Лишь бы не оглохли, лишь бы не променяли слух на ремесло. Но мы не отнимаем у этих ученых поэзии, просто заметим, что по большей части они оставляют специфическое наследие поэта-математика, поэта-физика.
Или, к примеру, поэзия-биология, которая сейчас массово вышла на просторы популярного потребления. Биология работает не в обратном направлении, как физика, она работает в прямом направлении. Но у биологической поэзии есть такая особенность, как и у многих талантливых образцов: она берет начало не от первозвука (колыбели поэзии), а впитывает уже готовый биоматериал и дальше его скрещивает, трансформирует, подкармливает новыми видами китикэта, чтобы выдать нечто «новое», или старое, но другое, не такое как раньше.
Такой может взять и пересобрать овечек Долли, но не может преодолеть биологический закон ограниченного числа делений (самовоспроизводства) живой клетки: новая сборка овечек рождается уже немолодой особой, продолжающей возраст исходного биоматериала, то есть сборка не протянет дольше своего исходника. А, соответственно, и не успеет трансформироваться, и не сможет посягнуть на вечность.
Но мы так же не отбираем у биологов их поэтичности, а просто обращаем внимание на качество происходящего.
Слегка брюзжа на эту тему, скажу, что сегодняшние повсеместные стихотруженики забыли, что поэтический дар - слышать, а писать - их работа. Они научились писать и продают это как дар.
А мне хочется возвращаться в колыбель, в тот самый источник поэзии, который тот же, что и в музыке - звук, гул, тишина. Иногда удается что-то вынести оттуда, а чаще просто умыться.
Silentium
Она еще не родилась,
Она и музыка и слово,
И потому всего живого
Ненарушаемая связь.
Спокойно дышат моря груди,
Но, как безумный, светел день.
И пены бледная сирень
В черно-лазоревом сосуде.
Да обретут мои уста
Первоначальную немоту,
Как кристаллическую ноту,
Что от рождения чиста!
Останься пеной, Афродита,
И, слово, в музыку вернись,
И, сердце, сердца устыдись,
С первоосновой жизни слито!
О. Мандельштам
Июль 2018, Февраль 2019