Светлана Шенбрунн (1939 - 2022)
Грустная новость: пятого ноября не стало Светланы Павловны Шенбрунн, сценаристки и писательницы. Оба её романа, «Розы и хризантемы» (2000) и «Пилюли счастья» (2006), можно отнести к автобиографической прозе: военное и сразупослевоенное детство, карточная система, сложные, зачастую мучительные семейные отношения. В «Розах и хризантемах» незабываемая полуголодная Москва конца сороковых. В «Пилюлях счастья» -- изувеченный, полуживой Ленинград после блокады. Обе книги очень хорошие. Нельзя обойти молчанием и переводческий подвиг С.П. Шенбрунн: вот взять мою полочку израильской литературы, так на ней, по ощущениям, треть переводов -- её. Благодаря Светлане Шенбрунн на русском языке заговорили Шмуэль-Йосеф Агнон и Амос Оз, Давид Гроссман и Дан Орен, Двора Барон и Йехудит Хендель, Йосеф Бар-Йосеф и Йехудит Кацир. Хочу предложить сообществу рассказ Кацир «Шлаф Штунде» в переводе С. Шенбрунн: К
Когда-то, когда каникулы тянулись целое лето, и рыжее солнце рисовало веснушки на наших лицах, а после праздника Суккот ветер свистом созывал свою банду - скопище черных туч, и мы под грохот грозы со всех ног неслись по дну вади домой, и колючий дождь прокалывал высунутый язык вкусом ментола и сосен, и окрестные собаки соревновались, которая тявкнет громче - прямо как солидные дяденьки, откашливающиеся в антракте концерта, - и когда вдруг наваливалась весна с ее кошачьими воплями и оглушающим цветением лимонов, и вновь душил летний суховей и воздух в автобусе делался тяжелым и неподвижным, но мы соглашались уступить место только госпоже Белле Блюм с почты, с седыми растрепанными волосами, какие бывают только у опасных похитительниц детей, и узкими очками на кончике остренького носа, заточенного наподобие красного карандаша, прокрадывавшейся по ночам к нашим постелям и тянувшей к нам с приторной хищной улыбкой свои сухие скрюченные пальцы - разве что отдав ей все наши марки, мы могли кое-как умилостивить ее и спастись, или жарко помолившись Богу, нарядившемуся клоуном: в огромнейшие башмаки и широченные клетчатые, белые с красным, штаны, - и с трудом удерживающему равновесие на туго натянутом канате под синим матерчатым куполом венгерского цирка, а потом превращавшемуся в слона и поворачивавшему к нам свой огромный морщинистый зад, чтобы уйти ужинать…
И про Бар-Йосефа виньетка - все мы понимаем, как трудно передать в переводе авторский юмор. Девяностые, кажется, годы. Вечер. Я иду мимо Театра Комедии имени Акимова, и здание театра время от времени взрывается диким хохотом. Что же там такое ставят? Бар-Йосеф, спектакль по пьесе «Трудные люди». В переводе С. Шенбрунн.
Когда-то, когда каникулы тянулись целое лето, и рыжее солнце рисовало веснушки на наших лицах, а после праздника Суккот ветер свистом созывал свою банду - скопище черных туч, и мы под грохот грозы со всех ног неслись по дну вади домой, и колючий дождь прокалывал высунутый язык вкусом ментола и сосен, и окрестные собаки соревновались, которая тявкнет громче - прямо как солидные дяденьки, откашливающиеся в антракте концерта, - и когда вдруг наваливалась весна с ее кошачьими воплями и оглушающим цветением лимонов, и вновь душил летний суховей и воздух в автобусе делался тяжелым и неподвижным, но мы соглашались уступить место только госпоже Белле Блюм с почты, с седыми растрепанными волосами, какие бывают только у опасных похитительниц детей, и узкими очками на кончике остренького носа, заточенного наподобие красного карандаша, прокрадывавшейся по ночам к нашим постелям и тянувшей к нам с приторной хищной улыбкой свои сухие скрюченные пальцы - разве что отдав ей все наши марки, мы могли кое-как умилостивить ее и спастись, или жарко помолившись Богу, нарядившемуся клоуном: в огромнейшие башмаки и широченные клетчатые, белые с красным, штаны, - и с трудом удерживающему равновесие на туго натянутом канате под синим матерчатым куполом венгерского цирка, а потом превращавшемуся в слона и поворачивавшему к нам свой огромный морщинистый зад, чтобы уйти ужинать…
И про Бар-Йосефа виньетка - все мы понимаем, как трудно передать в переводе авторский юмор. Девяностые, кажется, годы. Вечер. Я иду мимо Театра Комедии имени Акимова, и здание театра время от времени взрывается диким хохотом. Что же там такое ставят? Бар-Йосеф, спектакль по пьесе «Трудные люди». В переводе С. Шенбрунн.