Январь в Ла Скала. Возвращение Мути
20 января
Teatro alla Scala (Милан)
Итак, обещанный экскурс.
В январе этого года в Ла Скала произошло исключительное событие, на которое отреагировали не только итальянские и ломбардские СМИ, но даже новости на мониторах миланского метро. Событие получило заголовки "Возвращение Мути в Ла Скала". Риккардо Мути был художественным руководителем Скала 20 лет, до 2005 года. С тех пор, более десяти лет, ни разу не появлялся в этом театре. Но для миланцев он по-прежнему родной и любимый. Нужды нет, что в этот раз он приехал на гастроли с Чикагским симфоническим оркестром. Едва маэстро вышел из-за кулис, началась грандиозная овация. Крики "Браво!" перемежались с какими-то более развернутыми фразами, которые кричали из лож. Одним словом, выход Мути напоминал не выход музыканта, а выход кандидата в президенты к своим сторонникам. Это был совсем не тот восторженный ор толпы, увидевшей полубога, который воцаряется у нас на выходе суперзвезды (Доминго, например, в Петербурге всегда кричат "Браво" просто за то, что он есть), это был теплый, домашний прием по-настоящему любимого исполнителя, когда практически каждому есть что сказать музыканту - по-свойски, но от сердца. Дирижер взял микрофон, который лежал на пульте, зал стих, наиболее активные почитатели этим воспользовались. Почти в тишине раздался вопль "Bravissimo, Maestro!", и зал уже взорвался снова, но Мути, спокойно, по-домашнему ответил в микрофон "Mille grazie" и произнес короткую речь, в которой упоминался Тосканини (наверное, судьбу великого дирижера XX века Мути отчасти проецирует на себя - с уходами из Ла Скала и длительной работой в Америке). Итальянский, конечно, простой язык, но только в тексте знакомых опер. Закончилась речь минутой молчания - надо думать, в память туристов, погибших под лавиной (дело происходило 20 января), когда дирижер поднял театр эффектным жестом, каким обычно поднимает оркестр. Тут пришлось замолчать всем. В этом вербальном вступлении, перешедшим в невербальный ритуал, прочитывалось тонкое желание Мути дирижировать своим триумфальным возвращением: ввести в рамки народный восторг и перейти к серьезной симфонической музыке, напомнив о трагичности нашего бытия.
В качестве зачина Чикагский симфонический исполнил пьесу Альфредо Каталани "Созерцание (Contemplazione)" - композитор был тесно связан с Ла Скала, так что начало можно было понять как приношение Милану и театру. Сочинение медитативное и мелодичное, настраивающее на философский лад и позволяющее оркестру показать умение работать с оттенками пиано, а также профессионализм струнных. Далее шла симфоническая поэма Рихарда Штрауса "Дон Жуан" с поэтикой дословных повторов и резких переходов от меланхолии к героике. Не первый раз слушаю Рихарда Штрауса в исполнении Мути и каждый раз поражаюсь, как у него получается оживить эту мертвенную музыку, разогнать в ней кровь и подать по-настоящему интересно. Благодаря легким новым штрихам на повторах начинаешь следить за прочерченным дирижером внутренним сюжетом. Вместо раздражения "ну вот, в третий раз та же тема" возникает вдруг понимание внутренней логики повтора, а затем накрывает изысканная красота музыки, которая более не кажется фарфорово-могильной, а кажется сначала умно-механической, а потом почти живой, вроде Коппелии-Олимпии.
К слову, об оркестре. Не первый раз слушаю Чикагский симфонический, но вот снова и снова ловлю себя на том, что во всех практически американских оркестрах, которые довелось слушать, нет такого собранного звука, какой дают лучшие европейские коллективы. В лучших оркестрах Северной Америки, к каковым, безусловно, относится Чикагский, каждый музыкант по отдельности очень хорош. Но когда вступают вместе, звук почему-то тонок и несобран, нет ощущения обволакивающего звука, доходящего до сердца. В чем причина такой географии акустики?
Главным событием вечера стало исполнение 4 симфонии Чайковского во второй части концерта. Начало неприятно удивило. Мощные трубные звуки интродукции Мути сделал не торжествующими и летящими вверх, а такими же грязно-смазанными, будто фанфары забиты сурдинами, как обычно играет эту симфонию Гергиев. Молчаливый вопрос "Неужто теперь Гергиев задает тон абсолютно всем по части русской музыки?" сменился ощущением "Я понял". Мути в своей трактовке существенно снизил безысходную тоску главной партии, подчеркнув красоты и философическое спокойствие побочной, практически переставив их местами. Так же смазав и судьбоносную тему вступления. За счет феноменальной работы кларнета побочная партия превратилась в неторопливое, изысканно-роскошное течение реки жизни, которому явно мешала и тоска главной, и приближенная к ней героика медных духовых. Культурный шок, испытанный мной, не отразился на итальянских слушателях - они симфонии Чайковского, наверное, слушали не так часто. Не скажу, что я получал удовольствие, но мне было безумно интересно следить за ходом мысли дирижера. Четвертую симфонию я слушал, как в первый раз. Во второй части за счет выделения нескольких невыделяемых обычно мест я открыл для себя нового Чайковского. Соло гобоя произвело сильнейшее впечатление. И дальше я как-то примирился с трактовой Мути. То ли начиная с изысканно сделанного пиццикато Мути уже играл более-менее как принято, то ли меня захватила дирижерская идея. Так что к концу в сердце пульсировало божественное наслаждение.
Да, к Мути не надо ехать за эталонным исполнением русской музыки - каким радовал нас когда-то Клаудио Аббадо. Мути - очень умный дирижер, часто экспериментатор и автор новых интерпретаций. Но, к сожалению, нам давно уже негде послушать эталонного Чайковского. Вот и приходится иногда отправляться за русской музыкой в Италию - на концерт американского оркестра и итальянского дирижера. Послушать мутиевского Чайковского было бы крайне интересно, если бы в Петербурге, как прежде, по несколько раз в год мы слышали эталонного Чайковского от Мравинского. Но с эталоном все хуже: как исполняет Чайковского Темирканов, мне откровенно не нравится. А про Гергиева промолчу. Кое-что получается у Федосеева, но его оркестр Чайковского далек от эталона.
По окончании Чайковского овация началась с новой силой. Домашний разговор из лож полился на второй-третий выход дирижера. Милан начал заказывать бис. Но тут Мути снова взял микрофон и сказал что-то о традициях театра. После чего прозвучала увертюра к "Набукко". Вот тут маэстро целиком и полностью избавился от экспериментальных идей. И попытался сыграть особую для итальянцев музыку (там в серединке "Va, pensiero" звучит) супер-традиционно и супер-энергично. Восторгам не было конца. Одним словом, bellissimo, как сказал один дедушка-меломан другому на выходе из театра.
Teatro alla Scala (Милан)
Итак, обещанный экскурс.
В январе этого года в Ла Скала произошло исключительное событие, на которое отреагировали не только итальянские и ломбардские СМИ, но даже новости на мониторах миланского метро. Событие получило заголовки "Возвращение Мути в Ла Скала". Риккардо Мути был художественным руководителем Скала 20 лет, до 2005 года. С тех пор, более десяти лет, ни разу не появлялся в этом театре. Но для миланцев он по-прежнему родной и любимый. Нужды нет, что в этот раз он приехал на гастроли с Чикагским симфоническим оркестром. Едва маэстро вышел из-за кулис, началась грандиозная овация. Крики "Браво!" перемежались с какими-то более развернутыми фразами, которые кричали из лож. Одним словом, выход Мути напоминал не выход музыканта, а выход кандидата в президенты к своим сторонникам. Это был совсем не тот восторженный ор толпы, увидевшей полубога, который воцаряется у нас на выходе суперзвезды (Доминго, например, в Петербурге всегда кричат "Браво" просто за то, что он есть), это был теплый, домашний прием по-настоящему любимого исполнителя, когда практически каждому есть что сказать музыканту - по-свойски, но от сердца. Дирижер взял микрофон, который лежал на пульте, зал стих, наиболее активные почитатели этим воспользовались. Почти в тишине раздался вопль "Bravissimo, Maestro!", и зал уже взорвался снова, но Мути, спокойно, по-домашнему ответил в микрофон "Mille grazie" и произнес короткую речь, в которой упоминался Тосканини (наверное, судьбу великого дирижера XX века Мути отчасти проецирует на себя - с уходами из Ла Скала и длительной работой в Америке). Итальянский, конечно, простой язык, но только в тексте знакомых опер. Закончилась речь минутой молчания - надо думать, в память туристов, погибших под лавиной (дело происходило 20 января), когда дирижер поднял театр эффектным жестом, каким обычно поднимает оркестр. Тут пришлось замолчать всем. В этом вербальном вступлении, перешедшим в невербальный ритуал, прочитывалось тонкое желание Мути дирижировать своим триумфальным возвращением: ввести в рамки народный восторг и перейти к серьезной симфонической музыке, напомнив о трагичности нашего бытия.
В качестве зачина Чикагский симфонический исполнил пьесу Альфредо Каталани "Созерцание (Contemplazione)" - композитор был тесно связан с Ла Скала, так что начало можно было понять как приношение Милану и театру. Сочинение медитативное и мелодичное, настраивающее на философский лад и позволяющее оркестру показать умение работать с оттенками пиано, а также профессионализм струнных. Далее шла симфоническая поэма Рихарда Штрауса "Дон Жуан" с поэтикой дословных повторов и резких переходов от меланхолии к героике. Не первый раз слушаю Рихарда Штрауса в исполнении Мути и каждый раз поражаюсь, как у него получается оживить эту мертвенную музыку, разогнать в ней кровь и подать по-настоящему интересно. Благодаря легким новым штрихам на повторах начинаешь следить за прочерченным дирижером внутренним сюжетом. Вместо раздражения "ну вот, в третий раз та же тема" возникает вдруг понимание внутренней логики повтора, а затем накрывает изысканная красота музыки, которая более не кажется фарфорово-могильной, а кажется сначала умно-механической, а потом почти живой, вроде Коппелии-Олимпии.
К слову, об оркестре. Не первый раз слушаю Чикагский симфонический, но вот снова и снова ловлю себя на том, что во всех практически американских оркестрах, которые довелось слушать, нет такого собранного звука, какой дают лучшие европейские коллективы. В лучших оркестрах Северной Америки, к каковым, безусловно, относится Чикагский, каждый музыкант по отдельности очень хорош. Но когда вступают вместе, звук почему-то тонок и несобран, нет ощущения обволакивающего звука, доходящего до сердца. В чем причина такой географии акустики?
Главным событием вечера стало исполнение 4 симфонии Чайковского во второй части концерта. Начало неприятно удивило. Мощные трубные звуки интродукции Мути сделал не торжествующими и летящими вверх, а такими же грязно-смазанными, будто фанфары забиты сурдинами, как обычно играет эту симфонию Гергиев. Молчаливый вопрос "Неужто теперь Гергиев задает тон абсолютно всем по части русской музыки?" сменился ощущением "Я понял". Мути в своей трактовке существенно снизил безысходную тоску главной партии, подчеркнув красоты и философическое спокойствие побочной, практически переставив их местами. Так же смазав и судьбоносную тему вступления. За счет феноменальной работы кларнета побочная партия превратилась в неторопливое, изысканно-роскошное течение реки жизни, которому явно мешала и тоска главной, и приближенная к ней героика медных духовых. Культурный шок, испытанный мной, не отразился на итальянских слушателях - они симфонии Чайковского, наверное, слушали не так часто. Не скажу, что я получал удовольствие, но мне было безумно интересно следить за ходом мысли дирижера. Четвертую симфонию я слушал, как в первый раз. Во второй части за счет выделения нескольких невыделяемых обычно мест я открыл для себя нового Чайковского. Соло гобоя произвело сильнейшее впечатление. И дальше я как-то примирился с трактовой Мути. То ли начиная с изысканно сделанного пиццикато Мути уже играл более-менее как принято, то ли меня захватила дирижерская идея. Так что к концу в сердце пульсировало божественное наслаждение.
Да, к Мути не надо ехать за эталонным исполнением русской музыки - каким радовал нас когда-то Клаудио Аббадо. Мути - очень умный дирижер, часто экспериментатор и автор новых интерпретаций. Но, к сожалению, нам давно уже негде послушать эталонного Чайковского. Вот и приходится иногда отправляться за русской музыкой в Италию - на концерт американского оркестра и итальянского дирижера. Послушать мутиевского Чайковского было бы крайне интересно, если бы в Петербурге, как прежде, по несколько раз в год мы слышали эталонного Чайковского от Мравинского. Но с эталоном все хуже: как исполняет Чайковского Темирканов, мне откровенно не нравится. А про Гергиева промолчу. Кое-что получается у Федосеева, но его оркестр Чайковского далек от эталона.
По окончании Чайковского овация началась с новой силой. Домашний разговор из лож полился на второй-третий выход дирижера. Милан начал заказывать бис. Но тут Мути снова взял микрофон и сказал что-то о традициях театра. После чего прозвучала увертюра к "Набукко". Вот тут маэстро целиком и полностью избавился от экспериментальных идей. И попытался сыграть особую для итальянцев музыку (там в серединке "Va, pensiero" звучит) супер-традиционно и супер-энергично. Восторгам не было конца. Одним словом, bellissimo, как сказал один дедушка-меломан другому на выходе из театра.