Интересные переводные новинки осени 2020 (обзор А. Завозовой)
Текст цитируется по статье: https://esquire.ru/letters/205263-10-glavnyh-perevodnyh-romanov-kotorye-nuzhno-chitat-etoy-osenyu-i-eshche-vosem-bonusom/#part5
«Человек-комбини», Саяка Мурата
Popcorn Books, перевод с японск. Дмитрия Коваленина; уже вышел
Кэйко Фурукура с самого детства была не такой, как все, - например, не понимала, почему обязательно надо плакать над мертвой птичкой вместо того, чтобы принести ее домой и сделать из нее якитори, птичку-то все равно не вернешь, - но когда поняла, что ее поведение и эмоции не совпадают с социально одобряемыми, принялась это социально одобряемое поведение имитировать. Устроившись на работу в магазин комбини, этакий усложненный японский «Вкусвилл», Кэйко наконец-то обрела счастье: научилась двигаться, здороваться, общаться с покупателями, имитировать речь и стиль коллег - в общем, стала практически полноценной моделью нормального человека. Но вот беда - по мнению общества, нельзя всю жизнь проработать в супермаркете, и в тридцать шесть лет Кэйко, бездетная, незамужняя и без приличной работы, снова оказалась не такой, как все. «Быть собой» - расхожая голливудская формула, которую в этом романе не то чтобы выворачивают наизнанку, а скорее обнажают до подлинной точности, потому что это роман о том, как реагирует общество, когда человеку хочется именно что быть собой, только собой настоящим.
«Стеклянный отель», Эмили Сент-Джон Мандел
«Эксмо», перевод с англ. Яны Барсовой; октябрь
По-настоящему знаменитой Эмили Сент-Джон Мандел стала после публикации четвертого романа «Станция Одиннадцать», постапокалиптической элегии о современном мире с его супермаркетами, включающимся по щелчку электричеством и взлетающими самолетами. «Стеклянный отель» в какой-то мере кажется продолжением этого романа, хотя в нем - за исключением буквально двух-трех пасхальных яиц и одной героини, которая живет здесь совсем другую жизнь, - почти нет сюжетных совпадений. Основная тема «Стеклянного отеля» - это призрачная жизнь, которую мы волей-неволей начинаем проживать в уме, сделав какой-то важный и необратимый выбор, воспользовавшись возможностью, сказав себе: «А почему бы и нет?» Все герои романа, чьи судьбы так или иначе переплетаются, - от финансового махинатора до тоскующей по матери барменши, от композитора-наркомана до бывшей художницы - все время возвращаются мыслями к моменту, когда своим выбором они навсегда переменили или свою жизнь, или жизнь других людей, подчас совершенно трагически. И в этом отношении «Стеклянный отель» кажется таким же призрачным и стилистически, структурно более совершенным вариантом «Станции Одиннадцать». Это идеально выстроенный и невероятно элегантный роман с той же интонационной ноткой - как прекрасна жизнь, которую мы больше не проживем, - но только более простой и строгий. В нем нет того сюжетного изобилия, что было в «Станции Одиннадцать» (комикс, культ, убийство, трагическая любовь), а есть лишь чистые, ясные линии нескольких сложных жизней, которые, единожды соприкоснувшись, навсегда изменили мир.
«Под маятником солнца», Джаннет Инг
«Астрель-СПб», перевод с англ. Марии Акимовой; октябрь
Никакой, даже самый маленький текст о Джаннет Инг сегодня невозможен без упоминания того, как она получила премию имени Джона Кэмпбелла (если вкратце и совсем грубо, то это серьезная награда в области фантастической литературы) и добилась того, что эту премию переименовали из-за расистских и фашистских взглядов Кэмпбелла. Понятно, что дебютный роман Инг получил из-за этого еще больше внимания читателей фантастики и фэнтези - и не всегда лестного. Действительно, роман «Под маятником солнца» - это примерно такое же фэнтези, как, скажем, и роман «Лилит» викторианского автора Джорджа Макдональда, то есть скорее донельзя атмосферная, странная, временами почти бессюжетная история, плотно связанная с классической британской литературой.
Буквально же на первых страницах книги героиня Кэтрин Хэлстон с тоской вспоминает вымышленную страну Заморну, которую они с братом выдумали в детстве, и одно это упоминание становится гиперссылкой к ангрианским хроникам Шарлотты и Бренуэлла Бронте и невероятной судьбе герцога Заморны, основного героя ювеналий Шарлотты. «Под маятником солнца» вообще во многом опирается на вот эту буйную, неукротимую фантазию ангрианского и гондальского циклов семейства Бронте - тут тебе и солнце-маятник, и рыба-луна, и похожий на Сент-Джона Риверса проповедник, который отправился в Аркадию, страну фэйри, обращать волшебный народец в христианскую веру. В общем - это невероятно приятное, узнаваемое чтение для всех любителей викторианской литературы, всем же остальным стоит сразу настраиваться на то, что эта книга и живет по законам викторианской литературы, и атмосферным отступлениям здесь уделено почти столько же времени, сколько и живому бегу сюжета.
«Особое мясо», Агустина Бастеррика
Polyandria NoAge, перевод с исп. Владимира Правосудова; октябрь
«Особое мясо» - это самая, наверное, странная антиутопия последнего времени, в которой у мяса появляется точка зрения. Действие в ней происходит в мире, где всех без исключения животных поразил смертельный для человека вирус GGB. Есть животных больше нельзя, и все силы брошены на поиски нового источника белка. Сначала им становятся бездомные, бродяги и нелегальные иммигранты, и постепенно мир приходит к признанию каннибализма: одни люди начинают разводить других людей на мясо и забивать их на скотобойнях, которых, впрочем, никто так больше не называет из соображений политкорректности. В этом дивном новом мире, где тело готовят не к лету, а к ужину, и живет наш герой Маркос, который однажды получает в подарок женщину, выращенную на бургеры… Роман Бастеррики, конечно же, подчеркнуто провокативный, убивающий аппетит (хотя как знать) и возбуждающий дискуссию, но помимо тематических достоинств у него есть и структурное преимущество. Это очень, очень читабельный роман. Well done, короче.
«Мексиканская готика», Сильвия Морено-Гарсия
«Рипол Классик», перевод с англ. под редакцией Татьяны Варламовой; октябрь-ноябрь
Энергичная сошиалитетка Ноэми Табоада, дыша мехами и грозовым воздухом надвигающейся эмансипации, отправляется выручать из уз патриархального брака свою кузину Каталину и из Мехико 1950-х переносится в атмосферу отъявленного девятнадцатого века. Мрачное поместье, окруженное кладбищем, английский муж Каталины, то и дело выпускающий наружу внутреннего Хитклифа, семейные тайны, злобная домоправительница, которая как будто совсем недавно притворила за собой дверь Мандерли, потемневшее серебро и гнетущее молчание за обедом - «Мексиканская готика» буквально лопается от обилия привычных тропов и тропизмов готического романа, связанных, впрочем, в быструю и динамичную историю. «Мексиканская готика» выглядит и ведет себя как совершенно твидовый британский роман, но с самого начала повествование в нем захвачено латиноамериканской нарративной традицией - с неожиданным соскальзыванием в галлюцинации и гротеск. Изредка, и всякий раз внезапно, история оборачивается к читателю ковром, который нужно не читать, а смотреть, но зато от этого становится только объемнее.
«Американская грязь», Дженин Камминс
«Синдбад», перевод с англ. Александры Глебовской; ноябрь
В начале года этот роман вызвал огромный, оглушительный скандал в англоязычном издательском бизнесе и напряженную дискуссию о том, кому какие истории можно рассказывать. Взявшись писать о мексиканских нелегальных иммигрантах, Дженин Камминс, белая, в общем-то, женщина, не имеющая особого отношения к Мексике, допустила определенные неточности в изображении мексиканской культуры, а ее издатели не просто заплатили за этот роман семизначный аванс, но еще и устроили презентацию с колючей проволокой в качестве украшений для букетов. Теперь у русских читателей появится возможность самим прочесть этот роман - который по сути своей в первую очередь все-таки крепко сбитый триллер о побеге от наркомафии, чем серьезное высказывание о судьбе нелегальных иммигрантов, - и тут надо отдать Камминс должное: да, скорее всего, она не слишком хорошо разобралась в мексиканской культуре и с размаху наступила на оголенный общественный нерв, но в том, как устроена структура прямолинейного остросюжетного романа, она разбирается очень даже неплохо.
«Неловкий вечер», Мариеке Лукас Рейневельд
«Эксмо», перевод с нидерл. Ксении Новиковой; ноябрь
Международная Букеровская премия в этом году досталась роману «Неловкий вечер», и это тот случай, когда чтение тоже может быть очень неловким - не потому, что это плохо написанный роман, нет, Рейневельд пишут (автор просит в отношении себя употреблять местоимение третьего лица множественного числа, чтобы подчеркнуть свою гендерную нейтральность) хорошо, резко и продуманно, но весь роман в целом - это такая пощечина общественному вкусу, с которой, наверное, по‑прежнему начинают свой литературный путь многие авторы. История Яс, девочки в красном пальто, растущей на ферме и остро проживающей смерть брата, эпидемию ящура, болезненное взросление, судороги пубертата, сексуальные эксперименты, осознание тела в период дефекации и похожие на сопли молочные пенки, по сути своей мало чем отличается от любой бунтарской, неприкрытой, несахарной истории взросления, которых довольно много в литературе. Но, возможно, неувядающая притягательность таких историй в том, что они всякий раз пишутся как будто бы в первый раз, и чем ближе автор к этому болезненному периоду (Рейневельд еще нет и тридцати), тем громче и честнее они звучат.
И еще в переводе Дмитрия Коваленина выйдет роман «Полиция памяти» японской писательницы Еко Огавы, вошедший в шорт-лист Международного Букера и получивший множество других наград, и роман очень самобытной исландской писательницы Аудур Авы Олафсдоттир «Отель «Тишина» в переводе известного скандинависта Татьяны Шенявской. No Kidding Press выпустит первую часть копенгагенской трилогии Тове Дитлевсен, классика датской литературы, и это такой важный текст о взрослении.
«Человек-комбини», Саяка Мурата
Popcorn Books, перевод с японск. Дмитрия Коваленина; уже вышел
Кэйко Фурукура с самого детства была не такой, как все, - например, не понимала, почему обязательно надо плакать над мертвой птичкой вместо того, чтобы принести ее домой и сделать из нее якитори, птичку-то все равно не вернешь, - но когда поняла, что ее поведение и эмоции не совпадают с социально одобряемыми, принялась это социально одобряемое поведение имитировать. Устроившись на работу в магазин комбини, этакий усложненный японский «Вкусвилл», Кэйко наконец-то обрела счастье: научилась двигаться, здороваться, общаться с покупателями, имитировать речь и стиль коллег - в общем, стала практически полноценной моделью нормального человека. Но вот беда - по мнению общества, нельзя всю жизнь проработать в супермаркете, и в тридцать шесть лет Кэйко, бездетная, незамужняя и без приличной работы, снова оказалась не такой, как все. «Быть собой» - расхожая голливудская формула, которую в этом романе не то чтобы выворачивают наизнанку, а скорее обнажают до подлинной точности, потому что это роман о том, как реагирует общество, когда человеку хочется именно что быть собой, только собой настоящим.
«Стеклянный отель», Эмили Сент-Джон Мандел
«Эксмо», перевод с англ. Яны Барсовой; октябрь
По-настоящему знаменитой Эмили Сент-Джон Мандел стала после публикации четвертого романа «Станция Одиннадцать», постапокалиптической элегии о современном мире с его супермаркетами, включающимся по щелчку электричеством и взлетающими самолетами. «Стеклянный отель» в какой-то мере кажется продолжением этого романа, хотя в нем - за исключением буквально двух-трех пасхальных яиц и одной героини, которая живет здесь совсем другую жизнь, - почти нет сюжетных совпадений. Основная тема «Стеклянного отеля» - это призрачная жизнь, которую мы волей-неволей начинаем проживать в уме, сделав какой-то важный и необратимый выбор, воспользовавшись возможностью, сказав себе: «А почему бы и нет?» Все герои романа, чьи судьбы так или иначе переплетаются, - от финансового махинатора до тоскующей по матери барменши, от композитора-наркомана до бывшей художницы - все время возвращаются мыслями к моменту, когда своим выбором они навсегда переменили или свою жизнь, или жизнь других людей, подчас совершенно трагически. И в этом отношении «Стеклянный отель» кажется таким же призрачным и стилистически, структурно более совершенным вариантом «Станции Одиннадцать». Это идеально выстроенный и невероятно элегантный роман с той же интонационной ноткой - как прекрасна жизнь, которую мы больше не проживем, - но только более простой и строгий. В нем нет того сюжетного изобилия, что было в «Станции Одиннадцать» (комикс, культ, убийство, трагическая любовь), а есть лишь чистые, ясные линии нескольких сложных жизней, которые, единожды соприкоснувшись, навсегда изменили мир.
«Под маятником солнца», Джаннет Инг
«Астрель-СПб», перевод с англ. Марии Акимовой; октябрь
Никакой, даже самый маленький текст о Джаннет Инг сегодня невозможен без упоминания того, как она получила премию имени Джона Кэмпбелла (если вкратце и совсем грубо, то это серьезная награда в области фантастической литературы) и добилась того, что эту премию переименовали из-за расистских и фашистских взглядов Кэмпбелла. Понятно, что дебютный роман Инг получил из-за этого еще больше внимания читателей фантастики и фэнтези - и не всегда лестного. Действительно, роман «Под маятником солнца» - это примерно такое же фэнтези, как, скажем, и роман «Лилит» викторианского автора Джорджа Макдональда, то есть скорее донельзя атмосферная, странная, временами почти бессюжетная история, плотно связанная с классической британской литературой.
Буквально же на первых страницах книги героиня Кэтрин Хэлстон с тоской вспоминает вымышленную страну Заморну, которую они с братом выдумали в детстве, и одно это упоминание становится гиперссылкой к ангрианским хроникам Шарлотты и Бренуэлла Бронте и невероятной судьбе герцога Заморны, основного героя ювеналий Шарлотты. «Под маятником солнца» вообще во многом опирается на вот эту буйную, неукротимую фантазию ангрианского и гондальского циклов семейства Бронте - тут тебе и солнце-маятник, и рыба-луна, и похожий на Сент-Джона Риверса проповедник, который отправился в Аркадию, страну фэйри, обращать волшебный народец в христианскую веру. В общем - это невероятно приятное, узнаваемое чтение для всех любителей викторианской литературы, всем же остальным стоит сразу настраиваться на то, что эта книга и живет по законам викторианской литературы, и атмосферным отступлениям здесь уделено почти столько же времени, сколько и живому бегу сюжета.
«Особое мясо», Агустина Бастеррика
Polyandria NoAge, перевод с исп. Владимира Правосудова; октябрь
«Особое мясо» - это самая, наверное, странная антиутопия последнего времени, в которой у мяса появляется точка зрения. Действие в ней происходит в мире, где всех без исключения животных поразил смертельный для человека вирус GGB. Есть животных больше нельзя, и все силы брошены на поиски нового источника белка. Сначала им становятся бездомные, бродяги и нелегальные иммигранты, и постепенно мир приходит к признанию каннибализма: одни люди начинают разводить других людей на мясо и забивать их на скотобойнях, которых, впрочем, никто так больше не называет из соображений политкорректности. В этом дивном новом мире, где тело готовят не к лету, а к ужину, и живет наш герой Маркос, который однажды получает в подарок женщину, выращенную на бургеры… Роман Бастеррики, конечно же, подчеркнуто провокативный, убивающий аппетит (хотя как знать) и возбуждающий дискуссию, но помимо тематических достоинств у него есть и структурное преимущество. Это очень, очень читабельный роман. Well done, короче.
«Мексиканская готика», Сильвия Морено-Гарсия
«Рипол Классик», перевод с англ. под редакцией Татьяны Варламовой; октябрь-ноябрь
Энергичная сошиалитетка Ноэми Табоада, дыша мехами и грозовым воздухом надвигающейся эмансипации, отправляется выручать из уз патриархального брака свою кузину Каталину и из Мехико 1950-х переносится в атмосферу отъявленного девятнадцатого века. Мрачное поместье, окруженное кладбищем, английский муж Каталины, то и дело выпускающий наружу внутреннего Хитклифа, семейные тайны, злобная домоправительница, которая как будто совсем недавно притворила за собой дверь Мандерли, потемневшее серебро и гнетущее молчание за обедом - «Мексиканская готика» буквально лопается от обилия привычных тропов и тропизмов готического романа, связанных, впрочем, в быструю и динамичную историю. «Мексиканская готика» выглядит и ведет себя как совершенно твидовый британский роман, но с самого начала повествование в нем захвачено латиноамериканской нарративной традицией - с неожиданным соскальзыванием в галлюцинации и гротеск. Изредка, и всякий раз внезапно, история оборачивается к читателю ковром, который нужно не читать, а смотреть, но зато от этого становится только объемнее.
«Американская грязь», Дженин Камминс
«Синдбад», перевод с англ. Александры Глебовской; ноябрь
В начале года этот роман вызвал огромный, оглушительный скандал в англоязычном издательском бизнесе и напряженную дискуссию о том, кому какие истории можно рассказывать. Взявшись писать о мексиканских нелегальных иммигрантах, Дженин Камминс, белая, в общем-то, женщина, не имеющая особого отношения к Мексике, допустила определенные неточности в изображении мексиканской культуры, а ее издатели не просто заплатили за этот роман семизначный аванс, но еще и устроили презентацию с колючей проволокой в качестве украшений для букетов. Теперь у русских читателей появится возможность самим прочесть этот роман - который по сути своей в первую очередь все-таки крепко сбитый триллер о побеге от наркомафии, чем серьезное высказывание о судьбе нелегальных иммигрантов, - и тут надо отдать Камминс должное: да, скорее всего, она не слишком хорошо разобралась в мексиканской культуре и с размаху наступила на оголенный общественный нерв, но в том, как устроена структура прямолинейного остросюжетного романа, она разбирается очень даже неплохо.
«Неловкий вечер», Мариеке Лукас Рейневельд
«Эксмо», перевод с нидерл. Ксении Новиковой; ноябрь
Международная Букеровская премия в этом году досталась роману «Неловкий вечер», и это тот случай, когда чтение тоже может быть очень неловким - не потому, что это плохо написанный роман, нет, Рейневельд пишут (автор просит в отношении себя употреблять местоимение третьего лица множественного числа, чтобы подчеркнуть свою гендерную нейтральность) хорошо, резко и продуманно, но весь роман в целом - это такая пощечина общественному вкусу, с которой, наверное, по‑прежнему начинают свой литературный путь многие авторы. История Яс, девочки в красном пальто, растущей на ферме и остро проживающей смерть брата, эпидемию ящура, болезненное взросление, судороги пубертата, сексуальные эксперименты, осознание тела в период дефекации и похожие на сопли молочные пенки, по сути своей мало чем отличается от любой бунтарской, неприкрытой, несахарной истории взросления, которых довольно много в литературе. Но, возможно, неувядающая притягательность таких историй в том, что они всякий раз пишутся как будто бы в первый раз, и чем ближе автор к этому болезненному периоду (Рейневельд еще нет и тридцати), тем громче и честнее они звучат.
И еще в переводе Дмитрия Коваленина выйдет роман «Полиция памяти» японской писательницы Еко Огавы, вошедший в шорт-лист Международного Букера и получивший множество других наград, и роман очень самобытной исландской писательницы Аудур Авы Олафсдоттир «Отель «Тишина» в переводе известного скандинависта Татьяны Шенявской. No Kidding Press выпустит первую часть копенгагенской трилогии Тове Дитлевсен, классика датской литературы, и это такой важный текст о взрослении.