Кто о чем, а я об Африке. Керен Дженнингс, ЮАР
Это земля. Я знаю её вкус. Она у меня в крови. Земля - моё тело, и тело моё - земля. Я даю клятву земле без всякого страха. Если я умру, я вернусь в землю и возрожусь. Я клянусь кровью и огнём, ибо земля моя. Я и есть земля
Об этой книге в сообществе уже рассказывалось: https://fem-books.livejournal.com/2139112.html. Южноафриканская писательница Керен Дженнингс вошла в лонг-лист Букеровской премии - 2021 года с романом [An Island], в русском переводе получившим название «На острове». Цитата из классики не заставляет себя долго ждать.
Взбираться на вершину холма было трудно. Когда же я наконец взобрался, я увидел, какая горькая участь выпала мне на долю: я был на острове! Кругом со всех сторон расстилалось море, за которым нигде не было видно земли...
Робинзонада старого Самуэля длится уже более двух десятилетий, и за это время океан отдал ему для погребения тридцать два мёртвых тела.
[Вы же понимаете, сказала ему чиновница]«Вы же понимаете, - сказала ему чиновница, осматривая царапины на своих лакированных каблуках, - мы дали обещания. Мы должны найти всех жертв диктатуры, чтобы двигаться дальше, в национальном масштабе. Мои коллеги нашли в поле на окраине столицы общую могилу, насчитывавшую как минимум полсотни тел. Ещё один коллега обнаружил останки семерых человек, висевшие в лесу на деревьях. Они до сих пор там висели - вы понимаете? - все это время. Кто знает, скольких ещё мы найдем здесь? Уверена, что много. Это идеальная свалка».
«Вы так думаете?»
«Еще бы, только оглядитесь, - она обвела пространство рукой. - Никого на целые мили. Совершенно никто ничего не увидит, не услышит и не сделает. [... ] Разве не в такое место вы бы отправили кого-то умирать?»
Самуэль ничего не ответил...
Но самое страшное начинается, когда волны отдают не мертвеца - живого.
Сэмуэль живёт даже не после катастрофы, а в процессе длящейся катастрофы, которой конца-краю не видно. Кто он: маленький побирушка, уголовник, выбраковщик, политзаключённый, стукач или возвращенец? А может быть, просто отшельник, устраивающий практически на костях свой скромный быт? Огород, курочки, свежевыпеченный хлеб - жить-то надо!
Или не надо?
[Пара, покинувшая свою страну]Через улицу от дома Самуэля жила пара, покинувшая свою страну, когда там разразилась гражданская война после обретения независимости, и, хотя Самуэль давно о них не вспоминал, он не забыл, как они по утрам выходили из дома, стелили одеяло и расставляли корзинки из проволоки с бисером, чтобы сидеть на солнцепёке и делать свои поделки. После завтрака Самуэль выносил отца на улицу, и мигранты им приветственно кивали. Отец сидел на стуле и донимал расспросами проходивших мимо детей: как дела у них в школе и присягают ли они утром на верность президенту перед его фотопортретом в пышной раме, украшавшим теперь все магазины, школы и общественные здания. Спрашивал, не приезжал ли к ним ещё с визитом этот великий человек, показывал потрёпанный бумажный флажок, который хранил с инаугурационного парада, и говорил, что надеется однажды встретиться с ним и пожать ему руку.
Однажды утром он обратился к паре через дорогу, помахал им своим флажком и сказал:
«Жаль, что у вас в стране история не такая счастливая, как у нас, но я рад, что мы дали вам новую, лучшую жизнь».
Женщина только улыбнулась, но мужчина сказал:
«У нас тоже так было, дядя. Извините, что говорю вам это. У нас всё было точно так же».
Отец Самуэля рассмеялся:
«Нет, друг мой, это невозможно. Это свободная, демократическая страна. Мы независимы, у нас теперь всё своё. Здесь никаких проблем не будет. А ваша страна пошла по неверному пути, вы допустили ошибки».
«Подождите, дядя. Ещё увидите».
О таких людях, как Самуэль, есть хороший афоризм: ничего не забыли и ничему не научились. Невзгоды не смягчили отшельника и не закалили, разве что превратили в параноика. Ведь до седых волос доскрипел, а ничему жизнь не научила. С другой стороны, а чему может научить такая жизнь?
Женские образы в этом маленьком романе эпизодичны, и хочется пофантазировать о том, что было бы, если бы на острове оказались вдвоём не Самуэль и безымянный мужчина, а, допустим, Мери-Марта и Мирия. Возможно, так же закончилось бы. Я был на острове - звучит жутко. Но куда хуже «я и тот, иной были на острове».
Об этой книге в сообществе уже рассказывалось: https://fem-books.livejournal.com/2139112.html. Южноафриканская писательница Керен Дженнингс вошла в лонг-лист Букеровской премии - 2021 года с романом [An Island], в русском переводе получившим название «На острове». Цитата из классики не заставляет себя долго ждать.
Взбираться на вершину холма было трудно. Когда же я наконец взобрался, я увидел, какая горькая участь выпала мне на долю: я был на острове! Кругом со всех сторон расстилалось море, за которым нигде не было видно земли...
Робинзонада старого Самуэля длится уже более двух десятилетий, и за это время океан отдал ему для погребения тридцать два мёртвых тела.
[Вы же понимаете, сказала ему чиновница]«Вы же понимаете, - сказала ему чиновница, осматривая царапины на своих лакированных каблуках, - мы дали обещания. Мы должны найти всех жертв диктатуры, чтобы двигаться дальше, в национальном масштабе. Мои коллеги нашли в поле на окраине столицы общую могилу, насчитывавшую как минимум полсотни тел. Ещё один коллега обнаружил останки семерых человек, висевшие в лесу на деревьях. Они до сих пор там висели - вы понимаете? - все это время. Кто знает, скольких ещё мы найдем здесь? Уверена, что много. Это идеальная свалка».
«Вы так думаете?»
«Еще бы, только оглядитесь, - она обвела пространство рукой. - Никого на целые мили. Совершенно никто ничего не увидит, не услышит и не сделает. [... ] Разве не в такое место вы бы отправили кого-то умирать?»
Самуэль ничего не ответил...
Но самое страшное начинается, когда волны отдают не мертвеца - живого.
Сэмуэль живёт даже не после катастрофы, а в процессе длящейся катастрофы, которой конца-краю не видно. Кто он: маленький побирушка, уголовник, выбраковщик, политзаключённый, стукач или возвращенец? А может быть, просто отшельник, устраивающий практически на костях свой скромный быт? Огород, курочки, свежевыпеченный хлеб - жить-то надо!
Или не надо?
[Пара, покинувшая свою страну]Через улицу от дома Самуэля жила пара, покинувшая свою страну, когда там разразилась гражданская война после обретения независимости, и, хотя Самуэль давно о них не вспоминал, он не забыл, как они по утрам выходили из дома, стелили одеяло и расставляли корзинки из проволоки с бисером, чтобы сидеть на солнцепёке и делать свои поделки. После завтрака Самуэль выносил отца на улицу, и мигранты им приветственно кивали. Отец сидел на стуле и донимал расспросами проходивших мимо детей: как дела у них в школе и присягают ли они утром на верность президенту перед его фотопортретом в пышной раме, украшавшим теперь все магазины, школы и общественные здания. Спрашивал, не приезжал ли к ним ещё с визитом этот великий человек, показывал потрёпанный бумажный флажок, который хранил с инаугурационного парада, и говорил, что надеется однажды встретиться с ним и пожать ему руку.
Однажды утром он обратился к паре через дорогу, помахал им своим флажком и сказал:
«Жаль, что у вас в стране история не такая счастливая, как у нас, но я рад, что мы дали вам новую, лучшую жизнь».
Женщина только улыбнулась, но мужчина сказал:
«У нас тоже так было, дядя. Извините, что говорю вам это. У нас всё было точно так же».
Отец Самуэля рассмеялся:
«Нет, друг мой, это невозможно. Это свободная, демократическая страна. Мы независимы, у нас теперь всё своё. Здесь никаких проблем не будет. А ваша страна пошла по неверному пути, вы допустили ошибки».
«Подождите, дядя. Ещё увидите».
О таких людях, как Самуэль, есть хороший афоризм: ничего не забыли и ничему не научились. Невзгоды не смягчили отшельника и не закалили, разве что превратили в параноика. Ведь до седых волос доскрипел, а ничему жизнь не научила. С другой стороны, а чему может научить такая жизнь?
Женские образы в этом маленьком романе эпизодичны, и хочется пофантазировать о том, что было бы, если бы на острове оказались вдвоём не Самуэль и безымянный мужчина, а, допустим, Мери-Марта и Мирия. Возможно, так же закончилось бы. Я был на острове - звучит жутко. Но куда хуже «я и тот, иной были на острове».