Джермейн Джексон: Майкл, ты не одинок (70)
Глава 21. Вернувшийся Король
Начало
Где-то осенью 2008 года я увидел, что в глазах Майкла снова появился блеск: в этот период его жизнь вернулась в колею, здоровье было превосходным и он начал готовиться к величайшему возвращению в истории. Впервые за долгое время он был просто счастлив. И я был не единственным, кто увидел его возрождение: люди, работавшие с ним многие годы, тоже заметили эту перемену. Они, как и я, умели понимать, когда у него внутри разгоралось творческое пламя и зажигало огонь в его глазах. Мир читал в желтой прессе о том, что Майкл превратился в ослабшего человека с шатким здоровьем, навсегда сломленного судом; в исполнителя, неспособного больше ездить в туры, певца, чей голос никогда уже не будет прежним; в артиста, якобы медленно гибнущего от наркозависимости. Все это было неправдой - как ясно свидетельствуют пятна пота на стенах его танцевальной студии и вокальные партии, которые он записывал для великолепных треков, оставшихся незаконченными.
Домыслы о здоровье Майкла, получившие особенно широкое распространение после его смерти, резюмировали суть его публичной жизни: сплошные слухи и безумные трактовки, искажавшие реальную картину. Люди часто обсуждают сделанную в 2008 году фотографию моего брата, на которой он снят в инвалидном кресле. Подписи к ней обычно гласят: «Болен, слаб, не может стоять на ногах, и уж точно не в том состоянии, чтобы выступать…» Именно это Майкл и хотел слышать от средств массовой информации и биографов. Человек, которого всегда недооценивали, одурачил всех. Это была его игра, очередной маскировочный наряд, призванный создать впечатление, будто Майкл не готов к возвращению и очень плох. Он лучше, чем кто-либо, знал силу имиджа, а также понимал, что люди сомневались в его потенциале. И вот представьте - только представьте, - что было бы, если бы он вернулся как ни в чем не бывало, удивив мир, преобразившись в одночасье из фотографий «до» в образ «после». Майкл вел себя как Вилли Вонка, который хромающей походкой выходит из ворот своей шоколадной фабрики к ошеломленной толпе, спотыкается… отбрасывает трость, выполняет кульбит - и толпа ликует. Купились! Настоящее возвращение возможно только тогда, когда она кажется невозможным.
Жизнь Майкла в сознании людей давно уже описывалась нестираемыми образами, превратившими его в вымышленного персонажа: его знали по кислородным камерам и хирургическим маскам, балконам отелей и «белой» коже. Это был его шанс посмеяться последним. Это понимал я и понимали окружавшие его люди - люди, которым он доверял. Остальной мир должен был узнать об этом в Лондоне. Но подсказки Майкл давал всегда. Он отчаянно оберегал свою частную жизнь и знал, когда «включать и выключать PR-кран». Он никогда - никогда - не появлялся на публике, не будучи безупречно одетым. Он делал все возможное, чтобы скрыть следы витилиго, болезней или каких-либо видимых недостатков, - он не хотел, чтобы маска соскользнула, не хотел, чтобы кто-либо видел его несовершенство или сомневался в его величии. И вот в Лас-Вегасе этот чрезвычайно скрытный человек вдруг принял решение публично вместе с детьми отправиться по магазинам в кресле-каталке, одев красную бейсболку, тапочки и голубые пижамные штаны (вспомните, в каком ужасе он был, когда ему пришлось явиться в пижаме в суд)!
Задумайтесь. Майкл умел мастерски манипулировать имиджем. Он знал, что СМИ не терпится «застать его врасплох», увидеть слабым, лишенным мотивации. Он же хотел полной реабилитации в глазах мира. Он хотел устроить возвращение Короля поп-музыки - во всем его величии и славе. Заткнуть рот всем очернителям и скептикам. Той фотографии в инвалидном кресле можно противопоставить непреложный факт: около двух месяцев спустя Майкл уже готовился в жестоком режиме к туру-возвращению, о котором тогда еще никто не знал. Он танцевал на износ по четыре часа в день, доводя до изнурения даже своего хореографа Лавелла Смита, которого нанял для того, чтобы тот помог ему войти в форму. Лавелл был одним из танцоров в видео «Smooth Criminal» и со временем стал доверенным хореографом моего брата - именно поэтому он был нанят для приватных занятий в Лас-Вегасе.
Майкл набирал силы с каждой неделей. Он даже сбросил вес, хотя мне казалось, что сбрасывать там было уже нечего. Опять же, некоторые указывают на его «худобу», говоря, что это был признак для беспокойства. Майкл похудел уже после суда, а спортивный режим сделал его еще стройнее. Но для Майкла это была нормальная ситуация - после каждого своего тура он терял три дюйма в талии. Просто он сбрасывал вес в результате ежедневных четырехчасовых тренировок. Это неслабое расписание - особенно для человека, который, по утверждению одного из биографов, «нуждался в пересадке легкого». К концу 2008 года Майкл был в настолько хорошей форме, что как-то за несколько недель до смерти, столкнувшись с другом в приемной у врача, даже поднял полы рубашки и спросил: «Как тебе мой пресс?» Такова была частная правда, стоявшая за публичным имиджем.
Окружавшие Майкла люди почувствовали, что он снова разогревается, когда он начал просить записывать ему компакт-диски, как в старые времена. Майкл был настолько одержим отслеживанием трендов в современной музыке, что каждую неделю ему, бывало, присылали первую десятку песен из чарта Billboard Hot 100, собранную на один компакт диск, и еще четыре диска с песнями из R&B, электро-, танцевального и евро-чартов. Он внимательно прослушивал каждую вещь, чтобы понимать, что в данный момент модно и что продается, - ведь он всегда хотел оставаться на шаг впереди. Теперь, после перерыва, он возобновил эту традицию. Как выразился один из его приближенных, «он готовился снова погрузиться в работу. Он писал песни, хорошо выглядел, стильно одевался - он взялся за свою жизнь. Он был в ладах с собой». Я одновременно нахожу в этом утешение и вижу иронию судьбы: Майкл с надеждой смотрел в будущее, у него было столько планов… Он покупал новый дом в Лас-Вегасе и собирался выстроить там новый Неверленд, незапятнанный полицией; он с нетерпением ждал предстоящего тура в Лондоне, потому что Принс, Пэрис и Бланкет наконец смогли бы увидеть своего папу на сцене; он также понимал, что тур даст ему возможность вернуть контроль над своей жизнью и заработать достаточно денег, чтобы избавиться от сковывавших его долгов. Он снова смотрел на жизнь с оптимизмом. Он был в форме. Он думал о будущем.
После окончания тура «This Is It» и нескольких недель отпуска Майкл планировал дать ряд концертов в Китае. Далее он присматривался к возможности выступить в перерыве Суперкубка по футболу в 2011 году (где в итоге выступила группа Black Eyed Peas), чтобы повторить свой легендарный успех 1993 года. А после, до 2014 года, у него в рукаве было еще два тура: «возвращение на бис», о котором пока никто не знал. Вопреки всеобщему представлению его лондонские концерты были только началом, а вовсе не концом. Я слышал, что Майкл сказал в марте 2009-го: «Когда я говорю “Вот и все”, это действительно означает “все”… Это финальный выход». Но он умел дразнить людей и был одаренным продавцом: если люди подумают, что в Лондоне будет последняя возможность увидеть его выступление, они со всех ног бросятся покупать билеты. Простое правило ограниченного предложения и высокого спроса. Многие недооценивали коммерческую проницательность Майкла, потому что он был мастером напускать туман, создавать мистерии и устраивать большие сюрпризы.
Надо признать, что делалось это не только ради нагнетания ажиотажа. Майкл волновался, сможет ли продать билеты, и анонс тура был для него способом пощупать воду, померить температуру общественного настроения. Его уверенность в себе была подорвана испытаниями, через которые ему пришлось пройти. Получится ли у него продать пять концертов, не говоря уже о десяти? Именно поэтому он выбрал для тура Лондон, а не Америку: он боялся, что Америка не примет его так, как Европа. Это не упрек в сторону его фанатов, но признак того, насколько глубокую рану оставили в его душе годы заголовков о совращении детей и отношение к нему в родной стране. Он стал сомневаться в том, что его популярность пережила эти обвинения. После тура HIStory прошло много времени, и теперь ему было уже пятьдесят лет. Поэтому артист, который некогда выступал перед 180-ю тысячами человек на ипподроме Aintree в северной Англии, теперь выбрал арену O2 с вместимостью всего 20 000 человек. Начинать реабилитацию нужно с малого. Понемножку. Я думаю, Майклу нужно было увидеть масштабы любви, прежде чем он смог поверить в то, что его фанаты не отвернулись от него.
Настал 2008 году, и Майкл не только снова жаждал выступать, но и расписал себе план на пять лет вперед. Но чтобы разобраться во всем этом и понять, как это секретное будущее начало обретать очертания, нам прежде нужно перенестись назад, в 2005 год, когда Майкл вышел из здания суда и, поклявшись никогда больше не жить в Неверленде, отправился в Бахрейн сочинять музыку с принцем Абдулой.
Как только Майкл получил назад свой паспорт, он тут же отправился на Восток вместе с детьми и няней Грейс, имея в виду, возможно, даже остаться там на постоянное проживание. Он воспринимал Америку как хорошего друга, который предал его, и ему не хотелось какое-то время иметь с ней ничего общего. Но, как после узнали друзья, не поддержавшие его в час нужды, Майкл всегда возвращался. Ему нужно было время на то, чтобы снять напряжение: после суда он страдал от приступов депрессии, что было вполне закономерной реакцией на стресс. Когда он садился в самолет, он был тенью самого себя прежнего и был бесконечно благодарен королевской семье Бахрейна за то, что они предоставили ему убежище.
Поначалу я беспокоился, чем все это закончится: хотя я принимал непосредственное участие в основании компании Two Seas Records, внезапно меня оставили за бортом. Сделка превратилась в партнерство между моим братом и Принцем. Теоретически я мог бы помахать своим подписанным контрактом, но я не стал этого делать, так как последнее, что нужно было Майклу, это оказаться втянутым в судебный иск. Иногда есть более приоритетные вещи, чем личные обиды. Важно было, чтобы Майкл чувствовал себя хорошо, - и в этом смысле все, казалось, шло прекрасно: Принц оплачивал большую часть расходов Майкла, пока тот был в Бахрейне. Такое «гостеприимство» является обычаем в правящих семьях на Ближнем Востоке. Подарки являются нормой, и поэтому Майкл без задней мысли считал оказанное ему гостеприимство подарком и не понимал, что оно является частью контракта. Он считал, что приехал туда для создания лишь одного альбома - и вот тут все уперлось в гигантское недоразумение. Подписанный контракт в общих терминах связывал Майкла обязательствами на музыку, мюзиклы, фильмы и книги. Когда Майкл это понял, он просто ушел: он не собирался позволять кому-либо «владеть» собой. Он вернулся в Лондон, после чего переехал в Дублин, поначалу живя в доме у танцора Майкла Флэтли, а позже сняв собственный дом. Он начал сотрудничать с will.i.am из группы Black Eyed Peas, а затем вызвал к себе продюсера Рона Фимстера: Рон работал с такими артистами как Ne-Yo и 50 Cent.
Сотрудничество с этими композиторами было вполне в духе Майкла, который всегда хотел оставаться современным. Принц в Бахрейне, конечно, совсем не был этому рад и в конце концов возбудил иск, обошедшийся Майклу в 5 миллионов долларов. Печально, что сын короля прибег к таким методам борьбы, особенно когда мой брат сделал в некотором смысле больше, чем Формула-1, для того, чтобы обозначить Бахрейн на карте мира. Но и подписать контракт, не прочитав его условия, - это было, к сожалению, очень типично для Майкла. Совсем как в 2000 году, когда он обнаружил, что Sony не вернет ему его мастер-записи. Слепое доверие советникам и вера в честность других людей были его «ахиллесовой пятой» еще с тех пор, как Джозеф заведовал нашими контрактами, когда мы были детьми. Майкл понял, какой властью наделял окружающих, когда однажды случайно подслушал слова юриста: «Да Майкл даже не подписывает собственные бумаги! Он ничего не решает… Все решаем мы». Это стало болезненным напоминанием о том, что его воспринимали в первую очередь как бизнес, и только во вторую - как человека.
Думаю, именно подобные замечания побудили его к тому, чтобы попытаться отстоять свою позицию в некоторых контрактах. Однако реальность заключалась в том, что погоня за автономией сделала его уязвимым для судебных исков и попадания под чужой контроль. Меня всегда поражало то, как годами специалисты один за другим приходили в его жизнь и каждый пытался контролировать ее, управлять ею и вмешиваться в ход событий, не оставляя Майклу пространства для маневра. Это был удивительный феномен: как профессионалов преображала мания величия, едва они оказывались с ним рядом, получали возможность советовать ему или оказывать на него влияние. Мне тяжело было слушать, как брат жаловался на то, что различные люди пытались его «контролировать», особенно когда он не мог возразить им или взять на себя ответственность, потому что не любил конфронтации. Многих своих сотрудников он увольнял письменно. И всегда говорил: «Я - как моя мать: никого не могу выгнать!»
Но мне кажется, он не понимал, до какой степени люди им пользовались - и до какой степени он позволял им это делать, - вплоть до суда 2005 года. Именно там мы услышали, как он давал Джун Чендлер свою кредитную карту в свободное распоряжение и как не досчитался почти миллиона долларов, дав одному из помощников генеральную доверенность на ведение своих дел. Такие примеры побудили меня найти в окружение Майкла правильных людей. Честно говоря, Принц Абдула показался мне большим поклонником, хорошим и искренним человеком. К сожалению, Майкл недопонял условия контракта (он часто не читал контракты) и таким образом в итоге оказался с пятимиллионным долгом, который просто не мог себе позволить.
Не будет преувеличением сказать, что Майкл был осажден судебными исками: они летели в него со всех сторон - от людей, которые не могли не знать, что он находился в затруднительном положении. Каждый решил пнуть упавшего: перед Майклом стояли иски общей стоимостью в 100 миллионов долларов в дополнение к бремени его 300-миллионного займа. Если бы он проиграл их все одновременно, он оказался бы без цента в кармане. Майкл попытался остановить отступление, решив провести реструктуризацию займов. Fortress Investment Group из Нью-Йорка выкупила его долг в 272 миллиона у банка Bank of America и выдала ему новый заем свыше 300 миллионов, чтобы высвободить немного наличных. Я полагал, что с выплатой первого займа, который был на гарантии Sony, лейбл звукозаписи исчезнет из поля зрения, но я ошибся. Как выяснилось, Sony помогла выполнить реструктуризацию и взамен оставила за собой право выкупить 25 процентов из принадлежавшей Майклу половины музыкального каталога. На случай, если бы его финансовая ситуация продолжила ухудшаться и дальше, они также оставили за собой право первенства в выкупе оставшейся четверти (при условии предложения равной цены), таким образом обезопасив себя от возможного совладения с нежелательным партнером. Но это были лишь права, зафиксированные на бумаге: пока Майкл по-прежнему владел 50-ю процентами, хотя подобное соглашение стратегически ослабило его позицию.
Хорошей новостью стало то, что он выкупил назад пятипроцентную долю каталога, которую держал его бывший юрист Джон Бранка. Майкл был рад, что Джон больше не имел финансового интереса и влияния в каталоге. По моему мнению, эти некогда замечательные деловые отношения были разрушены, потому что в критический момент Джон отстаивал интересы не одного только Майкла.
Тем временем Неверленд был в беде, потому что Майкл задерживал зарплаты персоналу и оплату счетов за ветеринарные услуги. В результате у него накопилось 300 000 долларов задолженности перед работниками. И не только перед ними: композиторы и музыканты не получали оплату месяцами. Но те, кто любил Майкла, не жаловались и не давили на него: они верили, что он позаботится о них, когда наладит свою жизнь. Так поступают настоящие друзья.
Майкл, конечно, был в ярости от своей финансовой ситуации. В его представлении, бухгалтера, которым он платил, должны были своевременно отвечать на выставленные счета и распределять деньги. Как любой артист, он доверял своей команде следить за порядком в делах. К марту 2006 года обстоятельства вынудили его закрыть ранчо, и все животные были отданы в заповедники и специальные центры. Мне грустно было видеть гибель Неверленда - я знал, что Майкл вложил в него сердце и душу, - но теперь некогда было разводить сантименты: требовалось спасать имущество. Майклу нужно было сбросить жир и удержать костяк своих активов: ранчо и каталог.
Начало
Где-то осенью 2008 года я увидел, что в глазах Майкла снова появился блеск: в этот период его жизнь вернулась в колею, здоровье было превосходным и он начал готовиться к величайшему возвращению в истории. Впервые за долгое время он был просто счастлив. И я был не единственным, кто увидел его возрождение: люди, работавшие с ним многие годы, тоже заметили эту перемену. Они, как и я, умели понимать, когда у него внутри разгоралось творческое пламя и зажигало огонь в его глазах. Мир читал в желтой прессе о том, что Майкл превратился в ослабшего человека с шатким здоровьем, навсегда сломленного судом; в исполнителя, неспособного больше ездить в туры, певца, чей голос никогда уже не будет прежним; в артиста, якобы медленно гибнущего от наркозависимости. Все это было неправдой - как ясно свидетельствуют пятна пота на стенах его танцевальной студии и вокальные партии, которые он записывал для великолепных треков, оставшихся незаконченными.
Домыслы о здоровье Майкла, получившие особенно широкое распространение после его смерти, резюмировали суть его публичной жизни: сплошные слухи и безумные трактовки, искажавшие реальную картину. Люди часто обсуждают сделанную в 2008 году фотографию моего брата, на которой он снят в инвалидном кресле. Подписи к ней обычно гласят: «Болен, слаб, не может стоять на ногах, и уж точно не в том состоянии, чтобы выступать…» Именно это Майкл и хотел слышать от средств массовой информации и биографов. Человек, которого всегда недооценивали, одурачил всех. Это была его игра, очередной маскировочный наряд, призванный создать впечатление, будто Майкл не готов к возвращению и очень плох. Он лучше, чем кто-либо, знал силу имиджа, а также понимал, что люди сомневались в его потенциале. И вот представьте - только представьте, - что было бы, если бы он вернулся как ни в чем не бывало, удивив мир, преобразившись в одночасье из фотографий «до» в образ «после». Майкл вел себя как Вилли Вонка, который хромающей походкой выходит из ворот своей шоколадной фабрики к ошеломленной толпе, спотыкается… отбрасывает трость, выполняет кульбит - и толпа ликует. Купились! Настоящее возвращение возможно только тогда, когда она кажется невозможным.
Жизнь Майкла в сознании людей давно уже описывалась нестираемыми образами, превратившими его в вымышленного персонажа: его знали по кислородным камерам и хирургическим маскам, балконам отелей и «белой» коже. Это был его шанс посмеяться последним. Это понимал я и понимали окружавшие его люди - люди, которым он доверял. Остальной мир должен был узнать об этом в Лондоне. Но подсказки Майкл давал всегда. Он отчаянно оберегал свою частную жизнь и знал, когда «включать и выключать PR-кран». Он никогда - никогда - не появлялся на публике, не будучи безупречно одетым. Он делал все возможное, чтобы скрыть следы витилиго, болезней или каких-либо видимых недостатков, - он не хотел, чтобы маска соскользнула, не хотел, чтобы кто-либо видел его несовершенство или сомневался в его величии. И вот в Лас-Вегасе этот чрезвычайно скрытный человек вдруг принял решение публично вместе с детьми отправиться по магазинам в кресле-каталке, одев красную бейсболку, тапочки и голубые пижамные штаны (вспомните, в каком ужасе он был, когда ему пришлось явиться в пижаме в суд)!
Задумайтесь. Майкл умел мастерски манипулировать имиджем. Он знал, что СМИ не терпится «застать его врасплох», увидеть слабым, лишенным мотивации. Он же хотел полной реабилитации в глазах мира. Он хотел устроить возвращение Короля поп-музыки - во всем его величии и славе. Заткнуть рот всем очернителям и скептикам. Той фотографии в инвалидном кресле можно противопоставить непреложный факт: около двух месяцев спустя Майкл уже готовился в жестоком режиме к туру-возвращению, о котором тогда еще никто не знал. Он танцевал на износ по четыре часа в день, доводя до изнурения даже своего хореографа Лавелла Смита, которого нанял для того, чтобы тот помог ему войти в форму. Лавелл был одним из танцоров в видео «Smooth Criminal» и со временем стал доверенным хореографом моего брата - именно поэтому он был нанят для приватных занятий в Лас-Вегасе.
Майкл набирал силы с каждой неделей. Он даже сбросил вес, хотя мне казалось, что сбрасывать там было уже нечего. Опять же, некоторые указывают на его «худобу», говоря, что это был признак для беспокойства. Майкл похудел уже после суда, а спортивный режим сделал его еще стройнее. Но для Майкла это была нормальная ситуация - после каждого своего тура он терял три дюйма в талии. Просто он сбрасывал вес в результате ежедневных четырехчасовых тренировок. Это неслабое расписание - особенно для человека, который, по утверждению одного из биографов, «нуждался в пересадке легкого». К концу 2008 года Майкл был в настолько хорошей форме, что как-то за несколько недель до смерти, столкнувшись с другом в приемной у врача, даже поднял полы рубашки и спросил: «Как тебе мой пресс?» Такова была частная правда, стоявшая за публичным имиджем.
Окружавшие Майкла люди почувствовали, что он снова разогревается, когда он начал просить записывать ему компакт-диски, как в старые времена. Майкл был настолько одержим отслеживанием трендов в современной музыке, что каждую неделю ему, бывало, присылали первую десятку песен из чарта Billboard Hot 100, собранную на один компакт диск, и еще четыре диска с песнями из R&B, электро-, танцевального и евро-чартов. Он внимательно прослушивал каждую вещь, чтобы понимать, что в данный момент модно и что продается, - ведь он всегда хотел оставаться на шаг впереди. Теперь, после перерыва, он возобновил эту традицию. Как выразился один из его приближенных, «он готовился снова погрузиться в работу. Он писал песни, хорошо выглядел, стильно одевался - он взялся за свою жизнь. Он был в ладах с собой». Я одновременно нахожу в этом утешение и вижу иронию судьбы: Майкл с надеждой смотрел в будущее, у него было столько планов… Он покупал новый дом в Лас-Вегасе и собирался выстроить там новый Неверленд, незапятнанный полицией; он с нетерпением ждал предстоящего тура в Лондоне, потому что Принс, Пэрис и Бланкет наконец смогли бы увидеть своего папу на сцене; он также понимал, что тур даст ему возможность вернуть контроль над своей жизнью и заработать достаточно денег, чтобы избавиться от сковывавших его долгов. Он снова смотрел на жизнь с оптимизмом. Он был в форме. Он думал о будущем.
После окончания тура «This Is It» и нескольких недель отпуска Майкл планировал дать ряд концертов в Китае. Далее он присматривался к возможности выступить в перерыве Суперкубка по футболу в 2011 году (где в итоге выступила группа Black Eyed Peas), чтобы повторить свой легендарный успех 1993 года. А после, до 2014 года, у него в рукаве было еще два тура: «возвращение на бис», о котором пока никто не знал. Вопреки всеобщему представлению его лондонские концерты были только началом, а вовсе не концом. Я слышал, что Майкл сказал в марте 2009-го: «Когда я говорю “Вот и все”, это действительно означает “все”… Это финальный выход». Но он умел дразнить людей и был одаренным продавцом: если люди подумают, что в Лондоне будет последняя возможность увидеть его выступление, они со всех ног бросятся покупать билеты. Простое правило ограниченного предложения и высокого спроса. Многие недооценивали коммерческую проницательность Майкла, потому что он был мастером напускать туман, создавать мистерии и устраивать большие сюрпризы.
Надо признать, что делалось это не только ради нагнетания ажиотажа. Майкл волновался, сможет ли продать билеты, и анонс тура был для него способом пощупать воду, померить температуру общественного настроения. Его уверенность в себе была подорвана испытаниями, через которые ему пришлось пройти. Получится ли у него продать пять концертов, не говоря уже о десяти? Именно поэтому он выбрал для тура Лондон, а не Америку: он боялся, что Америка не примет его так, как Европа. Это не упрек в сторону его фанатов, но признак того, насколько глубокую рану оставили в его душе годы заголовков о совращении детей и отношение к нему в родной стране. Он стал сомневаться в том, что его популярность пережила эти обвинения. После тура HIStory прошло много времени, и теперь ему было уже пятьдесят лет. Поэтому артист, который некогда выступал перед 180-ю тысячами человек на ипподроме Aintree в северной Англии, теперь выбрал арену O2 с вместимостью всего 20 000 человек. Начинать реабилитацию нужно с малого. Понемножку. Я думаю, Майклу нужно было увидеть масштабы любви, прежде чем он смог поверить в то, что его фанаты не отвернулись от него.
Настал 2008 году, и Майкл не только снова жаждал выступать, но и расписал себе план на пять лет вперед. Но чтобы разобраться во всем этом и понять, как это секретное будущее начало обретать очертания, нам прежде нужно перенестись назад, в 2005 год, когда Майкл вышел из здания суда и, поклявшись никогда больше не жить в Неверленде, отправился в Бахрейн сочинять музыку с принцем Абдулой.
Как только Майкл получил назад свой паспорт, он тут же отправился на Восток вместе с детьми и няней Грейс, имея в виду, возможно, даже остаться там на постоянное проживание. Он воспринимал Америку как хорошего друга, который предал его, и ему не хотелось какое-то время иметь с ней ничего общего. Но, как после узнали друзья, не поддержавшие его в час нужды, Майкл всегда возвращался. Ему нужно было время на то, чтобы снять напряжение: после суда он страдал от приступов депрессии, что было вполне закономерной реакцией на стресс. Когда он садился в самолет, он был тенью самого себя прежнего и был бесконечно благодарен королевской семье Бахрейна за то, что они предоставили ему убежище.
Поначалу я беспокоился, чем все это закончится: хотя я принимал непосредственное участие в основании компании Two Seas Records, внезапно меня оставили за бортом. Сделка превратилась в партнерство между моим братом и Принцем. Теоретически я мог бы помахать своим подписанным контрактом, но я не стал этого делать, так как последнее, что нужно было Майклу, это оказаться втянутым в судебный иск. Иногда есть более приоритетные вещи, чем личные обиды. Важно было, чтобы Майкл чувствовал себя хорошо, - и в этом смысле все, казалось, шло прекрасно: Принц оплачивал большую часть расходов Майкла, пока тот был в Бахрейне. Такое «гостеприимство» является обычаем в правящих семьях на Ближнем Востоке. Подарки являются нормой, и поэтому Майкл без задней мысли считал оказанное ему гостеприимство подарком и не понимал, что оно является частью контракта. Он считал, что приехал туда для создания лишь одного альбома - и вот тут все уперлось в гигантское недоразумение. Подписанный контракт в общих терминах связывал Майкла обязательствами на музыку, мюзиклы, фильмы и книги. Когда Майкл это понял, он просто ушел: он не собирался позволять кому-либо «владеть» собой. Он вернулся в Лондон, после чего переехал в Дублин, поначалу живя в доме у танцора Майкла Флэтли, а позже сняв собственный дом. Он начал сотрудничать с will.i.am из группы Black Eyed Peas, а затем вызвал к себе продюсера Рона Фимстера: Рон работал с такими артистами как Ne-Yo и 50 Cent.
Сотрудничество с этими композиторами было вполне в духе Майкла, который всегда хотел оставаться современным. Принц в Бахрейне, конечно, совсем не был этому рад и в конце концов возбудил иск, обошедшийся Майклу в 5 миллионов долларов. Печально, что сын короля прибег к таким методам борьбы, особенно когда мой брат сделал в некотором смысле больше, чем Формула-1, для того, чтобы обозначить Бахрейн на карте мира. Но и подписать контракт, не прочитав его условия, - это было, к сожалению, очень типично для Майкла. Совсем как в 2000 году, когда он обнаружил, что Sony не вернет ему его мастер-записи. Слепое доверие советникам и вера в честность других людей были его «ахиллесовой пятой» еще с тех пор, как Джозеф заведовал нашими контрактами, когда мы были детьми. Майкл понял, какой властью наделял окружающих, когда однажды случайно подслушал слова юриста: «Да Майкл даже не подписывает собственные бумаги! Он ничего не решает… Все решаем мы». Это стало болезненным напоминанием о том, что его воспринимали в первую очередь как бизнес, и только во вторую - как человека.
Думаю, именно подобные замечания побудили его к тому, чтобы попытаться отстоять свою позицию в некоторых контрактах. Однако реальность заключалась в том, что погоня за автономией сделала его уязвимым для судебных исков и попадания под чужой контроль. Меня всегда поражало то, как годами специалисты один за другим приходили в его жизнь и каждый пытался контролировать ее, управлять ею и вмешиваться в ход событий, не оставляя Майклу пространства для маневра. Это был удивительный феномен: как профессионалов преображала мания величия, едва они оказывались с ним рядом, получали возможность советовать ему или оказывать на него влияние. Мне тяжело было слушать, как брат жаловался на то, что различные люди пытались его «контролировать», особенно когда он не мог возразить им или взять на себя ответственность, потому что не любил конфронтации. Многих своих сотрудников он увольнял письменно. И всегда говорил: «Я - как моя мать: никого не могу выгнать!»
Но мне кажется, он не понимал, до какой степени люди им пользовались - и до какой степени он позволял им это делать, - вплоть до суда 2005 года. Именно там мы услышали, как он давал Джун Чендлер свою кредитную карту в свободное распоряжение и как не досчитался почти миллиона долларов, дав одному из помощников генеральную доверенность на ведение своих дел. Такие примеры побудили меня найти в окружение Майкла правильных людей. Честно говоря, Принц Абдула показался мне большим поклонником, хорошим и искренним человеком. К сожалению, Майкл недопонял условия контракта (он часто не читал контракты) и таким образом в итоге оказался с пятимиллионным долгом, который просто не мог себе позволить.
Не будет преувеличением сказать, что Майкл был осажден судебными исками: они летели в него со всех сторон - от людей, которые не могли не знать, что он находился в затруднительном положении. Каждый решил пнуть упавшего: перед Майклом стояли иски общей стоимостью в 100 миллионов долларов в дополнение к бремени его 300-миллионного займа. Если бы он проиграл их все одновременно, он оказался бы без цента в кармане. Майкл попытался остановить отступление, решив провести реструктуризацию займов. Fortress Investment Group из Нью-Йорка выкупила его долг в 272 миллиона у банка Bank of America и выдала ему новый заем свыше 300 миллионов, чтобы высвободить немного наличных. Я полагал, что с выплатой первого займа, который был на гарантии Sony, лейбл звукозаписи исчезнет из поля зрения, но я ошибся. Как выяснилось, Sony помогла выполнить реструктуризацию и взамен оставила за собой право выкупить 25 процентов из принадлежавшей Майклу половины музыкального каталога. На случай, если бы его финансовая ситуация продолжила ухудшаться и дальше, они также оставили за собой право первенства в выкупе оставшейся четверти (при условии предложения равной цены), таким образом обезопасив себя от возможного совладения с нежелательным партнером. Но это были лишь права, зафиксированные на бумаге: пока Майкл по-прежнему владел 50-ю процентами, хотя подобное соглашение стратегически ослабило его позицию.
Хорошей новостью стало то, что он выкупил назад пятипроцентную долю каталога, которую держал его бывший юрист Джон Бранка. Майкл был рад, что Джон больше не имел финансового интереса и влияния в каталоге. По моему мнению, эти некогда замечательные деловые отношения были разрушены, потому что в критический момент Джон отстаивал интересы не одного только Майкла.
Тем временем Неверленд был в беде, потому что Майкл задерживал зарплаты персоналу и оплату счетов за ветеринарные услуги. В результате у него накопилось 300 000 долларов задолженности перед работниками. И не только перед ними: композиторы и музыканты не получали оплату месяцами. Но те, кто любил Майкла, не жаловались и не давили на него: они верили, что он позаботится о них, когда наладит свою жизнь. Так поступают настоящие друзья.
Майкл, конечно, был в ярости от своей финансовой ситуации. В его представлении, бухгалтера, которым он платил, должны были своевременно отвечать на выставленные счета и распределять деньги. Как любой артист, он доверял своей команде следить за порядком в делах. К марту 2006 года обстоятельства вынудили его закрыть ранчо, и все животные были отданы в заповедники и специальные центры. Мне грустно было видеть гибель Неверленда - я знал, что Майкл вложил в него сердце и душу, - но теперь некогда было разводить сантименты: требовалось спасать имущество. Майклу нужно было сбросить жир и удержать костяк своих активов: ранчо и каталог.