Энн Секстон
Очень, очень, очень удивилась, что не нашла здесь поста о Секстон! Хотя, может быть, это у меня с поиском что-то.
Секстон - очень важная фигура в американской (да и не только) "исповедальной поэзии", её очень часто упоминают через запятую с Сильвией Плат (с которой Энн, действительно, была дружна). Собственно, в России Секстон, по-моему, и знают прежде всего по стихотворению, посвящённому памяти Плат. Но считать Секстон всего лишь "двойником Сильвии" было бы ошибкой, у неё был свой, и очень яркий, поэтический голос; наиболее важные для неё темы - осмысление собственного женского опыта, в том числе чисто физического (критиков когда-то возмутило стихотворение под названием "Менструация в сорок лет") и своего ментального заболевания.
Энн Секстон (англ. Anne Sexton; собственно Энн Грэй Харви, англ. Anne Gray Harvey; 9 ноября 1928 - 4 октября 1974) - американская поэтесса и писательница, известная благодаря своей предельно откровенной и сокровенной лирике, лауреат Пулитцеровской премии 1967 года. Тематикой некоторых её произведений была и длительная депрессия, которой страдала поэтесса на протяжении многих лет. После ряда попыток, Секстон покончила с собой в 1974 году.
Энн Секстон, урождённая Энн Грэй Харви, родилась в Ньютоне (шт. Массачусетс) в семье Мэри Грэй Стэйплс и Ральфа Харви. Практически всё своё детство она провела в Бостоне. В 1945 году Секстон была зачислена в школу-пансион Роджерс Холл (англ. Rogers Hall Boarding School) в городе Лоуэлл, а затем ещё год в Школе Гарланд (англ. Garland School). Некоторое время сотрудничала с бостонским модельным агентством Hart Agency. 16 августа 1948 года Энн вышла замуж за Альфреда Секстона (англ. Alfred Sexton), с которым состояла в браке вплоть до 1973 года. У пары родилось двое детей: Линда Грэй Секстон и Джойс Секстон.
В течение ряда лет Энн Секстон страдала психическим расстройством. Первый приступ случился в 1954 году. После второго срыва Секстон обратилась к д-ру Мартину Теодору Орну (англ. Dr Martin Orne), который стал её психотерапевтом на долгие годы. Именно он посоветовал Энн заняться поэзией.
Энн брала уроки поэтического мастерства у знаменитого американского поэта Джона Холмса. Первые поэтические пробы сразу принесли успех и были опубликованы в таких изданиях, как The New Yorker, Harper’s Magazine и Saturday Review. Позднее Секстон училась в Бостонском университете вместе с такими выдающимися американскими поэтами, как Сильвия Плат и Джордж Старбак.
Дальнейшее становление Секстон как поэтессы происходило под впечатлением от У. Д. Снодграсса, с которым она познакомилась в 1957 году на писательской конференции. Его поэма «Игла в сердце» (англ. Heart’s Needle) рассказывала о разлуке с его трёхлетней дочерью, и вдохновила Секстон, чья собственная дочь в тот момент воспитывалась её свекровью, на написание поэмы «Двойной образ» (англ. The Double Image) об общечеловеческой проблеме взаимоотношений матери и дочери. Секстон и Снодграсс состояли в переписке и стали друзьями.
Работая с Холмсом, Секстон познакомилась с Максин Кумин. Они также стали близкими друзьями, оставаясь ими вплоть до её трагической гибели. Кумин и Секстон давали критические отзывы на произведения друг друга, а также совместно написали четыре детские книги.
В конце 1960-х годов маниакальная составляющая заболевания Секстон начала вносить коррективы в её карьеру. Она как и прежде продолжала писать и публиковаться, а также читала свою поэзию. В этот период Секстон стала сотрудничать с музыкантами, став участницей рок-джаз группы Her Kind. Её пьеса «Улица милосердия» (англ. Mercy Street) была закончена в 1969 году после нескольких лет переделок и редактирования. Музыканта Питера Гэбриэла произведение Секстон вдохновило на написание песни с одноимённым названием - «Mercy Street».
По прошествии двенадцати лет с момента публикации её первого стихотворения, Секстон стала одной из наиболее уважаемых поэтесс США, членом Королевского литературного общества, а также первой женщиной-членом Гарвардского общества Phi Beta Kappa.
4 октября 1974 года Секстон пообедала с поэтессой Максин Кумин, за обедом обсуждали рукопись Секстон The Awful Rowing Toward God, которую они готовили к публикации в марте 1975 года. Вернувшись домой, она надела шубку своей матери, закрылась в гараже и запустила двигатель собственного автомобиля, покончив с собой путём отравления выхлопными газами.
В интервью, которое она дала за год до своей смерти, она объясняла, что написала первый черновик The Awful Rowing Toward God за двадцать дней, из которых «два дня ушло на борьбу с отчаянием, а ещё три на лечение в психиатрической клинике». Далее она продолжила заявлением, что не позволит опубликовать свою лирику до её смерти.
Энн Секстон похоронена на кладбище Forest Hills Cemetery & Crematory в пригороде Бостона Джамайка Плэйн (штат Массачусетс).
Отчаяние
Кто оно?
Железная дорога, ведущая в ад?
Хруст, как у сломавшейся ножки стола?
Надежда, случайно переливающаяся за край выгребной ямы?
Любовь, что вытекает в раковину, будто плевок?
Любовь, что сказала: «навеки, навеки»,
а после переехала тебя, как грузовик?
Ты - молитва, всплывающая в рекламе на радио?
Отчаяние,
Ты мне не очень-то по душе.
Ты не гармонируешь с моей одеждой или сигаретами.
Что же ты здесь делаешь,
большое, как танк,
нацеленное на половину жизни?
Ты что, не можешь просто проплыть мимо дерева,
вместо того, чтобы селиться здесь, у моих корней,
выталкивая меня из привычной жизни,
когда она так долго была моей утробой?
Ладно!
Я возьму тебя в путешествие,
где столь долгие годы
руки мои немели.
Смерть Сильвии
Сильвии Плат
О Сильвия, Сильвия,
с мертвым сундуком камней и ложек,
с двумя детьми, двумя метеорами,
в растерянности бродящими по крошечной детской,
со своим ртом, открытым для простыни,
для кровельной балки, в немой молитве,
(Сильвия, Сильвия,
куда направилась ты,
послав мне письмо
из Девоншира
о том, как выращивать картофель
и держать пчел?)
где ты была,
просто как ты сюда улеглась?
Воришка --
как ты прокралась сюда,
прокралась сама
в смерть, которой я так долго и так отчаянно ждала,
в смерть, из которой, по нашим словам, мы обе выросли,
которую мы носили на наших тощих грудях,
о которой мы говорили так часто каждый раз,
когда заказывали по три сухих мартини в Бостоне,
смерть, говорившую о лаборантах и лекарствах,
смерть, говорившую как интриганки-невесты,
смерть, за которую мы пили,
мотивы и спокойный поступок?
(В Бостоне
умирающие
разъезжают на такси,
да, опять смерть,
что едет домой
с нашим мальчиком.)
О Сильвия, ты помнишь сонного барабанщика,
бившего нам по глазам своей старой историей -
как мы хотели, чтобы он пришел
как садист или нью-йоркский эльф
и сделал свою работу,
необходимую, как окно в стене или кладовка,
и с тех пор он ждал
у нас под сердцем, у нас в буфете,
и теперь я вижу, что мы бережем его про запас
год за годом, старые самоубийцы
и я обнаруживаю при этой вести о твоей смерти
ужасную склонность к ней, как к соли,
(И я,
я тоже.
А теперь, Сильвия,
ты снова
со смертью снова,
что едет домой
с нашим мальчиком.)
А я просто говорю,
протянув руки к этому камню,
что есть твоя смерть,
как не старая вещь,
моль, выпавшая
из какого-то твоего стихотворения?
(O подруга,
когда луна прочит беду,
а король скончался,
а королева лишилась рассудка -
выпивоха должен петь!)
O маленькая матушка,
и ты тоже!
O смешная герцогиня!
O белокурая!
В компании ангелов
Я устала быть женщиной,
устала от ложек и почты,
устала от своего рта и своих грудей,
устала от косметики и шелков.
За моим столом все еще сидели мужчины,
окружив предлагаемую мной чашу.
Чаша была полна пурпурного винограда,
и мухи прилетели на запах,
и даже мой отец притащил свои белые кости.
Но я устала от того, что составляло мой пол.
Прошлой ночью мне приснился сон,
и я сказала ему...
"Ты - ответ.
Ты переживешь моего мужа и моего отца."
В этом сне был город, воздвигнутый из цепей,
где Жанну предали смерти в мужской одежде,
и природа ангелов осталась необъясненной,
среди них не было двух одинаковых,
один сжимал в ладони нос, другой же - ухо,
один жевал звезду и зарисовывал ее орбиту,
и каждый был подобен поэме, себе же подчиняющейся,
выполняющей функции Бога,
отдельному народу.
"Ты - ответ," -
сказала и я и вошла,
и легла у ворот города.
И тогда меня заковали в цепи,
и я лишилась своего обычного пола и своего конечного вида.
Адам был по левую руку от меня,
а Ева - по правую,
и оба совсем не уживались с миром разумного.
Мы сплели наши руки
и устремились к солнцу.
Я более не была женщиной,
ни тем, ни другим.
О дщери Иерусалимские,
король ввел меня в свои покои.
Я черна и прекрасна.
Меня открыли и раздели.
У меня нет ни рук, ни ног.
Я - одна сплошная кожа, как рыба.
Я женщина не более,
чем Христос был мужчиной.
пер. Д. Винсачи