Охота, собирательство, рыболовство -- именно эти занятия и связанные с ними типы социальной организации господствовали на протяжении большей части истории человечества. И именно исследованию современных обществ охотников и собирателей и оставивших под влиянием, обыкновенно тех или иных типов принуждения, их потомков 1-2 поколения и посвящена вышедшая в 2009г. монография в.н.с. ИЭА РАН Ольги Артемовой "Колено Исава. Охотники, собиратели, рыболовы. Опыт изучения альтернативных социальных систем". В ее монографии проводится сравительный анализ культур охотников и собирателей разных регионов мира. Показывается их сложность и способность к непрерывным внутренним изменениям и развитию -- развитию по путям альтернативным "цивилизации" и "государству". Важное место в книге занимают исследования социального равенства и социальных иерархий в их обществах,-- от в определенном смысле жестко структурированных, иерархических и достаточно агрессивных культур австралийских аборигенов, до крайне индивидуалистической, неагрессивной и эгалитаристской культуры палияр Индии. В книге проводится линия последовательной и жесткой полемики как со сторонника идеи о примитивности этих культур, так и со сторонниками применения к ним тех или иных единых и фиксированных схем и абстрактных категорий -- таких, как категории общины, племени, рода. Ниже мы публикуем фрагмент введения, полную версию которого
можно скачать здесь.
О чем эта книгаПричудливы восприятие, память и уста человеческие! Из библейского сказания о простодушном зверолове они выхватили лишь эпизод с продажей первородства за чечевичную похлебку и твердят о нем в осуждение всякому, кто не дорожит «первородством» (то есть тем, что ценят другие?). О том же, что брат не накормил брата бескорыстно, о повторном коварстве и о великодушном прощении не помнят.
Лежащая перед вами книга - это плод многолетних усилий автора, движимого стремлением показать в многообразии и сложности культуры и общества тех, кого зовут людьми каменного века, - охотников, звероловов. Показать освобожденными от расхожих вымыслов и упрощений - как обывательских, так и, казалось бы, «высоконаучных». Показать культуры и общества людей, которые осознанно из поколения в поколение шли «путями своими», создавая уникальные, достойные подлинного удивления и глубокого почтения стили человеческого общежития.
Молва несправедлива, а расхожие предрассудки упорны, и «противостоять им приходится полемически». Поэтому в дальнейшем изложении имеется немало научной критики и споров с коллегами, которые ведутся языком, принятым в среде профессионалов - этнологов, или социальных (культурных) антропологов, исследующих сложные проблемы организации и эволюции человеческих обществ. Кроме того, автору хотелось отобразить жизнь охотников и собирателей как можно более точно и правдиво, в реальных географических, исторических, культурных и социологических обстоятельствах. Поэтому книга следует канонам научной корректности и этики, а также правилам подачи конкретного материала, принятым в международном этнологическом сообществе. А они в значительной части своей весьма жестки и специализированны. Но в то же время основное содержание предлагаемой книги тесно сопряжено с общечеловеческими устремлениями, чувствами, качествами и ценностями, кроющимися под экзотическими культурными оболочками, а также с искренним желанием понимать «другого» и узнавать, ощущать в нем себя, каким бы странным и чуждым «другой» ни казался. А это может быть интересно и важно не только ученому, специалисту, но всякому, кто хочет найти «путь к себе». Итак, посмотрим, как далеко заведут нас охотники-звероловы и их подруги-собирательницы.
Идейная основа книги
В опубликованной на русском языке работе «Проблемы, парадоксы и перспективы эволюционизма» виднейший голландский специалист по политической антропологии Х.Дж. Классен пишет: «В XIX столетии было обнаружено огромное количество обществ, которые не достигли государственного уровня развития <...> Они были современниками и были полны жизни, но в эволюционных схемах они классифицировались как представители недоразвитых, отсталых или даже деградировавших типов общества...» Между тем «не было ни малейшего признака деградации или стагнации этих обществ; они были абсолютно жизнеспособны и явно шли по иным путям развития. Интересно, что ни Сэрвис, ни Салинз, ни Фрид, ни Карнейро не сделали этого очевидного вывода из имеющихся в наличии данных».
Удивительно, что ни сам Классен, ни другие авторы безусловно теоретически авангардного сборника «Альтернативные пути к цивилизации» (2000), где помещена цитируемая работа, тоже не сделали этого вывода до конца, со строгой логической последовательностью.
Так, Классен пишет далее о своей методологической платформе: «Предлагаемая здесь модель противоположна упомянутым в начале работы схемам <классическому эволюционизму XIX века и неоэволюционизму XX века. - О.А.>, поскольку за точку отсчета берутся истоки человеческого общества, а не высшие уровни (как обычно делалось) <...> Из этих истоков развивалось все многообразие человечества <...> внутренняя динамика вела к возникновению различных линий развития, часто связанных с особенностями регионов, в которых развитие культуры и, следовательно, социально-политической организации шло различными путями». Но в вышеприведенной цитате, а также на следующих страницах той же публикации мы читаем о достижении государственного уровня развития или о племенном уровне организации, о более и менее высоких уровнях развития и о том, что некоторые из путей эволюции «демонстрируют лишь ограниченное развитие; это относится, например, к охотникам и собирателям, представляющим последних участников первого эволюционного потока...» (там же; выделение в цитате мое. - О.А.). Логика требует спросить: ограниченное развитие относительно чего и уровни по отношению к чему? При таком формулировании где-то непременно должна быть верхняя планка. Для Классена это, очевидно, государство, к которому можно идти разными путями и до которого просто можно не дойти, застряв где-то по дороге. Для ряда других участников цитируемого сборника это цивилизация, которая может быть безгосударственной, то есть организационной системой, альтернативной государственным системам, но которая должна быть обязательно непервобытной. Это как бы подразумевается и самим названием издания: «Альтернативные пути к цивилизации». Трудно удержаться от того, чтобы не перефразировать известный лозунг и не сказать иронически: «Наша цель - государство» или некая сложная альтернативная непервобытная полития. И уж в любом случае «наша цель - цивилизация». Иными словами, получается, что пути у разных обществ земного шара разные, а направление одно - цивилизация, и те общества, которые к ней не пришли, остались в первобытности. Первобытность же в такой парадигме оказывается уровнем или стадией социальной эволюции, как это и было в классическом эволюционизме, а также в марксистском учении о социально-экономических формациях.
Охотники и собиратели Австралии
Между тем не только то важно, что этнографические материалы по таким обществам, как общества папуасов Новой Гвинеи, жителей Маркизских островов или аборигенов Австралии в доколониальное время, не позволяют говорить ни о стагнации, ни о деградации. Но и особенно важно то, что археологические материалы, полученные в местах их современного расселения, позволяют говорить об их эволюции, самостоятельном развитии. Общества аборигенов Австралии тридцать тысяч лет тому назад и общества, изучавшиеся этнографически в XIX-XX вв., - это разные общества с заметно отличающимися культурными комплексами. Непрекращающуюся эволюцию этих культурных комплексов - в особенности в области социальной организации и религиозной жизни - могли фиксировать и этнографические наблюдения уже в XIX и XX столетиях. А. Барнард пишет об изучавшихся этнографически социальных структурах аборигенов Австралии: «Они слишком сложны, чтобы быть основой ранних культур. Они связаны с такими социальными явлениями, которые оказываются необходимыми, когда форма становится самоцелью. Некоторые из наиболее сложных систем <имеются в виду знаменитые брачные классы, или секции и подсекции, а также половины и полуполовины (см. главу третью). - О.А.> явно были разработаны уже в девятнадцатом веке... Далее, австралийские модели требуют слишком больших вложений интеллектуальной энергии, чтобы быть первобытными (primal). Отдавая дань уважения австралийским мыслителям, я полагаю, что их космологические системы самодовлеющи. Иными словами, они столь же стремятся упорядочивать представления об окружающем мире, сколь и представления о собственном внутреннем порядке...».
Вместе с тем нет никаких свидетельств о том, что тот эволюционный путь, который аборигены Австралии проделали на своем материке, вел их в том же направлении, в котором двигалось, скажем, западноевропейское население с эпохи верхнего палеолита до раннего
средневековья. И дело не в том, что шли они медленно. А в том, что шли они в другую сторону. То же можно сказать и о других группах охотников и собирателей, изученных этнографически. Дж. Зильбербауэр так пишет о бушменах Калахари: «Они изменяли свои культуры бесчисленное количество раз и бесчисленными способами. Но их присваивающие стратегии сохранялись».
Если последовательно придерживаться цитированной выше парадигмы Классена, согласно которой точкой отсчета могут быть лишь истоки человеческой истории, а также формулируемых А.В. Коротаевым, Н.Н. Крадиным и В. А. Лыншей теоретических установок, согласно которым у человечества имелось «неограниченное число эволюционных альтернатив» и «выбор в конкретных исторических условиях» совершало «само общество», то следует признать, что разными путями можно было идти не только к цивилизации, но и в других направлениях, и у древних человеческих обществ были возможности не только не двигаться к цивилизации, но и уйти в сторону от производящего хозяйства. Но тогда мы не сможем говорить об ограниченном развитии охотников и собирателей или «бесполитийных» мотыжных земледельцев, ведь никто не определял для них «пунктов назначения». И тогда мы также должны будем в первобытности видеть не стадию социальной эволюции, не уровень социально-экономического развития, не форму социальной жизни, а историческую эпоху, которую все без исключения современные человеческие общества оставили далеко позади, каким бы способом жизнеобеспечения они ни обладали сегодня или сто лет назад.
Охотники и собиратели Африки
Конечно, сразу же хочется определить то историческое время, когда эпоха первобытности кончилась. Однако выделение исторических эпох - это всего лишь научная условность. Историки договариваются между собой о том, какие события, имевшие глобальное значение в истории человечества в целом, считать вехами, отделяющими исторические эпохи друг от друга. Следуя этой практике, можно предложить считать концом первобытности то время, когда впервые на Земле появились общества, вступившие на путь развития в направлении цивилизации, а у других обществ появилась альтернатива от этого пути уклоняться.
Именно как производные альтернативных по отношению к цивилизации путей и направлений исторического развития рассматриваются в настоящей работе социальные системы охотников и собирателей, изучавшиеся этнографически в XIX и XX столетиях. Все они расцениваются нами как непервобытные, но уклонившиеся от производящей экономики и от тех далеко ведущих возможно
стей социологического свойства, которые производящая экономика дает. Нам также весьма импонируют цитированные выше установки Коротаева, Крадина и Лынши, согласно которым общества сами выбирают себе пути. В их формулировках можно, конечно, усмотреть известную персонификацию обществ и как бы указание на сознательное целеполагание на дальнюю перспективу, что, разумеется, нереалистично и, очевидно, не имелось в виду. Однако исторический выбор, осуществлявшийся из поколения в поколение в расчете на ближнюю перспективу индивидами, ассоциированными в те или иные сообщества, представляется несомненным фактом. Этот факт блестяще продемонстрирован в недавней книге Дж. Даймонда «Коллапс» (2005), а также удачно отражен в ее подзаголовке - «Как общества выбирают, пасть или быть успешными». Эта работа анализирует фатальные и удачные выборы людей в истории целого ряда цивилизаций.
Охотники и собиратели полуострова Кейп-Йорк(Австралия)
Но ограничимся суждениями об объектах настоящего исследования. Мы постоянно слышим и читаем, что уцелевшие до нашего или сравнительно недавнего времени охотники и собиратели только потому и уцелели, что были загнаны в самые неблагоприятные, непригодные для обладателей других способов жизнеобеспечения экологические ниши, в которых можно было влачить лишь весьма убогое существование. Но при этом как-то забывается, что все или почти все известные этнологии охотники и собиратели на протяжении многих столетий контактировали с земледельцами или скотоводами и у них была альтернатива тем или иным способом раствориться в ино-культурном окружении, перестать существовать в качестве охотников и собирателей, оставшись в более благоприятных нишах, как это сделали многие другие, не уцелевшие до нашего времени охотники и собиратели. Уцелевших охотников и собирателей не столько загоняли в глушь, сколько они сами туда забивались, чтобы развиваться в русле предпочитаемого образа жизни, отнюдь не представлявшегося им убогим.
Танзанийские охотники и собиратели хадза, писал М. Салинз, «обученные жизнью, а не антропологами, отвергают неолитическую революцию, чтобы сохранить свой досуг. Окруженные земледельцами, они вплоть до недавнего времени отказывались культивировать растения "главным образом, на том основании, что это потребовало бы слишком много тяжелой работы" <устное свидетельство Дж. Вудберна, приводимое М. Салинзомх В этом они подобны бушменам, которые на неолитический вопрос отвечают своим вопросом: "Почему мы должны выращивать растения, когда в мире так много орехов монгонго?"». Земледелие, как заметил уже очень давно Поль Лафарг, было первым примером рабского труда в истории человека.
Охотники и собиратели Индии и Шри-Ланки.
Исследователи многократно отмечали сознательное стремление охотников и собирателей оберегать свою изоляцию и автономию, избегать или жестко ограничивать взаимодействие с более «продвинутыми» соседями, их нежелание признавать подчиненное положение, сотрудничать с администрацией любого уровня, а также упорное уклонение от налогообложения. Современных охотников и собирателей этнологи, изучавшие их в поле, часто называют историческими беженцами. Особую же популярность среди специалистов по изучению охотничье-собирательских культур получило выражение Дж. Вудберна «автономия дефолта», которым обозначаются изощренные поведенческие стратегии, направленные на поддержание культурной обособленности. Стратегии эти были вполне успешными на протяжении веков или даже тысячелетий, пока охотники и собиратели не испытали прямого натиска капиталистической или империалистической цивилизации. Но такого натиска не выдерживают и никакие другие эволюционные альтернативы.
Вик-мункан. Пока взрослые отдыхали после рыбалки, дети построили шалаш. Слева направо: стоят - Бенжамен и Марджела Путчеманка; сидят - Гай Путчеманка и Джек Янкапорта.
Берег реки Уотсон близ Аурукуна, август 2008. © Фото А.А. Закурдаева
И все же вплоть до настоящего времени в различных уголках Земли еще живут люди, которые героически пытаются устоять. Таковы, в частности, некоторые группы танзанийских хадза. Н. Блертон Джонс, К. Хокс и Дж. О'Коннел, изучавшие эти группы в течение многих лет (причем, значительно позднее Дж. Вудберна), пишут: «Ни одно поколение хадза не выросло незнакомым с жизнью в буше и техниками охоты/собирательства», хотя никто из них не избежал «опыта» общения с деревенскими соседями - скотоводами и земледельцами. Эти же авторы свидетельствуют, что не встречали «ни одного хадза, который владел бы козой, овцой, коровой или ослом». Многие современные хадза, в первую очередь наиболее мудрые мужчины и женщины старшего возраста, видят единственное для себя спасение в сохранении охотничьего образа жизни и избегании сколько-нибудь интенсивного взаимодействия с местными земледельцами и приезжими туристами. Они именно так и определяют, формулируют вербально свой сознательный выбор жизненной стратегии в беседах с исследователями.
Вик-мункан. Ральф Пеинкина. По древней традиции он времен но не брил бороду в знак траура по умершей жене.
После проведения церемонии открытия дома борода была сбрита одним из родственников покойной. Аурукун, октябрь 2005. © Фото Ч. Уоркера
Дж. Зильбербауэр, многие годы посвятивший изучению культуры бушменов г/ви, пишет: «Я часто обсуждал с моими информаторами, жившими постоянно в заповеднике Центральной Калахари, различные выборы, которые у них были, они всегда высказывали предпочтение своему исконному образу жизни <...> Совершенно очевидно, что охота и собирательство уцелели не потому, что эти люди были вынуждены охотиться и собирать, так как не могли делать ничего другого. Они могли, и некоторые из них делали (временно или постоянно) <...> но независимая жизнь в своих малых сообществах казалась им более привлекательной и более удовлетворяющей, чем любые иные альтернативы, имевшиеся у них»).
Кроме того, на протяжении всего прошлого столетия, да и в начале нашего то там, то здесь наблюдалось и наблюдается возвращение к старинным традициям и образу жизни - как к средству нравственного и физического самосохранения - людей, которые добровольно или вынужденно переставали быть охотниками и собирателями. Примером могут быть многие группы аборигенов Австралии 1970-80-х, включившиеся в так называемое движение децентрализации, а также отдельные группы современных бушменов центральной части Калахари. В 1997 и 2002 гг. около 1100 охотников и собирательниц (они, правда, отчасти были уже и мотыжными земледельцами, а также имели регулярные государственные поставки воды и еды) - в основном, представители лингвистических общностей г/ви и гПана - были принудительно выселены со своих исконных земель по решению правительства Ботсваны и водворены в несколько крупных поселков. Там им жилось и живется до сих пор очень несладко. Поэтому через несколько лет некоторые из них подали, опираясь на помощь сочувствующих им образованных людей, иск в высшие судебные инстанции Ботсваны, с огромным трудом выиграли дело и получили разрешение вернуться, хотя при этом им было отказано в водоснабжении и других формах вспоможения, оказывавшихся прежде. Тем не менее к концу 2007 г. насчитывалось уже около 70 человек, которые предпочли полагаться исключительно на себя самих и все необходимое, включая воду, добывать традиционными способами. Исследователи полагают, что сообщества этих людей уже доказали свою жизнеспособность, несмотря на все трудности и лишения. А чтобы можно было судить о степени трудностей и лишений, достаточно упомянуть, что значительную часть года они получают влагу лишь из плодов растений, таких, например, как дикорастущие арбузы.
Вик-мункан. Дэфени Каванка у костра, расщепляет испеченную в золе раковину, чтобы извлечь и съесть моллюска, одновременно с кем-то говорит.
Берег реки Уард близ Аурукуна, август 2008. © Фото А.А. Закурдаева
Охотники «настоящие» или «ненастоящие»?
В качестве объектов изучения мы выбрали охотников и собирателей Австралии, Африки (бушмены, пигмеи и хадза) и Южной Азии (бирхор и палияр). Все они развивались в условиях жаркого пояса между северным и южным тропиками. Лишь бушмены и австралийцы в значительной своей части расселялись южнее тропика Козерога, но не далее 38-й параллели. При всех локальных отличиях климатические условия районов, занятых этими группами охотников и собирателей, обусловливали сравнительную простоту их материальной культуры, а также фундаментальное сходство хозяйственных стратегий. Все они относятся к категории так называемых неспециализированных охотников и собирателей. Иногда их весьма неудачно именуют низшими охотниками и собирателями, простыми или даже простейшими охотниками и собирателями. Эти наименования призваны противопоставить их охотникам и собирателям, специализирующимся на различных формах интенсифицированного присвоения, которое развивается в особо благоприятных экологических условиях, позволяющих поддерживать оседлый или полуоседлый образ жизни и создавать значительные запасы пищи и других материальных ценностей. Неспециализированные же охотники и собиратели ведут высокоподвижный образ жизни и не делают никаких запасов. Быстро потребляют все, что добывают, и обходятся минимумом орудий и утвари. В настоящее время их хозяйственные системы все чаще обозначаются предложенным Дж. Вудберном термином «системы немедленного возврата» (см. подробнее первую главу).
Вик-мункан. Гарриет Путчеманка забрасывает леску, на заднем плане ее внучка - Талита Волмби.
Река Уотсон близ Аурукуна, август 2008. © Фото А.А. Закурдаева
Именно сказанным определяется базовое сходство систем жизнеобеспечения перечисленных обществ, и именно этим продиктован выбор их в качестве основных объектов исследования: ведь относительная простота материальной культуры и трудовых процессов, задействованных в материальном жизнеобеспечении, удивительным образом сочетается у этих групп охотников и собирателей со значительной сложностью социальных отношений и организационных институтов, регулирующих духовную жизнь. Фундаментальное сходство приемов жизнеобеспечения сочетается со значительным разнообразием организационных структур и культурных стереотипов человеческого взаимодействия. Оба сочетания представляют собой большой теоретический интерес как с точки зрения изучения процессов социальной эволюции - в частности, так и с точки зрения организации человеческого общежития - в целом.
Как уже упоминалось, все рассматриваемые в настоящей работе охотничье-собирательские общества (за исключением некоторых групп аборигенов внутренних районов Австралии) имели более или менее длительную (от тысячи или нескольких сотен до нескольких десятков лет) историю взаимодействия с автохтонными земледельческими или скотоводческими культурами либо с культурами пришлых колонистов, иногда же - и с теми, и с другими. Поэтому все эти общества не являют собой образцов так называемых чистых охотничье-собирательских социальных систем. Таковых этнологическая наука практически не знает. Вопросы о том, насколько современные или еще недавно существовавшие общества с присваивающей экономикой репрезентативны не только для реконструкции ранних этапов социальной эволюции, но и для заключений о социально-экономических системах этого типа per se, многократно дискутировались как в отечественной, так и в зарубежной этнологической литературе.
Вик-мункан. Филлис Янкапорта и ее племянница Настасья Янкапорта ищут раковины в мангровых зарослях (раковины нащупывают в топком иле босыми ступнями; утро, вода и ил очень холодные). Берег реки Уард близ Аурукуна, август 2008. © Фото А.А. Закурдаева
Наиболее взвешенным представляется подход, согласно которому люди, обеспечивающие себя исключительно или преимущественно охотой и собирательством, только потому и способны поддерживать свою жизнь таким способом, что практикуют адекватные ему формы социального взаимодействия. Инокультурные влияния могут быть весьма значительными и в каждом конкретном случае должны пристально изучаться и учитываться, но они не разрушают социальных институтов охотников и собирателей кардинально, а лишь видоизменяют их. При кардинальном же разрушении социальных систем, адекватных неспециализированной присваивающей экономике, она перестает существовать как способ жизнеобеспечения.
Но чаще происходит иное: охотники и собиратели в очень короткие сроки, нередко насильственно, лишаются условий, необходимых для присваивающей экономики, но еще долго сохраняют адекватные ей социальные отношения и ментальность - стереотипы социального взаимодействия, старинные основополагающие качества мировоззрения и мировосприятия. Их только надо уметь «узнавать» и вычленять под внешними, заимствованными, формами материальной культуры и поведения. Люди могут ходить в джинсах, спать в современных домах, злоупотреблять гамбургерами, чипсами и пивом, но в то же время оставаться охотниками и собирателями «до мозга костей». Как настаивала десять лет назад Берд-Дэвид, охотники и собиратели в целом ряде обстоятельств оказываются способными инкорпорировать ресурсы других культур и вполне сохранить свою собственную социальную систему. В последующее десятилетие это было продемонстрировано огромным количеством наблюдений. Как пишет, например, современный исследователь одной из групп индейцев дене, культура их «жива, несмотря на то, что их молодежь во всю танцует под "хип-хоп". Эти люди остаются "решительно и сознательно" теми, кем были всегда - охотниками-собирателями, хотя они и адаптировались к новому неолиберальному "отменному" миру в конце истории, то есть где и когда, как многие думают, мы все сегодня живем».
Вик-мункан. Лэндфорд Волмби у костра, в золе пекутся раковины.
Берег реки Уард близ Аурукуна, август 2008. © Фото А.А. Закурдаева
Что же касается проблемы реконструкции «подлинно первобытных», то есть давно исчезнувших, форм социальной жизни, то представляется очевидным, что ни одна из изучавшихся этнографически охотничье-собирательских социальных систем не может быть спроецирована в глубокую древность, но любое жизнеспособное, удовлетворяющее базовые материальные и духовные потребности людей общество с присваивающей экономикой показывает, какие формы социальной жизни в принципе возможны при таком способе жизнеобеспечения, а кросс-культурное сравнение ряда таких обществ может показать, какие формы социального взаимодействия безусловно необходимы для их функционирования, а какие могут варьироваться или даже отсутствовать. Исходя из этого, именно различия в культурах социального взаимодействия у разных групп неспециализированных охотников и собирателей концентрируют максимум исследовательского внимания автора настоящей работы, и именно с этими различиями связано второе значение термина «альтернативные социальные системы», включенного в ее название. Изучаемые социальные системы не только альтернативны социальным системам, основанным на производящей экономике, и цивилизационным моделям социального развития, но они также альтернативны друг другу. Даже при базовом сходстве способов жизнеобеспечения эти общества могли следовать неодинаковыми путями в своей социальной эволюции.
Скачать введение полностью