пидарасы и смерть
Пока кто-то мнит себя субъектом - он пидарас («Люди», «Они»). И он «мыслит проективно». Покоряя пространство и время, все вокруг себя чувствуя, а себя не чувствуя. Как если бы он был бессмертен.(переложив в ЭТОМ горизонте субъектность еще и на Бога, «они» еще и удваивают себя в Кумире - про них то, что пишет про отношения человека и Бога Фейербах) Лишь войдя в пространство смерти субъекта, человек приобщается возможности выйти из состояния пидараса, испытать себя своим да-зайн, своим вот-бытием, страхом своего присутствия. В это пространство смерти субъекта ведут две двери: либо ужас (смерти) себя, действующего, страха тотальной аннигиляции в НИЧТО (или тотального пресуществления в полноте «изменения бытия». «материи мира»); либо - страх Господень, ужас состояния-стояния «вот он я, Господи» (я писал о специфике этого русского «вот он я», во французском данного как «me, voici“.). Интересно заметить, что в одной из самых великих книг Библии - книге Иова - обе двери слиты по сути в одну. Впрочем, это и есть одна дверь, это у «субъекта» две дыры.
(Иисус как Любовь и Прощение - Бог моей любимой хоральной прелюдии Баха - возможен лишь ПО ТУ СТОРОНУ события смерти (субъекта) ).
Предстать перед Господом и предстать перед Смертью. Кажется, вы что-то говорили о богословии и философии как разных, пардон, дискурсах? Ну тогда первое будет, наверно, богословием, а второе - философией? Э нет, не все так просто после Мартына. Да и до него, собственно, тоже (Экхарт - он о том же самом). Мартын нам грит, что философия в качестве метафизики проявится в обоих случаях, когда мы подумаем об этом предстоянии в контексте вопроса о Бытии. Напротив, если мы выйдем из контекстуальной захваченности онто-теологией, то мы выйдем из метафизики и войдем в область мысли о Боге (а не просто «теологии»). Т.е. перескочить из «философии-метафизики» в «теологию» ничего не решает, мы в круге вопроса о Бытии, мы остаемся в круге того же самого, той же захваченности вопрошанием о, и Фома или Августин ничем принципиально внутри ЭТОГО круга вопрошаний не отличатся от Гегеля и Декарта (Жильсон, за которого, как за соломинку, хватается Гайденко, - свидетельство, имхо, этого). Выйти же за пределы вопроса о бытии будет означать покончить со всем меловым кругом онтотеологии. Как это сделать - Мартын не объяснил, лишь намекнул (пока я не вошел в Байтреге, я вообще думал, что этот иной путь у него совершенно виртуален, как «не мое». Теперь я рад мысли, что ошибался). Но Левинас здесь «запутал» проблему еще больше, ибо своей установкой на «по другому чем бытие» смешал все карты и стало не ясно: различается ли философия-не-метафизика и мысль о Боге, коль мы уже за пределом круга онтотеологии. Разве что твердо стоять - как Арендт - на нефилосфской природе мысли «по ту сторону Бытия». Но тогда удивительный разворот: мысль о Боге и мысль о Политии - одно.
А может, это уже и не важно? Данное как даримое уже целиком пронизано вопросом о «присутствии» - не Бога, нет, но говорящего перед лицом Господа. Me, voici. Он вообще « присутствует », только выскочив из активности направленного сознания, т.е. из онтологического различения на себя (бытийствующее-сущее) и «свое» бытие. Пусть даже как пастух бытия, но ты еще - при вопрошании Бытия, при «проектах». Лишь распустив стадо и отдав роль пастуха Другому - ты выходишь за пределы онтологического различения - вот он я, Господи. Здесь начинается совсем иное понимание политии, чем в «политике субъектов» (но об этом отдельно).
Пришло в голову: осипово «сохрани моя речь навсегда» - против мартынова логоса, против гордыни «активно хранящего речь». Ты сохрани мою речь, Другой, если там есть, что хранить, к тебе взываю из глубины, я сам не в силах, тебе отмщение и ты воздашь. Осип - в этическом, а не онтологическом различении. Из М мы выдвигаемся в пространство мысли по ту сторону Х, по ту сторону «хранящих логос».
(Иисус как Любовь и Прощение - Бог моей любимой хоральной прелюдии Баха - возможен лишь ПО ТУ СТОРОНУ события смерти (субъекта) ).
Предстать перед Господом и предстать перед Смертью. Кажется, вы что-то говорили о богословии и философии как разных, пардон, дискурсах? Ну тогда первое будет, наверно, богословием, а второе - философией? Э нет, не все так просто после Мартына. Да и до него, собственно, тоже (Экхарт - он о том же самом). Мартын нам грит, что философия в качестве метафизики проявится в обоих случаях, когда мы подумаем об этом предстоянии в контексте вопроса о Бытии. Напротив, если мы выйдем из контекстуальной захваченности онто-теологией, то мы выйдем из метафизики и войдем в область мысли о Боге (а не просто «теологии»). Т.е. перескочить из «философии-метафизики» в «теологию» ничего не решает, мы в круге вопроса о Бытии, мы остаемся в круге того же самого, той же захваченности вопрошанием о, и Фома или Августин ничем принципиально внутри ЭТОГО круга вопрошаний не отличатся от Гегеля и Декарта (Жильсон, за которого, как за соломинку, хватается Гайденко, - свидетельство, имхо, этого). Выйти же за пределы вопроса о бытии будет означать покончить со всем меловым кругом онтотеологии. Как это сделать - Мартын не объяснил, лишь намекнул (пока я не вошел в Байтреге, я вообще думал, что этот иной путь у него совершенно виртуален, как «не мое». Теперь я рад мысли, что ошибался). Но Левинас здесь «запутал» проблему еще больше, ибо своей установкой на «по другому чем бытие» смешал все карты и стало не ясно: различается ли философия-не-метафизика и мысль о Боге, коль мы уже за пределом круга онтотеологии. Разве что твердо стоять - как Арендт - на нефилосфской природе мысли «по ту сторону Бытия». Но тогда удивительный разворот: мысль о Боге и мысль о Политии - одно.
А может, это уже и не важно? Данное как даримое уже целиком пронизано вопросом о «присутствии» - не Бога, нет, но говорящего перед лицом Господа. Me, voici. Он вообще « присутствует », только выскочив из активности направленного сознания, т.е. из онтологического различения на себя (бытийствующее-сущее) и «свое» бытие. Пусть даже как пастух бытия, но ты еще - при вопрошании Бытия, при «проектах». Лишь распустив стадо и отдав роль пастуха Другому - ты выходишь за пределы онтологического различения - вот он я, Господи. Здесь начинается совсем иное понимание политии, чем в «политике субъектов» (но об этом отдельно).
Пришло в голову: осипово «сохрани моя речь навсегда» - против мартынова логоса, против гордыни «активно хранящего речь». Ты сохрани мою речь, Другой, если там есть, что хранить, к тебе взываю из глубины, я сам не в силах, тебе отмщение и ты воздашь. Осип - в этическом, а не онтологическом различении. Из М мы выдвигаемся в пространство мысли по ту сторону Х, по ту сторону «хранящих логос».