Четверг - стихотворение: Хелви Ювонен
Хелви Ювонен [Helvi Juvonen] родилась 5 ноября 1919 года в небольшом городе Иисалми в семье торговца готовым платьем Юхи Ювонена и домохозяйки Импи-Марии Лииматайнен, ранее работавшей в этом магазине продавщицей. Импи-Мария была почти двадцатью годами моложе мужа, для которого это был второй брак. Юха Ювонен мечтал о сыновьях, о наследниках, очень радовался, когда появился на свет мальчик Эйно. Рождение дочерей, Аньи и Хелви, его опечалило.
Хелви Ювонен Сиркка Мерилуото
Все дети получили строгое религиозное воспитание. Сёстры были очень дружны, несмотря на тяжёлую психическую болезнь Аньи (какую именно, не сообщается. Возможно, эпилепсия). Детское прозвище Хелви было Налле, Плюшевый Мишутка. Впоследствии образ медведя станет ключевым в её поэзии. Она много играла одна, дружила с дворовыми кошками и даже с мышами. Старшей сестре Хелви-лицеистка читала свои первые стихи, Шопенгауэра и любимых поэтесс Эдит Сёдергран и Сайму Хярмая.
В 1939 году Юха Ювонен умер от апоплексического удара. Мать тяжело болела, не могла вести дело, и магазин ушёл с молотка. Будущая поэтесса интересовалась словесностью и языками, особенно латынью, училась играть на скрипке, мечтала об университете. И поступила в Хельсинки на филологический факультет.
Айла Мерилуото запишет в дневнике, что познакомилась с Хелви Ювонен, и та талантлива, хотя и «не так талантлива, как думали, но очень оригинальна». К сожалению, неизвестно, что подумала на этот счёт её сестра Сиркка (помните, я просила вас запомнить имя Сиркки Мерилуото?). Известно одно: считалась весьма одарённой на факультете, но экзаменационного стресса не выдерживала буквально на физическом уровне. Начинались острые головные боли, от боли она принимала анальгетики, от анальгетиков теряла аппетит и жила, съедая тарелку овсянки даже не каждый день, а через день. Прибавить к этому клиническую депрессию и постоянные простуды из-за промозглого нетопленого жилья, и вы получите портрет поэтессы в юности. А помощи Ювонен не просила из принципа, и чем дальше болела, тем сильнее. В грозном сорок втором, не сумев найти комнату в Хельсинки, Хелви Ювонен вернулась на родину, где заняла должность учительницы. Вид новоявленной классной дамы шокировал некоторых провинциальных консерваторов. Поэтесса носила мужской костюм, всегда была при галстуке и обувалась в сапоги для верховой езды, курила не переставая и усердно читала Библию. Худоба её граничила с дистрофией. Физическое и психическое истощение привело её в психиатрическую больницу. Через несколько месяцев после выписки не стало сестры Аньи. Брат Эйно, надо заметить, тоже болел психически и умер в психиатрическом стационаре.
В 1947 году Хелви Ювонен завершила магистерскую диссертацию о финской поэзии, однако защититься так и не смогла: патологически боялась выступать. В разных источниках утверждается разное: то ли она так и не закончила высшее образование, то ли диссертацию у неё приняли без устной защиты, снисходя к состоянию здоровья. Все мытарства вокруг защиты вылились во вторую госпитализацию в 1948 году, и неизвестно, чем бы дело кончилось, но тут на сцену выступает Сиркка Мерилуото, недавно защитившая магистерскую по психологии. Вместе они сняли небольшую квартиру и прожили вместе десять лет. Лесбийская связь Сиркки и Хелви была как бы секретом Полишинеля: знали все, и все, будучи спрошены, уверяли бы, что ничего такого, просто две дамы снимают вместе жильё. Такие были нравы.
С этого момента начинаетс творческий расцвет Ювонен. Дебют, небольшая подборка стихотворений «Карликовое деревцо» [Kääpiöpuu] в 1949 году, и последовавший за ним «Король-Золотой Камзол» [Kuningas Kultatakki] встречают совершенно восторженный приём критиков и публики. В 1951 году Мирьям Полкунен, литературоведка и писательница, и поэтесса Миркка Рекола (тоже лесбийская семья, кстати) пригласили Ювонен в коллективное путешествие по Риму и Флоренции. Из тёплых стран Ювонен вернулась окрылённая и даже начавшая писать прозаическую эпопею, которой, к сожалению, не судььба была быть дописанной. Проза Ювонен при жизни не публиковалась, собрана в книге «Зимняя спячка Мишутки» [Pikku Karhun talviunet, 1974] с предисловием М. Реколы.
Последовательно Ювонен получила крупную литературную награду, грант Финляндской Академии и премию имени Эйно Лейно. Много занималась переводами, открыв финской аудитории поэзию Эмили Дикинсон, Георга Тракля, Готфрида Бенна, Бориса Пастернака. Её читали самые разные люди, от набожных христиан, находивших в библейских реминисценциях Ювонен что-то своё родное, до профессиональных литераторов. Ювонен называли поэтессой поэтов.
Продолжительный приём обезболивающих, содержащих ядовитый фенацетин, привёл к почечной недостаточности. Поэтессу положили в больницу, но организм был настолько истощён, что медицина оказалась бессильна. Верная Сиркка Мерилуото ухаживала за своей Плюшевой Мишуткой до последнего дня и записывала с голоса последние стихи. Последнее стихотворение было трёхстрочное, про тёплого тёмного кротика, который спит в тёплой тёмной норке и видит тёплые тёмные сны... До сорокалетия Хелви Ювонен не дожила всего месяц.
Сегодня 101 год со дня её рождения.
Стихи в переводе Элеоноры Иоффе:
Из сборника «Карликовое деревцо»
Марфа
I
От работы к работе.
Всех дел не сочтёте -
мыть, стирать да варить.
От заботы к заботе.
В этом круговороте
полжизни осталось.
Не ропщу на усталость.
Но за дней этих малость
не время благодарить.
II
К нам пришёл человек утомлённый, усталый с дороги,
как ступил на порог - будто притолока приподнялась
Вроде из Капернаума он, я слыхала от многих, -
человек этот царь Иудейский иль, может быть, князь.
Он пришёл весь в пыли после дальней дороги.
Я, понятно, поесть приготовила и подала.
А Мария-сестра, нездоровым румянцем пылая,
всё сидела у ног его, слушала, глаз не спуская,
будто душу свою за слова продала.
Я в работе всегда - без конца всё работа, работа,
как глухая, как вечно по кругу идущий слепец.
Но теперь мне ночами бессонными грезится что-то,
извелась я - хотела бы уразуметь наконец,
что сказал он, сказав мне: Одна лишь забота важна.
Нет, не мир на душе - но мечом она поражена,
словно надвое этой тоскою меня раскроило,
что есть зло и добро, где здесь правда, где кривда - забыла,
бесполезным мне кажется всё, что ценила досель,
и не знаю, в чём смысл человеческой жизни и цель.
Из сборника «Король Золотой Камзол»
Я люблю
Когда я, будто распятая на колесе,
должна разрываться
между двумя полюсами,
потому что я слишком мала,
чтобы оба их осознать,
только боль в моих членах
вложит в уста мне слово «люблю»,
ибо этого зла
мне другие
не причиняли.
Когда я, будто распятая на колесе,
растягиваю свою доброе и злое «я»
между двумя полюсами,
боль в моих членах
выжжет проклятие с губ
и перекует мой рот,
откуда раскаленными слитками
сорвутся слова:
«Я люблю».
Лес горит!
Хлещите, хлещите,
лес горит!
Пламя прыгает с ветки на ветку,
листья и хвоя сыплются пеплом,
тлеет мох,
змеи уже уползли из огня,
убежал медведь опалённый,
птицы умчались.
Хлещите, хлещите,
лес горит,
что осталось, спасайте!
Души обугливаются там,
море огня стонов полно,
вереск искрит, трещат стволы,
змеи уже уползли из огня,
убежал медведь опалённый,
птицы умчались.
Хлещите, хлещите,
лес горит!
Из сборника «Скальный грунт»
Ветер
В последний вечер
на лесистой гряде
он бросил в меня сухой шишкой
и побежал по тропинкам,
вздыхая и воя.
Когда я спать улеглась,
он кружил вокруг дома,
отирая углы и облизывая рамы,
и царапал по крыше,
словно десять маленьких птичьих лапок,
и шептал в дымоход.
Утром на шоссе
он гнался за машиной,
а потом прыгнул в лес
и играл там один,
крутясь на месте
и разбрасывая листву.
Он помчался
вдоль Пяйянне
и встречал меня
в Хельсинки,
набрасываясь из-за каждого угла,
уже успев
поболтать с каменными кошками
у церкви святого Иоанна,
обежать вокруг парка Кайвопуисто
и вырвать пушинку
из мелькающих крыльев чайки.
Из сборника «Вестник»
Когда тают снега
Когда тают снега
и обнажаются скалы,
вижу в каждой скале
изборождённое возрастом лицо моей матери,
тёплое в солнечном свете,
когда лёд растопила любовь.
Валун
Я - валун,
отколовшийся от материнской скалы,
ледником далеко унесённый,
льдом заброшенный,
я в лесу одинок,
я чужой.
Равнодушно стою, если дети
играют вокруг.
Равнодушно стою, когда на спину мне
падает снег. Но
не обтёсывайте меня,
ибо стою, похож на медведя, и размышляю.
Я не холоден. Я тоже теплею,
когда светит солнце.
Предыдущий пост: https://fem-books.livejournal.com/1326282.html
Хелви Ювонен Сиркка Мерилуото
Все дети получили строгое религиозное воспитание. Сёстры были очень дружны, несмотря на тяжёлую психическую болезнь Аньи (какую именно, не сообщается. Возможно, эпилепсия). Детское прозвище Хелви было Налле, Плюшевый Мишутка. Впоследствии образ медведя станет ключевым в её поэзии. Она много играла одна, дружила с дворовыми кошками и даже с мышами. Старшей сестре Хелви-лицеистка читала свои первые стихи, Шопенгауэра и любимых поэтесс Эдит Сёдергран и Сайму Хярмая.
В 1939 году Юха Ювонен умер от апоплексического удара. Мать тяжело болела, не могла вести дело, и магазин ушёл с молотка. Будущая поэтесса интересовалась словесностью и языками, особенно латынью, училась играть на скрипке, мечтала об университете. И поступила в Хельсинки на филологический факультет.
Айла Мерилуото запишет в дневнике, что познакомилась с Хелви Ювонен, и та талантлива, хотя и «не так талантлива, как думали, но очень оригинальна». К сожалению, неизвестно, что подумала на этот счёт её сестра Сиркка (помните, я просила вас запомнить имя Сиркки Мерилуото?). Известно одно: считалась весьма одарённой на факультете, но экзаменационного стресса не выдерживала буквально на физическом уровне. Начинались острые головные боли, от боли она принимала анальгетики, от анальгетиков теряла аппетит и жила, съедая тарелку овсянки даже не каждый день, а через день. Прибавить к этому клиническую депрессию и постоянные простуды из-за промозглого нетопленого жилья, и вы получите портрет поэтессы в юности. А помощи Ювонен не просила из принципа, и чем дальше болела, тем сильнее. В грозном сорок втором, не сумев найти комнату в Хельсинки, Хелви Ювонен вернулась на родину, где заняла должность учительницы. Вид новоявленной классной дамы шокировал некоторых провинциальных консерваторов. Поэтесса носила мужской костюм, всегда была при галстуке и обувалась в сапоги для верховой езды, курила не переставая и усердно читала Библию. Худоба её граничила с дистрофией. Физическое и психическое истощение привело её в психиатрическую больницу. Через несколько месяцев после выписки не стало сестры Аньи. Брат Эйно, надо заметить, тоже болел психически и умер в психиатрическом стационаре.
В 1947 году Хелви Ювонен завершила магистерскую диссертацию о финской поэзии, однако защититься так и не смогла: патологически боялась выступать. В разных источниках утверждается разное: то ли она так и не закончила высшее образование, то ли диссертацию у неё приняли без устной защиты, снисходя к состоянию здоровья. Все мытарства вокруг защиты вылились во вторую госпитализацию в 1948 году, и неизвестно, чем бы дело кончилось, но тут на сцену выступает Сиркка Мерилуото, недавно защитившая магистерскую по психологии. Вместе они сняли небольшую квартиру и прожили вместе десять лет. Лесбийская связь Сиркки и Хелви была как бы секретом Полишинеля: знали все, и все, будучи спрошены, уверяли бы, что ничего такого, просто две дамы снимают вместе жильё. Такие были нравы.
С этого момента начинаетс творческий расцвет Ювонен. Дебют, небольшая подборка стихотворений «Карликовое деревцо» [Kääpiöpuu] в 1949 году, и последовавший за ним «Король-Золотой Камзол» [Kuningas Kultatakki] встречают совершенно восторженный приём критиков и публики. В 1951 году Мирьям Полкунен, литературоведка и писательница, и поэтесса Миркка Рекола (тоже лесбийская семья, кстати) пригласили Ювонен в коллективное путешествие по Риму и Флоренции. Из тёплых стран Ювонен вернулась окрылённая и даже начавшая писать прозаическую эпопею, которой, к сожалению, не судььба была быть дописанной. Проза Ювонен при жизни не публиковалась, собрана в книге «Зимняя спячка Мишутки» [Pikku Karhun talviunet, 1974] с предисловием М. Реколы.
Последовательно Ювонен получила крупную литературную награду, грант Финляндской Академии и премию имени Эйно Лейно. Много занималась переводами, открыв финской аудитории поэзию Эмили Дикинсон, Георга Тракля, Готфрида Бенна, Бориса Пастернака. Её читали самые разные люди, от набожных христиан, находивших в библейских реминисценциях Ювонен что-то своё родное, до профессиональных литераторов. Ювонен называли поэтессой поэтов.
Продолжительный приём обезболивающих, содержащих ядовитый фенацетин, привёл к почечной недостаточности. Поэтессу положили в больницу, но организм был настолько истощён, что медицина оказалась бессильна. Верная Сиркка Мерилуото ухаживала за своей Плюшевой Мишуткой до последнего дня и записывала с голоса последние стихи. Последнее стихотворение было трёхстрочное, про тёплого тёмного кротика, который спит в тёплой тёмной норке и видит тёплые тёмные сны... До сорокалетия Хелви Ювонен не дожила всего месяц.
Сегодня 101 год со дня её рождения.
Стихи в переводе Элеоноры Иоффе:
Из сборника «Карликовое деревцо»
Марфа
I
От работы к работе.
Всех дел не сочтёте -
мыть, стирать да варить.
От заботы к заботе.
В этом круговороте
полжизни осталось.
Не ропщу на усталость.
Но за дней этих малость
не время благодарить.
II
К нам пришёл человек утомлённый, усталый с дороги,
как ступил на порог - будто притолока приподнялась
Вроде из Капернаума он, я слыхала от многих, -
человек этот царь Иудейский иль, может быть, князь.
Он пришёл весь в пыли после дальней дороги.
Я, понятно, поесть приготовила и подала.
А Мария-сестра, нездоровым румянцем пылая,
всё сидела у ног его, слушала, глаз не спуская,
будто душу свою за слова продала.
Я в работе всегда - без конца всё работа, работа,
как глухая, как вечно по кругу идущий слепец.
Но теперь мне ночами бессонными грезится что-то,
извелась я - хотела бы уразуметь наконец,
что сказал он, сказав мне: Одна лишь забота важна.
Нет, не мир на душе - но мечом она поражена,
словно надвое этой тоскою меня раскроило,
что есть зло и добро, где здесь правда, где кривда - забыла,
бесполезным мне кажется всё, что ценила досель,
и не знаю, в чём смысл человеческой жизни и цель.
Из сборника «Король Золотой Камзол»
Я люблю
Когда я, будто распятая на колесе,
должна разрываться
между двумя полюсами,
потому что я слишком мала,
чтобы оба их осознать,
только боль в моих членах
вложит в уста мне слово «люблю»,
ибо этого зла
мне другие
не причиняли.
Когда я, будто распятая на колесе,
растягиваю свою доброе и злое «я»
между двумя полюсами,
боль в моих членах
выжжет проклятие с губ
и перекует мой рот,
откуда раскаленными слитками
сорвутся слова:
«Я люблю».
Лес горит!
Хлещите, хлещите,
лес горит!
Пламя прыгает с ветки на ветку,
листья и хвоя сыплются пеплом,
тлеет мох,
змеи уже уползли из огня,
убежал медведь опалённый,
птицы умчались.
Хлещите, хлещите,
лес горит,
что осталось, спасайте!
Души обугливаются там,
море огня стонов полно,
вереск искрит, трещат стволы,
змеи уже уползли из огня,
убежал медведь опалённый,
птицы умчались.
Хлещите, хлещите,
лес горит!
Из сборника «Скальный грунт»
Ветер
В последний вечер
на лесистой гряде
он бросил в меня сухой шишкой
и побежал по тропинкам,
вздыхая и воя.
Когда я спать улеглась,
он кружил вокруг дома,
отирая углы и облизывая рамы,
и царапал по крыше,
словно десять маленьких птичьих лапок,
и шептал в дымоход.
Утром на шоссе
он гнался за машиной,
а потом прыгнул в лес
и играл там один,
крутясь на месте
и разбрасывая листву.
Он помчался
вдоль Пяйянне
и встречал меня
в Хельсинки,
набрасываясь из-за каждого угла,
уже успев
поболтать с каменными кошками
у церкви святого Иоанна,
обежать вокруг парка Кайвопуисто
и вырвать пушинку
из мелькающих крыльев чайки.
Из сборника «Вестник»
Когда тают снега
Когда тают снега
и обнажаются скалы,
вижу в каждой скале
изборождённое возрастом лицо моей матери,
тёплое в солнечном свете,
когда лёд растопила любовь.
Валун
Я - валун,
отколовшийся от материнской скалы,
ледником далеко унесённый,
льдом заброшенный,
я в лесу одинок,
я чужой.
Равнодушно стою, если дети
играют вокруг.
Равнодушно стою, когда на спину мне
падает снег. Но
не обтёсывайте меня,
ибо стою, похож на медведя, и размышляю.
Я не холоден. Я тоже теплею,
когда светит солнце.
Предыдущий пост: https://fem-books.livejournal.com/1326282.html