Проповедь Скарги
Вот эта картина помогла одному молодому польскому художнику обрести своё семейное счастье. Матейко написал её всего в 26 лет и продал за 10 тысяч гульденов графу Маурицию Потоцкому - сыну мемуаристки Анны Потоцкой (в девичестве Тышкевич). Благодаря этим деньгам он смог жениться на юной красавице Теодоре Гибультовской и отправиться с ней в свадебное путешествие в Париж.
Выбор сюжета был логичен. 1864 год, русские только что подавили очередное польское восстание (в одном из боёв погиб брат матейковой избранницы), и теперь надо было понять, как же могло так получиться: как огромное и могущественное государство могло так ослабеть и стать добычей соседей. И Матейко, думавший до восстания посвятить себя живописи на религиозные темы, создаёт первую свою историческую многофигурную картину - из эпохи Сигизмунда Третьего.
Главный герой картины был сыном мельника, делавшего свою работу где-то в окрестностях Варшавы. Сам он утверждал, что фамилия его не просто Скарга, а Скарга-Повецкий, но мы знаем, что шляхетский герб пан Пётр получил, уже когда жил при дворе. Родился Пётр Скарга при Сигизмунде Старом (1536 год); при Сигизмунде Августе он получил хорошее образование и стал иезуитом (1564 год), при Стефане Батории стал первым ректором виленских академии и университета (1579 год). А в 1588 году он достиг вершины своей карьеры, став придворным проповедником при Сигизмунде Вазе.
Молодой король тогда только начинал осваиваться в новой для него стране. Ситуация была непростой: король был шведом, вокруг были поляки. В казне вечно не хватало денег. Неприятным образом увеличивалась власть сейма и сеймиков, активно блокировавших любые попытки наладить полноценную налоговую систему, столь нужную для европейского государства Нового времени. Магнаты вели самостоятельную политику. В этой ситуации Сигизмунд искал своих сторонников и мог их найти в первую очередь среди представителей церкви.
Римский папа предпочёл бы увидеть утверждение в Речи Посполитой сильной королевской власти. Только настоящий монарх смог бы сокрушить не только "Великого Турка" на южных границах, но ещё и протестантскую "ересь" и православную "схизму" внутри своих владений. А Сигизмунд как рьяный католик (хоть и швед) и как человек, сталкивавшийся с сильными иноверческими фракциями внутри польской и литовской магнатерии, был убеждённым сторонником двух главных трендов эпохи: Контрреформации и унии церквей.
В этих вопросах Скарга стал одним из проводников королевской политики. Он ещё в 1577 году написал книгу "О единстве церкви Божией при едином пастыре", в которой предлагал католическим иерархам заключать локальные церковные унии с отдельными православными епископами, без переговоров с Константинопольской патриархией. Потом он участвовал в непосредственном заключении Брестской унии, после которой не признавшие её православные заключили союз с протестантами и начали таким образом борьбу "диссидентов" за признание. Именно эта борьба спустя почти двести лет стала непосредственным поводом для начала разделов Речи Посполитой.
После варшавского сейма 1597 года, работу которого заблокировали диссиденты, Скарга издал новую книгу - "Сеймовые проповеди". Вошедшие в неё 8 текстов ни на сейме, ни вообще на публику не произносились, но, видимо, именно одну из этих "проповедей" Матейко представлял в исполнении главного героя своей картины. Скарга в этой книге в духе ветхозаветного пророка рассказывает о пагубности ереси и о болезнях, поразивших польское общество. Болезни эти суть эгоизм, отсутствие любви к родине, ненависть к ближнему, разноверие, несправедливость законов, неподчинение монарху.
Политическая программа Скарги была простой: король - естественный суверен в вопросах светской жизни, папа - в вопросах религиозных. Это естественный порядок, предусмотренный Божьим промыслом, и греховны по умолчанию все посягательства на него: диссидентов на власть папы, шляхты - на власть короля. Шляхта получила от монарха свои привилегии, и самовольное расширение таковых - преступление против государства. Расширяя свои права, шляхта притесняет крестьян и мещан, нарушает права духовенства и узурпирует права сенаторского сословия, к которому Скарга относился с симпатией как к орудию королевской власти.
Грехи Речи Посполитой не могли остаться безнаказанными, и Скарга предупреждал, что орудием наказания могут стать внешние враги. Эту его мысль часто вспоминали позже, оценивая выступления королевского проповедника как настоящие пророчества. Конечно, в этом есть некоторое преувеличение. Исторические факты не всегда стоит оценивать в первую очередь в контексте того, что произошло позже, но эмоции поляков 19-го века нам понятны.
Вот и картину Матейко нужно рассматривать, исходя для начала из того, когда она была написана. Ещё раз выкладываю изображение (в другой цветовой тональности):
Почти все изображённые на картине люди находятся в состоянии явной эмоциональной подавленности. Все неподвижны. Кто-то молится, кто-то напряжённо думает. Изображение очень тёмное, и на нём выделяются только несколько совсем светлых пятен. Одно из них - в районе головы проповедника. Обратите внимание: в этот момент Скарга молчит. Рот закрыт, и только руки вскинуты вверх в резком жесте. Проповедник только что сказал нечто важное (может быть, о том, что грехи взывают к небу об отмщениии и т.п.), на что остальным нечего ответить. Теперь он смотрит на свою паству, а она отводит взгляд.
Думаю, здесь речь не об эпохе Сигизмунда, а о 1864 годе. Восстание подавлено, свобода Польши теперь ещё дальше, чем год назад, так что грехи, видимо, не искуплены. Исправление всё ещё не состоялось.
Теперь можно перейти к действующим лицам. Изображение распадается на две половины, и смысловой центр левой из них - фигура Сигизмунда Третьего. Изобразив его в западной одежде, художник подчеркнул чужеродность Сигизмунда для этого окружения и его слабость. Комментаторы видят на лице короля рассеянность и пренебрежительное отношение к проповеди. Я с этим не могу согласиться: Сигизмунд выглядит скорее как человек, слушающий внимательно, но контролирующий своё поведение.
Мальчик за королевским креслом - принц Владислав Сигизмунд, будущий царь Московский и король Владислав Четвёртый. С этого момента можно пытаться датировать точное время действия (если мы исходим из того, что у первой картины Матейко в этом жанре таковое было). Владислав родился в 1595 году. Сколько ему может быть здесь? Лет 7-8? Значит, это могут быть самые первые годы семнадцатого века.
Молящийся слева - Станислав Карнковский, примас польской церкви. Он сыграл важную роль при возведении Сигизмунда на престол, а кроме того в силу своего сана был лидером польской контрреформации. Другое направление в польской религиозной унификации символизирует человек, голова которого видна за Карнковским. Это Ипатий Поцей, митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси, один из главных сторонников Брестской унии. Впрочем, он может символизировать и крайнюю шаткость религиозной ситуации в Речи Посполитой - как человек, воспитанный в православии, потом перешедший в кальвинизм, потом вернувшийся к православию и наконец признавший унию. Интересно, что Поцей, судя по выражению его лица, то ли не считает Скаргу хорошим оратором, то ли не воспринимает всерьёз то, о чём он говорит.
В левом верхнем углу - Ян Замойский. Уже старый и усталый человек (он умер в 1605 году, когда Владиславу было 10). Наличие у него огромного авторитета и широких властных полномочий делало Замойского олицетворением несбывшихся надежд на всеобъемлющее реформирование Речи Посполитой. Наджды эти питали, по крайней мере, польские историки 19-го века, считавшие, что гетману следовало самому занять престол, не отдавая его дому Ваза. Не думаю, что это было возможно, но про это пишут. При Сигизмунде значение Замойского уменьшилось, а его нововведения (вроде идеи о решении вопросов на сейме большинством голосов) не были приняты.
На чёткой диагонали от Замойского к Сигизмунду ("Что за немого чёрта привезли вы нам из Швеции?" - спросил гетман польских депутатов сразу после первой встречи с королём) стоит Николай Вольский - аристократ, известный своей увлечённостью чёрной магией и алхимией. Достаточно долго он разделял эти увлечения с Рудольфом Вторым, при дворе которого жил, так ак не поддержал избрание Стефана Батория.
На заднем плане в центре - две женщины. Молящаяся старуха - Анна Ягеллонка, дочь Сигизмунда Старого и тётка короля, неудачливая невеста Генриха Валуа (он к тому времени уже давно был зарезан одним монахом-доминиканцем) и жена Стефана Батория. Здесь наша хронология делает первый сбой: королева Анна умерла в 1596 году, когда королевичу Владиславу был один год. Скарга произнёс на её похоронах речь, где признал её великие заслуги перед католической церковью (для варшавского духовенства она была "как епископ" и способствовала полному исчезновению ереси во всей Мазовии) и констатировал конец великого рода Ягеллонов.
Со вторым женским персонажем дело обстоит ещё хуже. Сам Матейко в комментарии к картине пишет, что это Эльжбета (или Гальшка) Острожская, которая умерла ещё в 1582 году. Эта дама прожила трудную жизнь из-за слишком богатого приданого: это была половина всех владений Острожских. Сначала её насильно выдал замуж дядя-опекун - против воли матери и короля. Первого мужа, князя Сангушко, убили магнаты-конкуренты Зборовские и другие. Потом её выдал замуж король - против воли матери. Она отказалась признавать этот брак, сбежала и вышла замуж уже по своей воле за князя Слуцкого. Но второй её муж всё-таки победил и сделал Эльжбету своей узницей - с согласия короля Сигизмунда Августа. Она пережила и третьего мужа, и второго, и умерла в одном из замков Острожских, оставив своего дядю обладателем всех родовых владений.
Зачем Матейко изобразил здесь эту даму? Чтобы напомнить об эгоистичной политике польских магнатов? Может быть, может быть...
В центре картины - живописная группа из трёх мужских фигур. Это будущие мятежники, руководители "Рокоша Зебжидовского", аристократического мятежа, направленного против попыток короля усилить свою власть и провести реформы. Этот "рокош" можно считать условным началом той сюжетной линии в польской истории, которая закончилась Тарговицкой конфедерацией, уничтожившей достижения Четырёхлетнего сейма и открывшей дорогу для окончательного раздела страны.
Крайний слева - Януш Радзивилл, внучатый племянник королевы Барбары, могущественнейший вельможа Литвы, ставший обладателем крупнейшего православного княжества благодаря браку с Софией Слуцкой (это её двоюродный дед был неудачливым то ли вторым, то ли третьим мужем Эльжбеты Острожской). Сын Януша позже стал главным антигероем "Потопа" Сенкевича.
Крайний справа - Станислав Стадницкий, внук по матери Мартина Зборовского, организовавшего убийство первого мужа Эльжбеты Острожской. Как родственник Зборовских он был врагом Замойского; как кальвинист - одним из руководителей диссидентской оппозиции королю. А погиб он в ходе полноценной частной войны с другим магнатским семейством (1610 год).
В центре же сам Николай Зебжидовский. Ни о какой связи его родни с судьбой Эльжбеты Острожской я не знаю, да и не в этом дело. Перед ним на полу лежит перчатка - видимо, символ вызова, брошенного магнатами королю. Не Зебжидовский ли её и бросил? Его поза и взгляд могут говорить именно об этом. Мятежники проиграли войну, но не были наказаны и добились своего: усиление королевской власти не произошло.
Правее - седоусый задремавший мужчина. Это Ежи Мнишек. Он не участвовал ни в "рокоше", ни в войне против мятежников, так как был слишком занят московскими делами. Видимо, поэтому и изображён спящим. Рядом с ним - двое деятелей королевской партии: Ян Пётр Сапега (в русской истории известен как руководитель осады Троице-Сергиева монастыря) и князь Януш Збаражский, котрого позже Матейко изобразил ещё раз на картине "Стефан Баторий под Псковом".
Кто остался? В правом нижнем углу сидит кардинал Энрико Гаэтани. Стоит у самого края папский нунций Маласпина, епископ Сан-Северо (а выглядит, заметьте, как человек другой эпохи, своеобразный задумчивый привет из будущего). Сидят перед ним послы Испании и Империи - не показывая интереса к происходящему.
Главный же герой - благообразный седой проповедник - возможно, выглядит так, как Матейко представлял самого себя в старости. По другой версии, это некто Михаил Швейцер - участник Ноябрьского восстания, приговорённый в России к смертной казни заочно, друг Мицкевича, расстрелянный парижскими коммунарами из-за нарушения правил светомаскировки: он хотел вскипятить себе чаю на спиртовой горелке.
Такая история.