К юбилею "Открытого письма" Эшлимана-Якунина (часть 2)
Не вяземская староста и не Людоговский, который «напоминал Льва Толстого своей окладистой бородой», а Патриарх Алексий (Симанский), члены Священного Синода и все участники Архиерейского собора 18 июля 1961 г. - враги Церкви. Активные враги. Именно об этом и только об этом (правда, в более вежливой форме, «политкорректно»), писали в 1965 году священники Николай Эшлиман и Глеб Якунин. На Поместном сборе 1971 года главным защитником того губившего Церковь, «разрушавшего её изнутри» постановления 1961 г. был, естественно, митрополит Никодим (Ротов) - духовный отец, наставник, любимый герой ныне здравствующего Патриарха Кирилла. Архиепископ Василий, участник того Собора, вспоминал:
«Сначала митрополит Никодим, как он обыкновенно поступает в подобных случаях, хотя и спросил “мимоходом”, записался ли я выступать завтра, долго говорил на всевозможные прямо не относящиеся к делу темы. Наконец он всё же спросил меня, о чём я собираюсь выступать на Соборе. Я ответил, что исключительно о постановлениях 1961 года, так как это единственный действительно важный и серьёзный вопрос, и в нём у меня разногласие с предлагаемыми решениями. Я буду говорить почти исключительно о канонической стороне, о нарушении принципа единства церковного управления, сосредоточенного в лице епископа. Это единство нарушается постановлениями 1961 года, они производят недопустимое для православных рассечение (дихотомию) между духовным и телесным, материальным. Поэтому по совести я не могу одобрить эти постановления и выскажу это на Соборе.
“Вы, конечно, свободны, - сказал на это митрополит Никодим, - выступать, как Вам угодно, но я не советую Вам это делать. Вы только вызовете против Вас раздражение среди епископов. Каноны мы и сами хорошо знаем, скажут, чего Вы приехали учить нас канонам. Вы принесёте вред Церкви”. “А как же Вы говорили, - возразил я, - что никакого вреда для Церкви от моего выступления не будет? Или, может быть, Вам лично моё выступление повредит”. “Мне? Нисколько! Наоборот, если Вы выступите, я в ответ выступлю против Вас с филиппикой, и это будет, где нужно, вменено мне в заслугу. И я скажу, что Вы требуете от нас строгого исполнения канонов, а сами их не соблюдаете, когда это для Вас удобнее. Получится спор, не полезный для Церкви. Вы повредите Церкви». - «Вы так считаете, а ряд архиереев, здешних архиереев, считают, что постановления 1961 года вредны для Церкви, и советуют мне выступать”. - “Кто эти архиереи?” - “Я этого не могу сказать”. - “Да и не надо, я и так их знаю. Я всех архиереев знаю, кто что думает. Они у меня все как на ладони”. - “Может быть, но я их не назову. Все это здешние архиереи, не заграничные”. - “Не называйте, я все равно их знаю. Один из дальней окраины, другой тоже, но несколько ближе. А третий из центральной России”.
Я догадался, что митрополит Никодим имеет в виду архиепископов Вениамина и Павла, а кого он имел в виду под словами «из центральной России», я не мог тогда догадаться, узнал значительно позже. Во всяком случае, я не назвал ни одного имени и никак не реагировал на намеки митрополита Никодима. Тот продолжал настаивать: “Если хотите принести вред Церкви, то выступайте. Никто кроме Вас не выступит. А Вы принесете вред Церкви”. Я был поставлен в трудное положение: принести вред Церкви я не хотел, но и промолчать тоже не считал правильным. Я обратился тогда с вопросом к митрополиту Антонию, который присутствовал в этой части разговора, но все время молчал: “Владыко, как Ваше мнение?” “Я думаю, - ответил митрополит Антоний, - что если мы одни, заграничные, выступим против постановлений 1961 года, а все остальные будут молчать, то это будет иметь смысл: вот, мы герои, а все здешние трусы и предатели Церкви. Мы нашим выступлением бросим такое обвинение всем нашим собратьям, которые находятся в несравненно более трудных условиях, а себя выставим героями”. Эта аргументация митрополита Антония меня психологически более обезоружила, чем все доводы митрополита Никодима. Лезть в герои я не хотел, и само подозрение, что я хочу быть героем, было для меня нравственно тяжким. (Сейчас я вижу, что аргументация митрополита Антония была неправильна». (Архиеп. Василий Кривошеин. Воспоминания. Письма. - Нижний Новгород, 1998. - С.433-435).
В своём кругу воинствующие безбожники говорили тогда, в начале 60-х, при Н.С. Хрущёве, до всяких «перестроек» и «гласностей», намного более честно и откровенно, чем сегодня Патриарх Кирилл в интервью «Комсомольской правде».
В закрытом докладе 19 февраля 1963 г. В. А. Куроедов признавался, что решение Архиерейского собора 1961 г. - это новая форма борьбы с религией.
«Духовенство было отстранено от финансово-хозяйственных дел в религиозных обществах. Православное духовенство, а вслед за ним и некоторых других культов было переведено на твердые оклады, стал проводиться принцип крещения детей только с согласия обоих родителей. Эти мероприятия проводились не административным путем, а осуществлялись через религиозные центры, руками самих служителей культа» (Филиппов Б.А. Очерки по истории России ХХ век. - С.476-477).
Единственным правящим архиереем, который не побоялся во всеуслышание сказать, что Николаю Эшлиману и Глебу Якунину следует ответить по существу фактов их «Открытого письма», а не упрёком двухтысячелетней давности «тако ли отвещеваеши архиереови?», был Новосибирский архиепископ Павел (Голышев). В письме Управляющему делами РПЦ МП архиепископу Алексию (Ридигеру), одному из трёх главных разрушителей Церкви в годы хрущёвских и брежневских гонений, архиепископ Павел писал:
«Ваше Высокопреосвященство!
Представляя отзыв на апелляцию священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина согласно Вашей телеграфной просьбе, считаю своим долгом заявить, что нахожу справедливым их первое замечание, выраженное словами Самого Пастыреначальника нашего Господа Иисуса Христа… “Если я сказал худо, покажи, что худо” (Ин.18,23).
Если считать, что вышеупомянутые священники были неправы в своем “открытом письме” Святейшему Патриарху, следовало, как они и пишут в апелляции, дать им исчерпывающий ответ, показав им их неправоту, в письменном виде. Это сделано не было. Нельзя не приветствовать желание Святейшего Патриарха видеть мир и согласие в церкви, но нельзя и закрывать глаза на те непорядки, которые существуют в настоящее время в нашей церкви, внутри ее самой.
В клире Новосибирской епархии уже имеются сторонники священников Эшлимана и Якунина и, несомненно, созыв Поместного собора Русской Православной Церкви не только желателен, но и совершенно необходим.
Считаю, что, направляя свое «открытое письмо» Святейшему Патриарху Алексию ко всем правящим архиереям Русской Православной Церкви священники Н.Эшлиман и Г.Якунин нисколько не нарушили церковные каноны, но поступили правильно согласно 6-го Правила 2-го Вселенского собора. Иной вопрос: следовало, может быть, как мною писалось уже ранее, не обращаться к Святейшему Патриарху Алексию с «открытым письмом», рассылая его в копии всем правящим архиереям Русской Православной Церкви, а обратиться к Святейшему Патриарху, как к милостивому Отцу, просто с личным письмом.
Но, как бы то ни было, “открытое письмо” подлежало рассмотрению на заседании Священного Синода, который и должен был его авторам дать письменный ответ.
При наличии проявленного послушания Святейшему Патриарху священниками Эшлиманом и Якуниным, смиренно принявшим наложенное на них Святейшим Патриархом прещение, считаю, что таковое, ради мира церковного, должно быть с них снято в самый кратчайший срок.
Управляющий Новосибирской епархией п/п Павел
архиепископ Новосибирский и Барнаульский
1966 г.»
(Цитируется по: Бычков С.С. Освобождение от иллюзий. - М., 2010. - С.507-508).
Естественно, подобные вольности не остаются без последствий в РПЦ МП. Архиепископа Павла измазали грязью и дёгтем, вываляли в перьях, освободили от управления епархией и «отправили на покой». Всё это творили его «собратья во Христе» епископы РПЦ МП. В первую очередь - митрополиты Пимен (Извеков), Алексий (Ридигер), Никодим (Ротов).
Секретарь Вологодского епархиального управления протоиерей Владимир Завальнюк несколько раз подробно рассказывал мне как архиепископы Антоний Минский и Дамиан Волынский и Ровенский собирали в Вологде компромат на архиепископа Павла. Настоятель кафедрального собора Константин Васильев, по словам о. Владимира, потратил огромные суммы на лжесвидетелей. Под синодальным приговором архиепископу Павлу стояли всё те же три зловещих имени: Пимен (Извеков), Никодим (Ротов), Алексий (Ридигер).
В беседе (разумеется, сугубо конфиденциальной) с полковником КГБ А.Плехановым (в те годы полковник занимал должность уполномоченного Совета по делам религий по Москве) 21 февраля 1967 г. митрополит Пимен говорил:
«Пимен говорит, что в связи с таким заявлением Шпиллера, он назвал его действия эшлимановскими и предупредил об ответственности. Шпиллер после этого сказал, что он подумает и уладит свои отношения с “двадцаткой”.
Далее Пимен сказал, что вчера его посетила группа членов «двадцатки» и вручила жалобы о том, что Шпиллер и священник Тимаков оказывают на них давление, добиваясь, чтобы они вышли их состава «двадцатки». Тимаков во время исповедания настаивает написать в райисполком заявление о выходе из «двадцатки», спрашивает, кто уговорил о вступлении в последнюю и т.д. Жалобщики просят принять меры к Шпиллеру, избавить их от него и Тимакова.
Пимен заявил, что он решил внести предложение патриарху об отмене неканонических санкций Шпиллера по отношению к некоторым членам “двадцатки” и переводе его в другую церковь.
Какие явления наблюдаются в епархиях среди духовенства?
Пимен сказал, что каких-либо новых явлений он не замечает. Об Эшлимане и Якунине стали забывать, да среди Московского духовенства широкой поддержки их действия и не получили. О них, пожалуй, больше говорили верующие, которые знают их. Действия их, полагаю, дело рук других людей типа архиепископа Ермогена, Леонида (Полякова), Феодосия Пензенского, Павла Новосибирского и Вениамина Иркутского. (Были разговоры, что Якунин ездил в Иркутск, там он в своё время женился).
Сами они, пожалуй, не отважились бы на такой поступок, люди-то они мелкие и по существу никого не представляют.
На какой почве, по вашему мнению, возникли такие “идеи” у Эшлимана и Якунина, что побудило их?
Деньги, ответил Пимен. Изъятие из рук духовенства церковной кассы, лишение их возможности неограниченной наживы, я считаю, является главным мотивом. Возьмите, к примеру, того же Шпиллера. Как только новый староста воспрепятствовал ему набивать свой карман столько, сколько он хотел, Шпиллер взбунтовался, стал писать и распространять слухи о том, что райисполком в “двадцатку” включил неверующих людей и т.д. Хотя этот староста является, как говорят, его ставленником. Ещё патриарх Тихон говорил, заметил Пимен, что деньги портят московское духовенство, лиши его этого, оно взбунтуется.
Прошедшие годы ясно показали, подчеркнул Пимен, правильность постановления архиерейского собора об освобождении духовенства от денежных дел в церквах. Теперь спокойнее стало». («Гласность» №13 1988 г. - С.17-18)
Кому из двух Патриархов верить? Пимен (именно он делал на Соборе 1961 г. доклад о необходимости убрать священников из «двадцатки», превратить их в наёмников) говорит, что после июля 1961 г. священники потеряли возможность разворовывать церковные деньги, набивать карманы. Только поэтому они протестуют. А Патриарх Кирилл говорит, что это было самое страшное бедствие, разрушавшее Церковь. Кому же из двух, Пимену или Кириллу, верить?
Кстати, о «набивании карманов» канадский историк Дм.В. Поспеловский писал:
«Личность, возглавлявшая Церковь, Патриарх Пимен, была по своей бездеятельности, серости и безвольности вполне под стать личности, возглавлявшей государство и партию. Да и коррупция, окружавшая Пимена, была под стать брежневской». (Вестник РХД № 159, с. 212)
Разумеется, Патриарха окружала не коррупция, а коррумпированные временщики. Из брежневских кое-кого назвали, а из патриархийных, рясофорных - ни одного. Хотя тот же Дм. Поспеловский в коридоре нашей Костромской духовной семинарии называл мне по именам и фамилиям, не задумываясь, десяток. Не сомневаюсь, что и Патриарх Кирилл помнит их имена, но говорит лишь о вяземской старосте да о Людоговском.
Впрочем, все функционеры РПЦ МП одинаково люто ненавидели и ненавидят Эшлимана и Якунина и их «Открытое письмо».
«Сначала митрополит Никодим, как он обыкновенно поступает в подобных случаях, хотя и спросил “мимоходом”, записался ли я выступать завтра, долго говорил на всевозможные прямо не относящиеся к делу темы. Наконец он всё же спросил меня, о чём я собираюсь выступать на Соборе. Я ответил, что исключительно о постановлениях 1961 года, так как это единственный действительно важный и серьёзный вопрос, и в нём у меня разногласие с предлагаемыми решениями. Я буду говорить почти исключительно о канонической стороне, о нарушении принципа единства церковного управления, сосредоточенного в лице епископа. Это единство нарушается постановлениями 1961 года, они производят недопустимое для православных рассечение (дихотомию) между духовным и телесным, материальным. Поэтому по совести я не могу одобрить эти постановления и выскажу это на Соборе.
“Вы, конечно, свободны, - сказал на это митрополит Никодим, - выступать, как Вам угодно, но я не советую Вам это делать. Вы только вызовете против Вас раздражение среди епископов. Каноны мы и сами хорошо знаем, скажут, чего Вы приехали учить нас канонам. Вы принесёте вред Церкви”. “А как же Вы говорили, - возразил я, - что никакого вреда для Церкви от моего выступления не будет? Или, может быть, Вам лично моё выступление повредит”. “Мне? Нисколько! Наоборот, если Вы выступите, я в ответ выступлю против Вас с филиппикой, и это будет, где нужно, вменено мне в заслугу. И я скажу, что Вы требуете от нас строгого исполнения канонов, а сами их не соблюдаете, когда это для Вас удобнее. Получится спор, не полезный для Церкви. Вы повредите Церкви». - «Вы так считаете, а ряд архиереев, здешних архиереев, считают, что постановления 1961 года вредны для Церкви, и советуют мне выступать”. - “Кто эти архиереи?” - “Я этого не могу сказать”. - “Да и не надо, я и так их знаю. Я всех архиереев знаю, кто что думает. Они у меня все как на ладони”. - “Может быть, но я их не назову. Все это здешние архиереи, не заграничные”. - “Не называйте, я все равно их знаю. Один из дальней окраины, другой тоже, но несколько ближе. А третий из центральной России”.
Я догадался, что митрополит Никодим имеет в виду архиепископов Вениамина и Павла, а кого он имел в виду под словами «из центральной России», я не мог тогда догадаться, узнал значительно позже. Во всяком случае, я не назвал ни одного имени и никак не реагировал на намеки митрополита Никодима. Тот продолжал настаивать: “Если хотите принести вред Церкви, то выступайте. Никто кроме Вас не выступит. А Вы принесете вред Церкви”. Я был поставлен в трудное положение: принести вред Церкви я не хотел, но и промолчать тоже не считал правильным. Я обратился тогда с вопросом к митрополиту Антонию, который присутствовал в этой части разговора, но все время молчал: “Владыко, как Ваше мнение?” “Я думаю, - ответил митрополит Антоний, - что если мы одни, заграничные, выступим против постановлений 1961 года, а все остальные будут молчать, то это будет иметь смысл: вот, мы герои, а все здешние трусы и предатели Церкви. Мы нашим выступлением бросим такое обвинение всем нашим собратьям, которые находятся в несравненно более трудных условиях, а себя выставим героями”. Эта аргументация митрополита Антония меня психологически более обезоружила, чем все доводы митрополита Никодима. Лезть в герои я не хотел, и само подозрение, что я хочу быть героем, было для меня нравственно тяжким. (Сейчас я вижу, что аргументация митрополита Антония была неправильна». (Архиеп. Василий Кривошеин. Воспоминания. Письма. - Нижний Новгород, 1998. - С.433-435).
В своём кругу воинствующие безбожники говорили тогда, в начале 60-х, при Н.С. Хрущёве, до всяких «перестроек» и «гласностей», намного более честно и откровенно, чем сегодня Патриарх Кирилл в интервью «Комсомольской правде».
В закрытом докладе 19 февраля 1963 г. В. А. Куроедов признавался, что решение Архиерейского собора 1961 г. - это новая форма борьбы с религией.
«Духовенство было отстранено от финансово-хозяйственных дел в религиозных обществах. Православное духовенство, а вслед за ним и некоторых других культов было переведено на твердые оклады, стал проводиться принцип крещения детей только с согласия обоих родителей. Эти мероприятия проводились не административным путем, а осуществлялись через религиозные центры, руками самих служителей культа» (Филиппов Б.А. Очерки по истории России ХХ век. - С.476-477).
Единственным правящим архиереем, который не побоялся во всеуслышание сказать, что Николаю Эшлиману и Глебу Якунину следует ответить по существу фактов их «Открытого письма», а не упрёком двухтысячелетней давности «тако ли отвещеваеши архиереови?», был Новосибирский архиепископ Павел (Голышев). В письме Управляющему делами РПЦ МП архиепископу Алексию (Ридигеру), одному из трёх главных разрушителей Церкви в годы хрущёвских и брежневских гонений, архиепископ Павел писал:
«Ваше Высокопреосвященство!
Представляя отзыв на апелляцию священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина согласно Вашей телеграфной просьбе, считаю своим долгом заявить, что нахожу справедливым их первое замечание, выраженное словами Самого Пастыреначальника нашего Господа Иисуса Христа… “Если я сказал худо, покажи, что худо” (Ин.18,23).
Если считать, что вышеупомянутые священники были неправы в своем “открытом письме” Святейшему Патриарху, следовало, как они и пишут в апелляции, дать им исчерпывающий ответ, показав им их неправоту, в письменном виде. Это сделано не было. Нельзя не приветствовать желание Святейшего Патриарха видеть мир и согласие в церкви, но нельзя и закрывать глаза на те непорядки, которые существуют в настоящее время в нашей церкви, внутри ее самой.
В клире Новосибирской епархии уже имеются сторонники священников Эшлимана и Якунина и, несомненно, созыв Поместного собора Русской Православной Церкви не только желателен, но и совершенно необходим.
Считаю, что, направляя свое «открытое письмо» Святейшему Патриарху Алексию ко всем правящим архиереям Русской Православной Церкви священники Н.Эшлиман и Г.Якунин нисколько не нарушили церковные каноны, но поступили правильно согласно 6-го Правила 2-го Вселенского собора. Иной вопрос: следовало, может быть, как мною писалось уже ранее, не обращаться к Святейшему Патриарху Алексию с «открытым письмом», рассылая его в копии всем правящим архиереям Русской Православной Церкви, а обратиться к Святейшему Патриарху, как к милостивому Отцу, просто с личным письмом.
Но, как бы то ни было, “открытое письмо” подлежало рассмотрению на заседании Священного Синода, который и должен был его авторам дать письменный ответ.
При наличии проявленного послушания Святейшему Патриарху священниками Эшлиманом и Якуниным, смиренно принявшим наложенное на них Святейшим Патриархом прещение, считаю, что таковое, ради мира церковного, должно быть с них снято в самый кратчайший срок.
Управляющий Новосибирской епархией п/п Павел
архиепископ Новосибирский и Барнаульский
1966 г.»
(Цитируется по: Бычков С.С. Освобождение от иллюзий. - М., 2010. - С.507-508).
Естественно, подобные вольности не остаются без последствий в РПЦ МП. Архиепископа Павла измазали грязью и дёгтем, вываляли в перьях, освободили от управления епархией и «отправили на покой». Всё это творили его «собратья во Христе» епископы РПЦ МП. В первую очередь - митрополиты Пимен (Извеков), Алексий (Ридигер), Никодим (Ротов).
Секретарь Вологодского епархиального управления протоиерей Владимир Завальнюк несколько раз подробно рассказывал мне как архиепископы Антоний Минский и Дамиан Волынский и Ровенский собирали в Вологде компромат на архиепископа Павла. Настоятель кафедрального собора Константин Васильев, по словам о. Владимира, потратил огромные суммы на лжесвидетелей. Под синодальным приговором архиепископу Павлу стояли всё те же три зловещих имени: Пимен (Извеков), Никодим (Ротов), Алексий (Ридигер).
В беседе (разумеется, сугубо конфиденциальной) с полковником КГБ А.Плехановым (в те годы полковник занимал должность уполномоченного Совета по делам религий по Москве) 21 февраля 1967 г. митрополит Пимен говорил:
«Пимен говорит, что в связи с таким заявлением Шпиллера, он назвал его действия эшлимановскими и предупредил об ответственности. Шпиллер после этого сказал, что он подумает и уладит свои отношения с “двадцаткой”.
Далее Пимен сказал, что вчера его посетила группа членов «двадцатки» и вручила жалобы о том, что Шпиллер и священник Тимаков оказывают на них давление, добиваясь, чтобы они вышли их состава «двадцатки». Тимаков во время исповедания настаивает написать в райисполком заявление о выходе из «двадцатки», спрашивает, кто уговорил о вступлении в последнюю и т.д. Жалобщики просят принять меры к Шпиллеру, избавить их от него и Тимакова.
Пимен заявил, что он решил внести предложение патриарху об отмене неканонических санкций Шпиллера по отношению к некоторым членам “двадцатки” и переводе его в другую церковь.
Какие явления наблюдаются в епархиях среди духовенства?
Пимен сказал, что каких-либо новых явлений он не замечает. Об Эшлимане и Якунине стали забывать, да среди Московского духовенства широкой поддержки их действия и не получили. О них, пожалуй, больше говорили верующие, которые знают их. Действия их, полагаю, дело рук других людей типа архиепископа Ермогена, Леонида (Полякова), Феодосия Пензенского, Павла Новосибирского и Вениамина Иркутского. (Были разговоры, что Якунин ездил в Иркутск, там он в своё время женился).
Сами они, пожалуй, не отважились бы на такой поступок, люди-то они мелкие и по существу никого не представляют.
На какой почве, по вашему мнению, возникли такие “идеи” у Эшлимана и Якунина, что побудило их?
Деньги, ответил Пимен. Изъятие из рук духовенства церковной кассы, лишение их возможности неограниченной наживы, я считаю, является главным мотивом. Возьмите, к примеру, того же Шпиллера. Как только новый староста воспрепятствовал ему набивать свой карман столько, сколько он хотел, Шпиллер взбунтовался, стал писать и распространять слухи о том, что райисполком в “двадцатку” включил неверующих людей и т.д. Хотя этот староста является, как говорят, его ставленником. Ещё патриарх Тихон говорил, заметил Пимен, что деньги портят московское духовенство, лиши его этого, оно взбунтуется.
Прошедшие годы ясно показали, подчеркнул Пимен, правильность постановления архиерейского собора об освобождении духовенства от денежных дел в церквах. Теперь спокойнее стало». («Гласность» №13 1988 г. - С.17-18)
Кому из двух Патриархов верить? Пимен (именно он делал на Соборе 1961 г. доклад о необходимости убрать священников из «двадцатки», превратить их в наёмников) говорит, что после июля 1961 г. священники потеряли возможность разворовывать церковные деньги, набивать карманы. Только поэтому они протестуют. А Патриарх Кирилл говорит, что это было самое страшное бедствие, разрушавшее Церковь. Кому же из двух, Пимену или Кириллу, верить?
Кстати, о «набивании карманов» канадский историк Дм.В. Поспеловский писал:
«Личность, возглавлявшая Церковь, Патриарх Пимен, была по своей бездеятельности, серости и безвольности вполне под стать личности, возглавлявшей государство и партию. Да и коррупция, окружавшая Пимена, была под стать брежневской». (Вестник РХД № 159, с. 212)
Разумеется, Патриарха окружала не коррупция, а коррумпированные временщики. Из брежневских кое-кого назвали, а из патриархийных, рясофорных - ни одного. Хотя тот же Дм. Поспеловский в коридоре нашей Костромской духовной семинарии называл мне по именам и фамилиям, не задумываясь, десяток. Не сомневаюсь, что и Патриарх Кирилл помнит их имена, но говорит лишь о вяземской старосте да о Людоговском.
Впрочем, все функционеры РПЦ МП одинаково люто ненавидели и ненавидят Эшлимана и Якунина и их «Открытое письмо».