Продолжаем читать Альенде
Так уж сложилось, что большинство постов по тегу «Чили» в нашем сообществе посвящены одной писательнице: Исабель Альенде [Isabel Allende]. Одна из первых её книг в моей коллекции была «Ева Луна» [Eva Luna], роман 1987 года, и из предисловия я знала, что в 1989-ом вышли «Истории Евы Луны» [Cuentos de Eva Luna]. По замыслу, героиня, подобно Шехерезаде, их рассказывает возлюбленному. Вот наконец, благодаря замечательной переводчице А. Денисовой и издательству «Иностранка» «Истории» появились на русском языке и, должна признаться, с волевой и романтичной Евой у меня они не монтируются. Это писала иная рука, более рациональная, суровая и менее прекраснодушная. Рассказы по тематике и жанру очень разнятся. Здесь нашлось место и главам ненаписанной исторической эпопеи («Жена судьи», «Месть»), и криминальным сюжетам («Путь на Север», «Гость учительницы»), и неожиданному отзвуку Ростана («Письма обманутой любви»): С первого дня свадьбы Анна Лия возненавидела Луиса Торреса... Но основной корпус рассказов можно рассматривать как цикл, посвящённый экономике дара, и в большинстве случаев это, конечно, дар женщины мужчине. Добро, если у женщины есть, что подарить. [Осторожно, здесь есть спойлеры]Белиса из рассказа «Два слова» беднее церковной мыши, но литературные способности в безграмотной стране позволяют ей сделать ценный подарок и тем самым обязать самого диктатора. Циркач Фортунато в «Подарке для любимой» вручает невесте единственное, чем владеет, и единственное, что умеет, - праздник, а доктор Санчес [«Эстер Лусеро»] пациентке - жизнь. Кончита Диас в «Золоте Томаса Варгаса» одаривает свою соперницу Антонию материнской заботой и поддержкой, в ситуации любовного треугольника несколько неуместной. Клариса в одноименной маленькой мелодраме - всю вселенную своей немыслимой кротостью:
- Послушайте, сеньора, я пришёл вас грабить!
- Нет, это не грабёж. Я уберегу тебя от греха, я сама дам тебе немного денег.
И пусть дар неполноценен, даже ущербен, он остаётся абсолютной категорией. «Девочка-Моцарт» Мауриция в «Тоске», одной из лучших притч сборника, ведь и сама при своей-то музыкальности сознаёт, что в вокальных данных ей природа отказала. Но шедевр Пуччини, даже напетый Рабиновичем, остаётся шедевром Пуччини. Пусть и талант убог, и голос негромок, но это голос. И это талант.
Трагедия начинается тогда, когда женщине нечем одарить, кроме самой себя, своего многострадального, но соблазнительного физического тела. А что ещё есть у «развратной девчонки» Елены Мехиас в её одиннадцать лет, у Блаженной Марии? Тема проституции - пожалуй, ведущая в сборнике и, как ни парадоксально, непобедимое социальное зло интерпретируется как своего рода социальное служение, где есть место и вдохновению, и творчеству, и чудесам добродетели. Своего рода стена на пути коллективного темперамента. Касильда [«Жена судьи»] своим телом выкупает у разбойника жизнь и свободу детей, как до этого выкупала право родить детей навязанным браком с тупым, жестоким мерзавцем, а ведь его ещё и судьёй поставили над такими же, как он, мерзавцами. Эрмелинда [«Жабий рот»] и зарабатывает, и ощущает себя благодетельницей клиентов, которые, не будь её, занимались бы скотоложеством (отвратительные подробности я опускаю). Одна новелла вообще начинается с фразы «Блаженная Мария» верила в любовь, и эта вера превратила женщину в живую легенду», а ведь это сексопатологический случай, клиника. Пользовались-пользовались больной девушкой, как общественной плевательницей, а потом переупаковали её болезнь в экзотическую сказку: ах, познав наслаждение, Мария решила, что это и есть счастье. Она-то пусть решила, но если некто в психозе, например, деньги раздаёт, неужели не постесняются его обчистить? Жизнь показывает, что факт, не постесняются. Разве не об этом восхитительное «Если сердце моё отозвалось», разве Гортензия не отдаёт ради любви свободу, весь мир, собственный людской облик, и разве Амадей Перальта не пользуется этим без малейшего зазрения? И вот преступника вывели на чистую воду, порок наказан, а Гортензия... а что, собственно, Гортензия? Она жертвовала добровольно, и ничем уже её жертвы не компенсируешь. Вода утекла. Выручить проститутку, содержанку, пленницу можно (см. «Валимаи», одну из немногих историй Евы Луны, рассказанных от мужского лица) единственным образом: умертвив её. Мила Роса в «Мести» сама себя освобождает и от насилия, и от патриархальных установок чести, возмездия. Либо жертва растворится в земле, как несчастная Лилия [«Из праха в прах»], либо в таинственной сельве, как Марсия Либерман, покинувшая дворец-призрак. Это тоже гибель - для мира.
Взаимность дара достижима лишь в небытии: рассыпаются в вальсе милые старички Маленькая Элоиза и Капитан из «Маленького Гейдельберга», уходят рука об руку дряхлые супруги Блаум из «Бесконечной жизни». Да и безымянные двое в одинаковых шрамах [«Из бездны забвения»], похоже, лишены будущего. Не бойся, это не заразно... Шёпот из братской могилы. Единственная счастливая чета, показанная в активной жизненной позиции, - это парочка прохвостов в сатире «С должным уважением». Альенде настойчиво утверждает стремление к счастью и в то же время его принципиальную недостижимость. При этом религиозная тема для неё мало значима. Её кредо высказывает в «Скромном чуде» брюзга и герой падре Мигель:
Какой смысл тратить силы на споры об ангелах? Лучше людям помочь.
На что Клариса благочестивая праведница, и та подтрунивает над идеей загробного воздаяния:
Какое ужасное разочарование ждёт этих добрых людей, если я вместо того, чтобы попасть в рай, угожу в адский котёл...
Любимые герои Альенде - упоительно земные. Теории они предпочитают практику, высоким добродетелям - земные блага. И тем не менее прекрасно помнят библейский стих: Ешь, пей, веселись, ибо завтра умрёшь. А может быть, уже сегодня. Санта-Муэрте караулит в тайной мести и в случайной пуле, в наркотическом кайфе и в прочитанной книге, в естественном желании помочь и в диком самоутверждении ради самоутверждения. Виолета прожила в этом прекрасном мире сто лет: от испанки до коронавируса, изведала скорби и болезни, но ни одному микробу не поддалась и, уходя от усталости и старости, завещает... а что собственно, она завещает в воспоминаниях имени себя?
В первую очередь, «Виолета» [Violeta, 2022] - увлекательное чтиво. Престарелая мемуаристка ни других, ни себя не щадит, предстаёт перед аудиторией со всеми бородавками: и вредная-то была, и капризная, и истеричная, и стервозная. Не было бы счастья, да несчастье помогло: продолжай судьба девочки катиться по наезженной колее богатой наследницы, выросла бы избалованная кукла, не более того. Но грянуло всё, что грянуло, и природная любознательность Виолеты расцвела на скудных, но интригующих почвах Огненной Земли.
...дело не в порочности, якобы присущей человеческой природе, а в невежестве и нищете. "Быть альтруистом и меценатом хорошо на сытое брюхо, а не на пустое", - говорили они. Я в это не верю, потому что видела везде и зло, и добро.
Альенде тоже свою героиню не превозносит. Не все задатки даёт возможность реализовать, беспощадно гонит по терновым зарослям очевидных ошибок, ввергает в заведомо безнадёжные трясины, с тем чтобы Виолета опять встала, отряхнулась и бодро пошагала дальше. Как жизнестойка эта сеньора! Скарлетт О'Хара по сравнению с нею поникшая хрупкая лилия... Другая бы уже хлопнула дверью, Творцу вернула билет, но от Виолеты вы этого не дождётесь. Да, она не героиня. Сама признаётся, что удавалось ничего не видеть, не слышать и не говорить в самые критические годы, во время долгой диктатуры я бы вела себя также, если бы дубина репрессий не обрушилась и на мою голову. Не время было для праведников, не выживали гиганты, и горькая доля доброго великана Торито тому подтверждение. Да, она не святая: Доброта изнашивает, я тебя предупреждала. Злодеи получают больше удовольствия от жизни и доживают до старости в лучшем состоянии, чем святые вроде тебя. Да, она променяла золотого мужа на пошлого, вульгарного уголовника, упустила дочку, проиграла больше, чем иной кто за всю сознательную жизнь выигрывает. И внезапная переориентация на сторону добра не кажется, пожалуй, психологически мотивированной. Хотя это фирменная черта Альенде. Вспомним Диктатора из «Историй Евы Луны»:
Ему действительно обрыдло видеть ужас в глазах людей. Он мечтал входить в селения через триумфальные арки, среди разноцветных знамен и цветов, он хотел аплодисменты и подношений в виде свежих яиц и хлеба, только что вынутого из печи. Ему надоело видеть, как разбегаются при его появлении мужчины, надоело провоцировать выкидыш у женщин и вызывать трясучку у детей. Вот почему он решил стать президентом.
И зачем городить психологические мотивировки в духе Достоевского, когда попросту обрыдло?
А ещё «Виолета» - великолепно написанный гимн человеческой благодарности. Виолета же не о себе, по большому счёту, пишет, а о людях, которые вложились в неё, которые построили её мир и создали своим трудом её саму. Трогательная хрупкость маменьки, трудовая доблесть тётушек Пии и Пилар, преданность Торито, ликующее свободомыслие мисс Тейлор и Тересы [- Извращенки! Пидораски! - К вашим услугам, сеньор!]... Вторично? Ну и пусть! Писательница и сама не боится повторяться, смело вводя в повествование коллизии, персонажей, темы прежних лет. Траурной тенью мелькнёт Дигна Ранкилео из страшного романа «Любовь и тьма», и истлевшие лоскутки одежды будут свидетельствовать, когда уста навеки замолкнут.
Знала я, что книги будут хорошие, но не думала, что они окажутся такими нужными.
- Послушайте, сеньора, я пришёл вас грабить!
- Нет, это не грабёж. Я уберегу тебя от греха, я сама дам тебе немного денег.
И пусть дар неполноценен, даже ущербен, он остаётся абсолютной категорией. «Девочка-Моцарт» Мауриция в «Тоске», одной из лучших притч сборника, ведь и сама при своей-то музыкальности сознаёт, что в вокальных данных ей природа отказала. Но шедевр Пуччини, даже напетый Рабиновичем, остаётся шедевром Пуччини. Пусть и талант убог, и голос негромок, но это голос. И это талант.
Трагедия начинается тогда, когда женщине нечем одарить, кроме самой себя, своего многострадального, но соблазнительного физического тела. А что ещё есть у «развратной девчонки» Елены Мехиас в её одиннадцать лет, у Блаженной Марии? Тема проституции - пожалуй, ведущая в сборнике и, как ни парадоксально, непобедимое социальное зло интерпретируется как своего рода социальное служение, где есть место и вдохновению, и творчеству, и чудесам добродетели. Своего рода стена на пути коллективного темперамента. Касильда [«Жена судьи»] своим телом выкупает у разбойника жизнь и свободу детей, как до этого выкупала право родить детей навязанным браком с тупым, жестоким мерзавцем, а ведь его ещё и судьёй поставили над такими же, как он, мерзавцами. Эрмелинда [«Жабий рот»] и зарабатывает, и ощущает себя благодетельницей клиентов, которые, не будь её, занимались бы скотоложеством (отвратительные подробности я опускаю). Одна новелла вообще начинается с фразы «Блаженная Мария» верила в любовь, и эта вера превратила женщину в живую легенду», а ведь это сексопатологический случай, клиника. Пользовались-пользовались больной девушкой, как общественной плевательницей, а потом переупаковали её болезнь в экзотическую сказку: ах, познав наслаждение, Мария решила, что это и есть счастье. Она-то пусть решила, но если некто в психозе, например, деньги раздаёт, неужели не постесняются его обчистить? Жизнь показывает, что факт, не постесняются. Разве не об этом восхитительное «Если сердце моё отозвалось», разве Гортензия не отдаёт ради любви свободу, весь мир, собственный людской облик, и разве Амадей Перальта не пользуется этим без малейшего зазрения? И вот преступника вывели на чистую воду, порок наказан, а Гортензия... а что, собственно, Гортензия? Она жертвовала добровольно, и ничем уже её жертвы не компенсируешь. Вода утекла. Выручить проститутку, содержанку, пленницу можно (см. «Валимаи», одну из немногих историй Евы Луны, рассказанных от мужского лица) единственным образом: умертвив её. Мила Роса в «Мести» сама себя освобождает и от насилия, и от патриархальных установок чести, возмездия. Либо жертва растворится в земле, как несчастная Лилия [«Из праха в прах»], либо в таинственной сельве, как Марсия Либерман, покинувшая дворец-призрак. Это тоже гибель - для мира.
Взаимность дара достижима лишь в небытии: рассыпаются в вальсе милые старички Маленькая Элоиза и Капитан из «Маленького Гейдельберга», уходят рука об руку дряхлые супруги Блаум из «Бесконечной жизни». Да и безымянные двое в одинаковых шрамах [«Из бездны забвения»], похоже, лишены будущего. Не бойся, это не заразно... Шёпот из братской могилы. Единственная счастливая чета, показанная в активной жизненной позиции, - это парочка прохвостов в сатире «С должным уважением». Альенде настойчиво утверждает стремление к счастью и в то же время его принципиальную недостижимость. При этом религиозная тема для неё мало значима. Её кредо высказывает в «Скромном чуде» брюзга и герой падре Мигель:
Какой смысл тратить силы на споры об ангелах? Лучше людям помочь.
На что Клариса благочестивая праведница, и та подтрунивает над идеей загробного воздаяния:
Какое ужасное разочарование ждёт этих добрых людей, если я вместо того, чтобы попасть в рай, угожу в адский котёл...
Любимые герои Альенде - упоительно земные. Теории они предпочитают практику, высоким добродетелям - земные блага. И тем не менее прекрасно помнят библейский стих: Ешь, пей, веселись, ибо завтра умрёшь. А может быть, уже сегодня. Санта-Муэрте караулит в тайной мести и в случайной пуле, в наркотическом кайфе и в прочитанной книге, в естественном желании помочь и в диком самоутверждении ради самоутверждения. Виолета прожила в этом прекрасном мире сто лет: от испанки до коронавируса, изведала скорби и болезни, но ни одному микробу не поддалась и, уходя от усталости и старости, завещает... а что собственно, она завещает в воспоминаниях имени себя?
В первую очередь, «Виолета» [Violeta, 2022] - увлекательное чтиво. Престарелая мемуаристка ни других, ни себя не щадит, предстаёт перед аудиторией со всеми бородавками: и вредная-то была, и капризная, и истеричная, и стервозная. Не было бы счастья, да несчастье помогло: продолжай судьба девочки катиться по наезженной колее богатой наследницы, выросла бы избалованная кукла, не более того. Но грянуло всё, что грянуло, и природная любознательность Виолеты расцвела на скудных, но интригующих почвах Огненной Земли.
...дело не в порочности, якобы присущей человеческой природе, а в невежестве и нищете. "Быть альтруистом и меценатом хорошо на сытое брюхо, а не на пустое", - говорили они. Я в это не верю, потому что видела везде и зло, и добро.
Альенде тоже свою героиню не превозносит. Не все задатки даёт возможность реализовать, беспощадно гонит по терновым зарослям очевидных ошибок, ввергает в заведомо безнадёжные трясины, с тем чтобы Виолета опять встала, отряхнулась и бодро пошагала дальше. Как жизнестойка эта сеньора! Скарлетт О'Хара по сравнению с нею поникшая хрупкая лилия... Другая бы уже хлопнула дверью, Творцу вернула билет, но от Виолеты вы этого не дождётесь. Да, она не героиня. Сама признаётся, что удавалось ничего не видеть, не слышать и не говорить в самые критические годы, во время долгой диктатуры я бы вела себя также, если бы дубина репрессий не обрушилась и на мою голову. Не время было для праведников, не выживали гиганты, и горькая доля доброго великана Торито тому подтверждение. Да, она не святая: Доброта изнашивает, я тебя предупреждала. Злодеи получают больше удовольствия от жизни и доживают до старости в лучшем состоянии, чем святые вроде тебя. Да, она променяла золотого мужа на пошлого, вульгарного уголовника, упустила дочку, проиграла больше, чем иной кто за всю сознательную жизнь выигрывает. И внезапная переориентация на сторону добра не кажется, пожалуй, психологически мотивированной. Хотя это фирменная черта Альенде. Вспомним Диктатора из «Историй Евы Луны»:
Ему действительно обрыдло видеть ужас в глазах людей. Он мечтал входить в селения через триумфальные арки, среди разноцветных знамен и цветов, он хотел аплодисменты и подношений в виде свежих яиц и хлеба, только что вынутого из печи. Ему надоело видеть, как разбегаются при его появлении мужчины, надоело провоцировать выкидыш у женщин и вызывать трясучку у детей. Вот почему он решил стать президентом.
И зачем городить психологические мотивировки в духе Достоевского, когда попросту обрыдло?
А ещё «Виолета» - великолепно написанный гимн человеческой благодарности. Виолета же не о себе, по большому счёту, пишет, а о людях, которые вложились в неё, которые построили её мир и создали своим трудом её саму. Трогательная хрупкость маменьки, трудовая доблесть тётушек Пии и Пилар, преданность Торито, ликующее свободомыслие мисс Тейлор и Тересы [- Извращенки! Пидораски! - К вашим услугам, сеньор!]... Вторично? Ну и пусть! Писательница и сама не боится повторяться, смело вводя в повествование коллизии, персонажей, темы прежних лет. Траурной тенью мелькнёт Дигна Ранкилео из страшного романа «Любовь и тьма», и истлевшие лоскутки одежды будут свидетельствовать, когда уста навеки замолкнут.
Знала я, что книги будут хорошие, но не думала, что они окажутся такими нужными.