соль
Разумеется, что теперь было бы совершенно глупо ждать письма в почтовом ящике, где давно и с невероятным достоинством обосновались какие-то нелепые бумаги вроде обязательных счетов, уведомлений и прочих сообщений, не всегда попадающих по адресу.
И конечно же, я отдаю себе в этом отчет, было бы глупо ждать прилета совы или чего-то в этом роде. Но с озадаченным видом крутить в руках конверт из желтоватой бумаги, только что извлеченный из кармана пуховика, куда я в эту промозглую зиму то и дело машинально кладу руки - вполне в моем стиле. Я даже замер, и только сердце вдруг стало глубоко и гулко биться в грудной клетке: ничего не значащая марка - бум!, расплывчатая печать, по которой не понять ни дату, ни место - бум!, слегка подмятые уголки - бум!
С трудом удерживаясь, чтобы не разорвать конверт там же, на улице, иду в ближайшее кафе, где не глядя в меню заказываю большую чашку капучино, которой по моим расчетам должно было бы хватить, чтобы сначала унять дрожь в руках, и только потом. Только потом.
Интересно, когда все же конверт оказался у меня? С самого утра, когда бежал на работу? Или, быть может, пока пуховик висел в гардеробе, туда прокрался невидимый почтальон и выполнил тайное поручение? Или буквально только что, когда в толпе меня несильно толкнул какой-то странного вида тип, на первый взгляд - обычный старьевщик, даже тележка набитая всяким хламом, да еще опутанная разноцветной мишурой и гирляндами по случаю Нового года - и та была при нем.
В полумраке кафе бумага конверта кажется уже даже не желтоватой, а золотистой, распространяющей вокруг мягкий ореол теплого медового света. Я беру конверт в руки и, непроизвольно задержав дыхание, надрываю край. В этот момент время словно останавливается, звуки исчезают, а сам конверт заслоняет весь мир, куда огненными искрами врываются разлетающиеся бумажные волокна.
В звенящей тишине я слышу пронзительный крик чайки, а затем ощущаю на губах горький, соленый и одновременно горячий вкус моря.
Спустя мгновнение время приходит в себя, и меня буквально сметают вернувшийся звон чашек, рокот перемалываемого кофе и сливающиеся в единый хор голоса. Я делаю пару глотков порядком остывшего кофе - интересно, сколько же это длилось: секунду или час? - и наконец набираюсь смелости заглянуть в конверт только затем, чтобы снова ощутить соленый привкус, разве что теперь - в уголках губ.
И мне абсолютно все равно, что подумают окружающие, глядя мужчину, плачущего над пустым конвертом.
И конечно же, я отдаю себе в этом отчет, было бы глупо ждать прилета совы или чего-то в этом роде. Но с озадаченным видом крутить в руках конверт из желтоватой бумаги, только что извлеченный из кармана пуховика, куда я в эту промозглую зиму то и дело машинально кладу руки - вполне в моем стиле. Я даже замер, и только сердце вдруг стало глубоко и гулко биться в грудной клетке: ничего не значащая марка - бум!, расплывчатая печать, по которой не понять ни дату, ни место - бум!, слегка подмятые уголки - бум!
С трудом удерживаясь, чтобы не разорвать конверт там же, на улице, иду в ближайшее кафе, где не глядя в меню заказываю большую чашку капучино, которой по моим расчетам должно было бы хватить, чтобы сначала унять дрожь в руках, и только потом. Только потом.
Интересно, когда все же конверт оказался у меня? С самого утра, когда бежал на работу? Или, быть может, пока пуховик висел в гардеробе, туда прокрался невидимый почтальон и выполнил тайное поручение? Или буквально только что, когда в толпе меня несильно толкнул какой-то странного вида тип, на первый взгляд - обычный старьевщик, даже тележка набитая всяким хламом, да еще опутанная разноцветной мишурой и гирляндами по случаю Нового года - и та была при нем.
В полумраке кафе бумага конверта кажется уже даже не желтоватой, а золотистой, распространяющей вокруг мягкий ореол теплого медового света. Я беру конверт в руки и, непроизвольно задержав дыхание, надрываю край. В этот момент время словно останавливается, звуки исчезают, а сам конверт заслоняет весь мир, куда огненными искрами врываются разлетающиеся бумажные волокна.
В звенящей тишине я слышу пронзительный крик чайки, а затем ощущаю на губах горький, соленый и одновременно горячий вкус моря.
Спустя мгновнение время приходит в себя, и меня буквально сметают вернувшийся звон чашек, рокот перемалываемого кофе и сливающиеся в единый хор голоса. Я делаю пару глотков порядком остывшего кофе - интересно, сколько же это длилось: секунду или час? - и наконец набираюсь смелости заглянуть в конверт только затем, чтобы снова ощутить соленый привкус, разве что теперь - в уголках губ.
И мне абсолютно все равно, что подумают окружающие, глядя мужчину, плачущего над пустым конвертом.