Инге Мюллер, урожденная Мейер (13 марта 1925 - 1 июня 1966) - немецкая поэтесса, писательница, драматургесса; соавторка своего мужа Хайнера Мюллера.
Родиться в 1925 году означало тяжелую юность. В 1942-1943 году Инге прошла обязательную трудовую повинность в Штирии, в 1945-м была призвана в немецкую армию, во вспомогательные подразделения люфтваффе (служба ПВО). Во время одного из авианалетов в апреле 1945 года она оказалась под развалинами разрушенного дома, где и пролежала трое суток, пока ее откопали. Ее родители погибли в тот день. Конечно, такая травма даром не проходит... В так и недописанном романе "Ich Jona" ("Я, Иона"), Инге Мюллер сравнивает себя с библейским пророком, проведшим три дня и три ночи во чреве кита.
После войны работала в бригадах
трюммерфрау - женщин, занимавшихся расчисткой и реконструкцией разрушенных немецких городов. Это был очень тяжкий труд, например, трюммерфрау занимались, среди прочего, сносом зданий, не подлежащих восстановлению - без какой-либо серьезной техники, их основными инструментами были кирки и ручные лебёдки. Позднее была журналисткой и "народной корреспонденткой" (внештатная должность).
С Хайнером Мюллером Инге познакомилась в 1953 году через "Рабочую группу молодых авторов". Она была на тот момент замужем (вторым браком), но Мюллера это не смутило - он переехал в дом, где Инге жила с мужем, и они начали жить вместе на втором этаже; муж какое-то время это терпел, но закончилось дело разводом. В 1955 году Инге и Хайнер Мюллер поженились.
Инге и Хайнер вместе работали над радиопостановками и театральными пьесами. Их совместному авторству принадлежат пьесы "Рвач" ("Der Lohndrücker"), 1956, "Поправка к плану" ("Die Korrektur"), 1957/58, "Клетвицкий рапорт" ("Klettwitzer Bericht"), 1958, "Переселенка" ("Die Umsiedlerin"), 1961, и "В пути" (Unterwegs), 1963. Однако, хотя Инге Мюллер мечтала о равноправном творческом союзе, она оставалась в тени мужа, и чем дальше, тем более очевидно становилось, что как равную соавторку он ее не рассматривал. Отношения между супругами довольно быстро разладились. То, что Инге завела интрижку с братом Хайнера, который был ее младше на 16 лет, не улучшало ситуацию...
В 1959 году Инге и Хайнеру Мюллерам присудили премию Генриха Манна, но уже в 1961-м цензура запретила их пьесу "Переселенка" после первого же представления, и в том же году Хайнера исключили из Союза писателей ГДР.
Инге Мюллер всё больше страдала от депрессии и сопутствующих ей соматических расстройств (сейчас бы, пожалуй, сказали - от ПТСР), она неоднократно пыталась наложить на себя руки. 1 июня 1966 года в возрасте 41 года она покончила с собой, одновременно при помощи медикаментов и газа.
После гибели Инге Хайнер Мюллер вообще перестал упоминать о покойнице, тем более, ее суицид бросал на него тень. Самоубийство - это ведь как-то не по-социалистически; как же можно убивать себя в стране, где "с каждым днем всё радостнее жить", да? Так что о неудобной жене и ее соавторстве в ряде его произведений Хайнер Мюллер предпочел забыть. И другие о ней забыли...
Cреди собственных произведений Инге Мюллер - несколько детских книг и радиопьеса "Женская бригада" ("Die Weiberbrigade"), но многое так и осталось в черновиках, недописанным.
Наиболее же значительная часть ее творчества - около 300 стихотворений, из которых мало что было опубликовано при жизни.
Высоко оценила поэзию своей однофамилицы нобелевская лауреатка
Герта Мюллер.
Свое эссе "В западне", посвященное любимым поэтам и поэтессам, она начинает со стихотворения Инге Мюллер:
"Я видела их - лишенных
Бога. Брошенных,
Тихих.
Не будет меня больше.
Уже немало,
Если они помнят.
И не литература это.
Это стихотворение Инге Мюллер из сборника «Если мне придется умереть». Стихотворение уже существует, и мне не нужно подробно объяснять, что я ищу у авторов и в текстах, о которых пойдет речь.
Такие тексты не скрывают, что неотделимы от жизни автора и ссылаются на его жизнь как единственную предпосылку своего появления. Интенсивность проживаемой автором жизни делает этот текст художественным. Тем художественным текстом, который не семенит рядом с исторически достоверной реальностью. Только такой текст добивается посредством чувственной детали, чтобы действительность предстала в ее целокупности. Для него то, что притягивает взгляд и вызывает личное отношение, важнее историографии, которая отгораживается от сочувствия единичному несчастью. Отдельная участь как показательный случай тысячекратно происходившего была и остается непреложной. Попав в руки историографии, происходившее в конечном счете к чему-нибудь причисляется, но не приживляется.
Я имею в виду книги, за которые авторы заплатили высокую (зачастую слишком высокую) цену. Оттого они не просто литература, в которой обычно усматривают так называемую работу с языком. Эти книги, помимо словесной ткани, являют нечто большее, потому что в то же время свидетельствуют о незапятнанности тех, кто их пишет. Пишущие их, не поучая, задают очевидный нравственный уровень, который не снижается при жестком политическом давлении и в ситуациях, когда грозит смертельная опасность.
Благодаря своим книгам эти авторы были для меня многие годы людьми, о дружбе с которыми я мечтала и в поисках внутренней опоры воображала их рядом в Румынии Чаушеску. Они как личности становились для меня примером. Хотелось заслужить их дружбу, и я мысленно пыталась им соответствовать. У них в текстах мне открывался человеческий тип, по которому я тосковала, когда утром непонятно было, как сложится к вечеру моя жизнь и жизнь горстки моих друзей. В среде, где, не испытывая сомнений, примирялись с наихудшим положением вещей, людей такого типа недоставало. Незримо присутствующие люди говорили со мной, лишь когда я бывала с текстами наедине, лишь когда я беззвучно проговаривала в голове стихи."
(Перевод с немецкого Марка Белорусца)
Статья об Инге Мюллер в немецкой википедииАрхив Инге Мюллер на сайте Берлинской академии искусств