Различие культур. Изучение культуры - борьба за конкретизацию абстракций (часть 9)
Наше восприятие истории. Как ибавиться от стереотипов? Как избежать влияние наблюдателя, его парадигм и его картин. Это не удалось Шпенглеру. Может, удастся нам.
Сегодня, особенно после откровений теории относительности, эти споры кажутся нам архаичными, однако не стоит забывать, что культурология и сейчас пытается смотреть на деятельность человека через призму ярлыков, а также представлений сегодняшнего дня.
Культура принуждена, сталкиваясь с неизмеримым многообразием явлений, создавать алгоритмы, которые могли бы помочь понять их все.
Люди, создающие алгоритмы, при этом, также ничуть не свободны от стереотипов, и предвзятого взгляда на мир. Каждый из культурологов видит мир таким, каким он представляется ему с точки зрения его собственной культуры. Общество и сейчас навязывает нам точку зрения на все вопросы.
Мы и сейчас руководствуемся общественным мнением для того, чтобы понять, что хорошо, а что худо. И стоит этому самому общественному мнению посчитать, что стекляшка - это неописуемый красоты бриллиант, и наоборот, как мы радостно начинаем повторять это.
Естественно, что и культурологи, как вполне нормальные люди, не могут остаться в стороне от общих веяний. Более того, как правило, они, в своих суждениях, оказываются ко всему прочему, ограниченными рамками своей собственной национальной культуры, что создает серьезные проблемы при попытке объективно оценить столь разнородные явления культуры мировой.
Естественно, что, как и представители, скажем, биологии, культурологи осознают такую свою ущербность, которая в данном случае выражается не в очеловечивании, а в переводе на язык своей культуры, объектов исследования.
Переживания добросовестных исследователей очень хорошо отражены в ремарке Шпенглера, который старательно развенчивает традиционную схему рассмотрения Всемирной истории. Не могу удержаться от того, чтобы привести пассаж философа практически полностью:
«Так что же такое всемирная история? Несомненно, некое упорядоченное представление, некий внутренний постулат, выражение чувства формы. Но даже и столь определенное чувство не есть еще действительная форма, и, как бы все мы ни были уверены в том, что чувствуем, переживаем всемирную историю, как бы наверняка ни казалось нам, что мы обозреваем ее в ее гештальте, достоверным остается то, что нам еще и сегодня известны лишь некоторые ее формы, а не сама форма, точная копия нашей внутренней жизни.
Разумеется, если спросить любого, он наверняка будет убежден в том, что ему ясно и отчетливо видна внутренняя форма истории. Эта иллюзия покоится на том, что никто и не подозревает, сколько всего подлежит еще здесь сомнению. Гештальт всемирной истории фактически оказывается неопробованным духовным достоянием, наследуемым даже среди историков по специальности, от поколения к поколению и крайне нуждающимся в крупице того скепсиса, который со времен Галилея разложил и углубил прирожденную нам картину природы.
Древний мир - Средние века - Новое время: вот невероятно скудная и бессмысленная схема, безоговорочное господство которой над нашим историческим мышлением без конца мешало нам правильно воспринимать действительное место, ранг, гештальт, прежде всего срок жизни маленькой части мира, проявляющегося на почве Западной Европы со времен немецких императоров, в его отношении ко всеобщей истории высшего человечества…
…Этому тщеславию и обязаны мы с давних пор вошедшим в привычку чудовищным оптическим обманом, силою которого история тысячелетий, скажем китайская и египетская, сморщивается на расстоянии до эпизодических случаев, тогда как приближенные к нам десятилетия, начиная с Лютера и особенно с Наполеона, принимают призрачно-раздутый вид…». [1]
Мы видим, как прекрасно разоблачает Шпенглер оптический обман, который, как мы уже выяснили, возникает вследствие того, что сознание наше отмеряет время, исходя из совокупности событий, связанных между собой. Естественно, что такая вполне невинная особенность может попортить жизнь историку, который, зная неизмеримо больше фактов из жизни Наполеона, нежели чем из жизни египетского фараона, или китайского императора, невольно начинает полагать, пользуясь словами Шпенглера «что темп ранней индийской, вавилонской, египетской истории и в самом деле был медленнее, чем темп нашего недавнего прошлого». [2]
Шпенглер, в своем труде предлагает другую концепцию рассмотрения мировой истории, основанную на объединении различных цивилизаций вокруг некоего условного хронологического стержня, или, говоря проще, на их умозрительной синхронизации.
Этим самым историк, философ, культуролог избавляет себя от одной напасти, переставая гипертрофированно восторженно думать о собственном времени, однако это ничуть не избавляет его от проблем, связанных с гипертрофированным восприятием собственной культуры.
[1] О. Шпенглер «Закат Европы», М., 1993, стр. 144-146.
[2] О. Шпенглер «Закат Европы», М., 1993, стр. 146.