Из интервью с Малин Кивеля
Вопросы задаёт Мария Нестеренко,
- Когда вы решили стать писательницей?
- Я была очень романтически настроенным ребенком с большими мечтами о будущем и думала, что можно стать кем-то выдающимся - например, кинозвездой. Одна из таких грез была связана с писательством: я хотела стать женщиной-писательницей, которая живет иначе, чем другие женщины, более интересной жизнью. Мне тогда казалось, что все писательницы живут как-то необыкновенно. Однажды, прогуливаясь на одном из стокгольмских островов, я столкнулась на тропинке с Астрид Линдгрен и решила, что это знак. [...]
- Какие писатели и писательницы для вас были важны в юности и сейчас? Когда мы вступаем во взрослую жизнь, нам важно найти ролевую модель, на которую мы можем равняться; была ли у вас такая модель среди писательниц?
- Мне всегда нравилось, что писатели так свободно движутся между разными уровнями жизни, касаются глубоких и сложных тем, которых не касаются обычные люди. Мария Грипе, Астрид Линдгрен, Карен Бликсен - все они восхищали меня в детстве и в юности.
Когда я стала старше, мне стал нравиться датский писатель Петер Хёг. Я вообще не самый верный читатель: даже если я в восторге от первой прочитанной книги автора, не факт, что я прочту все его книги. Я порхаю от писателя к писателю. Сейчас для меня важный автор - Мэгги Нельсон. Меня поражает её способность писать очень лично и сочетать это с огромной эрудированностью и начитанностью. Ещё один важный автор - это Оливия Лэнг, которая наделена даром невероятной продуктивности эссеиста. Кажется, что она исторгает из себя тексты с какой-то небывалой легкостью. Еще одна важная фигура из моей юности - известная финская шведоязычная писательница Моника Фагерхольм. Вирджиния Вулф и круг Блумсбери стали одним из поздних моих литературных интересов. Для меня особенно притягательны темные и болезненные стороны жизни и творчества этих авторов: чем сложнее «болезнь», тем больше мне хочется о ней прочесть. Вместе с тем я в какой-то момент услышала записи того, как Вирджиния Вулф читает свои тексты, и меня поразило, насколько у неё аристократические выговор и манера речи. У меня возник вопрос: настолько ли дикой и безумной была та жизнь? Все-таки все эти конфликты и беды проистекают из довольно-таки привилегированного и аристократического положения.
О романе «Сердце» [Hjärtat] :
Что касается терапевтического письма, есть общее представление о том, что это дурновкусие, ненастоящая литература; несмотря на это, я занималась именно этим, создавая этот рассказ, что-то из себя выписывала, доставала. В этом было что-то целительное. Когда я писала это повествование, мой сын, о котором там идет речь, иногда подходил и смотрел, смотрел и спрашивал: «Это про меня?» У меня сразу подходил комок к горлу, и я говорила, что это не совсем про него. И тогда он говорил, что хочет, чтобы это было о нём; тогда я поняла, что пусть это будет и о нём тоже.
Полный текст интервью: https://www.colta.ru/articles/literature/28357-mariya-nesterenko-intervyu-malin-kivelya-roman-serdtse
- Когда вы решили стать писательницей?
- Я была очень романтически настроенным ребенком с большими мечтами о будущем и думала, что можно стать кем-то выдающимся - например, кинозвездой. Одна из таких грез была связана с писательством: я хотела стать женщиной-писательницей, которая живет иначе, чем другие женщины, более интересной жизнью. Мне тогда казалось, что все писательницы живут как-то необыкновенно. Однажды, прогуливаясь на одном из стокгольмских островов, я столкнулась на тропинке с Астрид Линдгрен и решила, что это знак. [...]
- Какие писатели и писательницы для вас были важны в юности и сейчас? Когда мы вступаем во взрослую жизнь, нам важно найти ролевую модель, на которую мы можем равняться; была ли у вас такая модель среди писательниц?
- Мне всегда нравилось, что писатели так свободно движутся между разными уровнями жизни, касаются глубоких и сложных тем, которых не касаются обычные люди. Мария Грипе, Астрид Линдгрен, Карен Бликсен - все они восхищали меня в детстве и в юности.
Когда я стала старше, мне стал нравиться датский писатель Петер Хёг. Я вообще не самый верный читатель: даже если я в восторге от первой прочитанной книги автора, не факт, что я прочту все его книги. Я порхаю от писателя к писателю. Сейчас для меня важный автор - Мэгги Нельсон. Меня поражает её способность писать очень лично и сочетать это с огромной эрудированностью и начитанностью. Ещё один важный автор - это Оливия Лэнг, которая наделена даром невероятной продуктивности эссеиста. Кажется, что она исторгает из себя тексты с какой-то небывалой легкостью. Еще одна важная фигура из моей юности - известная финская шведоязычная писательница Моника Фагерхольм. Вирджиния Вулф и круг Блумсбери стали одним из поздних моих литературных интересов. Для меня особенно притягательны темные и болезненные стороны жизни и творчества этих авторов: чем сложнее «болезнь», тем больше мне хочется о ней прочесть. Вместе с тем я в какой-то момент услышала записи того, как Вирджиния Вулф читает свои тексты, и меня поразило, насколько у неё аристократические выговор и манера речи. У меня возник вопрос: настолько ли дикой и безумной была та жизнь? Все-таки все эти конфликты и беды проистекают из довольно-таки привилегированного и аристократического положения.
О романе «Сердце» [Hjärtat] :
Что касается терапевтического письма, есть общее представление о том, что это дурновкусие, ненастоящая литература; несмотря на это, я занималась именно этим, создавая этот рассказ, что-то из себя выписывала, доставала. В этом было что-то целительное. Когда я писала это повествование, мой сын, о котором там идет речь, иногда подходил и смотрел, смотрел и спрашивал: «Это про меня?» У меня сразу подходил комок к горлу, и я говорила, что это не совсем про него. И тогда он говорил, что хочет, чтобы это было о нём; тогда я поняла, что пусть это будет и о нём тоже.
Полный текст интервью: https://www.colta.ru/articles/literature/28357-mariya-nesterenko-intervyu-malin-kivelya-roman-serdtse