Ронан ле Коадик "Мультикультурализм"

[ethno_photo]

Понятия "мультикультурализма", "мультикультурного общества" встречаются в разнообразных политических дискуссиях все чаще и чаще. Однако дискутирующие зачастую не знают истории и точных смыслов вкладываемых в это понятие различными людьми в разных регионах, а также и общего контекста дискуссии специалистов вокруг этого понятия. Чтобы немного заполнить этот пробел мы публикуем фрагмент статьи французского исследователя, социолога, специалиста, в частности, по бретонцам и бретонской идентичности Ронана ле Коадика "Мультикультурализм".
Эта статья была опубликована на русском языке также в вышедших под грифом ИЭА РАН книгах "Французские тетради" и "Диалоги об идентичности и мультикультурализме". Полную версию статьи можно скачать здесь.

Мультикультурализм

Социологическая традиция

Классическая социология
Классическая социология не уделяет достаточного внимания культурному многообразию. Напротив, вслед за ее отцами-основателями: Максом Вебером, Эмилем Дюркгеймом и самим Карлом Марксом, она в целом остается в рамках государства-нации, не ставя его под вопрос.
В соответствии с предложенной Ульрихом Беком « контейнерной теорией общества» (the container theory of society), общества, называемые «национальными», основаны на государственном контроле над пространством, с которым сообразовывается и классическая социология. Внутренняя однородность обществ, объясняет он, создается преимущественно с помощью государственного контроля: всевозможные социальные практики тиражируются и стандартизируются государством-нацией, которое маркирует их как «национальную» экономику, «национальный» язык, «национальные» литературу, общественную жизнь, историю и т. д. Государство превращает контролируемую им территорию в своего рода «накопитель» (container), внутри которого оно систематически фиксирует экономические и социальные статистические показатели, в то время как категории государственного учета становятся категориями эмпирической социологии, а социологические определения реальности соответствуют бюрократическим.

Различие в национальных подходах
Конечно, не все социологи и антропологи относятся к культурному многообразию одинаково. В Соединенных Штатах, население которых привыкло считать себя многоэтничной нацией, культурные различия исследуются давно и широко. Франция же, хоть и сформировалась путем присоединения различных провинций и, в более позднее время, поглощения мощных иммиграционных волн, в целом не воспринимается ни ее населением, ни элитой как многокультурная страна. Здесь, напротив, преобладает унитаристское представление о нации в сочетании с возвышенным образом французской цивилизации. Поэтому размышления о культурном многообразии - явление для Франции новое и не слишком распространенное.
Кроме того, исследования культурного многообразия, на протяжении десятилетий ведущиеся в США, часто негативно воспринимаются французскими учеными, а сама американская культурная антропология иногда подается в карикатурном виде. Так, принято говорить об американском «культурализме», как если бы это была единая школа, а не совокупность разных течений. Его часто представляют субстанциалистским, тогда как в большинстве случаев он не материализует культуру. Его упрекают в статичности понимания последней, в то время как в целом ему присуще эволюционисткое ее видение. Наконец, научный вклад американских культурных антропологов часто недооценивается, хотя их труды способствовали пониманию того факта, что нельзя более игнорировать способы мышления, сформировавшиеся в других культурах, или рассматривать их как варварские; они сделали очевидной сопоставимость всех культурных систем и сделали многое для устранения путаницы между «природным» и «культурным».
Тем не менее, согласимся с французскими критиками в том, что не следует реифицировать культуры. Это положение будет нам полезно при попытках понять природу современных «идентификационных волн».



«Идентификационные волны»
Этапы
Можно считать, суммарно, что развитые страны с момента окончания Второй мировой войны пережили последовательно три «идентификационных волны», т. е. три периода, когда различные группы требовали, в более или менее конфликтной форме, признания их культурных особенностей.
Первая из этих волн - этническое возрождение (ethnic revival) , или подъем этнонационализма, по выражению Э. Смита. Она продолжалась с конца 1950-х до конца 1970-х годов и часто осмысливалась в терминах деколонизации. Ею были охвачены Канада (Квебек), США (движения афроамериканцев, индейцев и латиноамериканцев), Западная Европа (движения басков, каталонцев, бретонцев, шотландцев, гэлльцев и фламандцев), некоторые страны Восточной Европы (Югославия, Румыния, Польша) и часть СССР. Она возникла одновременно с развитием феминистских и экологических движений, что позволило А. Турену рассматривать ее как одно из «новых социальных движений» .
Вторая «идентификационная волна» пришлась на 1980-е годы, когда после второго нефтяного кризиса разразился кризис экономический, и охватила преимущественно иммигрантское население. Действительно, трудовая иммиграция, временная и состоящая фактически полностью из мужчин, уступила место миграции на постоянное место жительства, включающей мужчин, женщин и детей. В ситуации замедления экономического роста и увеличения доли безработных иммигранты и их дети часто становятся объектом дискриминации. Это подталкивает их к поиску и поддержанию внутри своей культуры тех ресурсов, которых они не находят в принимающем обществе.
Наконец, третья «идентификационная волна» нахлынула в 1990-2000 годы. Ее суть состоит в утверждении существования, вопреки тенденции глобализации общества, нестираемых различий и требовании их публичного признания. Эти требования выдвигаются в периферийных регионах и от имени национальных меньшинств, которые защищают и возвышают свою культурную специфику, но особенно среди иммигрантов и их потомков. Последним кажется, что идентичность может быть, в широком понимании этого слова, средством сплочения категорий населения, испытывающих острое экономическое и социальное неравенство.

Интерпретация
Как интерпретировать эти всплески идентичности? В первом приближении можно заключить, что «этническое возрождение» 1960-1970-х годов, пришедшееся на эпоху Славного тридцатилетия (Trente Glorieuses), когда большинство базовых материальных потребностей в развитых странах были удовлетворены, а образ жизни их населения, казалось, становился все более единообразным, объясняется стремлением к разнообразию в повседневности. Затем, интерес иммигрантов, в 1980 е, к своей культуре и желание ее «реабилитировать» могут быть осмыслены как «символическая этничность», требующая признания. Наконец, современный этап может быть связан с использованием этнических аргументов для обоснования эгалитаристских претензий и властных амбиций. Если такая поспешная интерпретация и может показаться на первый взгляд убедительной, то ясно, тем не менее, что она страдает упрощенчеством, и что все названные мотивы тесно переплетены в каждой из трех «волн идентичности». Следовательно, необходим более глубокий анализ.
Напротив, почти нет сомнений в том, что эти «волны» не могут быть так просто объяснены в терминах сопротивления традиции современности. Конечно, культурное многообразие - реалия прошлого, воспроизводимая лишь отчасти. Однако культуры не застыли в неподвижности. По разным причинам (желание реабилитировать негативную идентичность, борьба против расовой дискриминации или экономического и социального неравенства), каждая из которых может быть проанализирована в терминах отношений доминирования, наш современный мир не только постоянно возобновляет существующие различия, но и производит новые. Таким образом этнические, религиозные и иные идентичности, включая те, которые кажутся наиболее «традиционными», на деле являются глубоко современными. Это тем более верно, что мир, в котором мы живем сегодня, с его склонностью к саморефлексии и индивидуализму, буквально заставляет индивида «мастерить», отчасти с помощью воображения, такую идентичность, которая наполнит смыслом его жизнь, раздираемую противоречиями между могущественным и агрессивным технико-экономическим универсумом и культурной средой. Глобализация двояким образом усиливает эту тенденцию. С одной стороны, она ослабляет мощь национальных государств, которые отчасти утрачивают свою способность навязывать идентичность и узаконивать категории учета. С другой стороны, она сопровождается развитием миграций, которые по-новому ставят вопрос об идентичности.
«Волны идентичности» и множество порожденных ими проблем способствовали осознанию того факта, что культурное многообразие является одним из главных вызовов нашей эпохи, и, как таковое, отныне должно повсюду (в том числе и во Франции) быть признано в качестве закономерного объекта социологических исследований. О значимости данной проблемы свидетельствует и последний отчет Программы развития ООН (PNUD), согласно которому, около миллиарда человек, или примерно каждый седьмой житель Земли, принадлежит к группам, являющимся в той или иной форме жертвами исключения по этническому, религиозному или, более широко, «культурному» признаку.
Между тем, осознание культурного плюрализма стало результатом далеко не только социологического анализа современной действительности. Этот феномен широко обсуждается также в философских дебатах.

Философские дискуссии
Наиболее длительные и глубокие философские дебаты мультикультурализм породил по ту сторону Атлантики; Вот уже двадцать лет проблема соотношения демократических принципов и требований меньшинств является объектом ожесточенных интеллектуальных схваток между «либералами» и «коммунитаристами».

Заокеанские дебаты
Спор между либералами и коммунитаристами зарождается из переосмысления либеральной теории Дж. Роулсом в 1971 г. и его критики, с которой выступил в 1982 г. М. Сандел . Последовавшая за этим дискуссия была столь же резкой, сколь неопределенной по причине неоднородности обоих «лагерей» и отказа как тех, так и других от попыток отнести их к тому или иному течению. Ч. Тэйлор остроумно выделяет, тем не менее, «команду L», в которую входят, в частности, Дж. Роулс, Р. Дворкин, Т. Нагель и Т. Сканлон, и «команду С», объединяющую, в числе прочих, М. Сандела, А. МакИнтира и М. Вальцера . Тем не менее, нелегко установить, что именно является действительно общими воззрениями всех членов той или иной «команды», равно как и то, что на самом деле ясно отличает их от взглядов другой. Кроме того, дискуссию еще более запутывает тот факт, что позиция обоих лагерей эволюционирует со временем. Однако В. Кимлика предлагает обобщить суть дискуссии следующим образом:
Если упростить до предела суть дискуссии, последняя может быть сведена к проблеме приоритета личной свободы. Либералы полагают, что индивид должен свободно и самостоятельно определять свое собственное понимание жизни и приветствуют освобождение личности от любых предписаний и унаследованных норм. Либеральные индивидуалисты исповедуют, таким образом, принцип примата личности над общиной: последняя имеет значение лишь как составляющая благосостояния входящих в нее индивидов. Если эти индивиды не видят более необходимости сохранять существующие культурные практики, община не может взять на себя эту задачу, поскольку она не обладает правом препятствовать их модификации или отказу от них.
Коммунитаристы не признают концепции «независимого индивида». Каждая личность в их понимании «встроена» (embedded) в систему социальных ролей и отношений. Индивид не только не формирует собственную концепцию жизненных норм, но и не может видоизменять ее. Он наследует тот или иной образ жизни, который непосредственно определяет нормы поведения. В противовес тем, кто рассматривает коллективные практики как результат суммы индивидуальных выборов, коммунитаристы считают индивидов плодом социальных практик. Они, кроме того, часто спорят с тем, что все интересы общины могут быть сведены к интересам отдельных ее членов. Следовательно, приоритет личной свободы ведет к разрушению общины. Задача общины состоит в поддержании равновесия между личным выбором и защитой коллективного образа жизни путем ограничения ущерба, который первый может нанести второму.
Эти сложные и запутанные дискуссии, основные аргументы которых были представлены французскому читателю Бертеном, Да Сильвейра и Пуртуа (Berten, Da Silveira et Pourtois) , в конце концов привели к достижению определенного консенсуса, который позволяет внести в них большую ясность.

Консенсус
Государство не нейтрально
« Критики концепта прав меньшинств длительное время утверждали, что справедливость требует от государственных институтов «расовой нейтральности». Однако, объясняет В. Кимлика, «либеральные сторонники прав меньшинств показали, что важнейшие институты, выступающие поборниками игнорирования отличий, в действительности не являются нейтральными». Так, например, господство английского языка на всей американской территории установилось не случайно. Оно является плодом целенаправленной государственной политики, которая может рассматриваться как культурный империализм в отношении других этнических групп.
Если государство и его институты не являются нейтральными, из этого следует, что дальнейшие рассуждения в терминах «безразличия к различиям» не имеют смысла: этот принцип оказывается мифом или ложью. Поэтому в англо-саксонских дебатах произошло «смещение бремени доказательства». Отныне не меньшинство должно доказывать, что дополнительное право, которого оно добивается, не нанесет ущерба демократическим принципам и всеобщему равенству, а сторонникам сохранения status quo надлежит доказать, что существующее положение более справедливо, нежели предоставление меньшинству этого права.
Меньшинства, приверженные демократическим принципам
Возможно, проблема была отчасти изначально плохо сформулирована, поскольку участники дискуссии считали, что меньшинства, во имя их собственных ценностей, отказываются от модернизации и общечеловеческих ценностей демократии и равенства. Однако, пишет все тот же В. Кимлика, «в западных демократических государствах большинство этнокультурных групп не хотят находиться под защитой либерального общества, напротив: они хотят быть признанными в качестве полноправных членов этого общества.»
Сказанное справедливо, по его мнению, как для групп, которые он называет «национальными меньшинствами» западной Европы , так и для афроамериканцев и групп иммигрантского происхождения. Большая часть этих меньшинств не выступает против демократических принципов и гражданского равенства, но требует, чтобы эти принципы были применимы и к ним, с учетом их специфики. Таким образом, речь идет не об отказе от фундаментальных оснований демократии, но об их практическом воплощении.
Не все культуры равны
В то же время, повседневные практики или системы ценностей некоторых меньшинств действительно противоречат демократическим принципам и общечеловеческим ценностям. Это относится к тем меньшинствам, которые предписывают своим предполагаемым «членам» нормы поведения, несовместимые с личной свободой и нарушающие права личности.
Следует ли из этого, что эти культуры не имеют права на существование и не должны пользоваться никакой поддержкой демократических институтов? С этим не согласен Ч. Тэйлор, которого обычно представляют как умеренного и гибкого коммунитариста и который сам себя считает либералом, сочетающим в своей позиции либеральные и коммунитаристские воззрения. По его мнению, «разумно предполагать, что практически каждая культура заключает в себе нечто заслуживающее восхищения и уважения, даже если наряду с этим в ней есть немало такого, что мы вынуждены ненавидеть или отвергать. Может быть, следовало бы сказать иначе: было бы в высшей степени самоуверенным отбрасывать такую возможность a priori . Таким образом, Ч. Тэйлор высказывается в пользу « политики учета различий».
Из этого краткого обзора следует, что отныне преобладает тенденция к большему признанию прав меньшинств и, с другой стороны, что возникающие в связи с этим проблемы относятся скорее не к сфере философии, а к сфере практической политики.

Различные формы мультикультурной политики осуществляются в разных странах мира на протяжении десятилетий. Кратко охарактеризуем здесь некоторые из них с точки зрения практической пользы, прежде чем перейти к обсуждению других возможных вариантов.

Примеры

Индия
Индию можно считать одним из первооткрывателей мультикультурализма, поскольку уже в 1950 г. в ее конституции предпринята попытка одновременно учесть культурное многообразие страны и привнести нормы западной демократии. Индийский союз признает языковое многообразие населения: хинди является официальным языком федерального государства наряду с английским и полутора десятками других языков, которые имеют официальный статус в штатах, где на них говорит большинство населения. Кроме того, в школах практикуется преподавание на трех языках: дети учатся на официальном языке их штата (бенгали в Западной Бенгалии, например) и изучают наряду с этим два официальных языка страны - хинди и английский. Индийский союз признает также религиозное многообразие населения: статус нерабочих дней имеют пять индуистских, четыре мусульманских, два христианских, один буддистский, один джайнистский и один сикхский праздники. Федеральное государство пытается даже соблюсти юридический плюрализм, признавая роль и нормы юридических институтов различных общин. Наконец, оно обеспечивает представительство внесенных в реестр племен и каст, резервируя для них места в парламенте.

Малайзия
В Малайзии на протяжении уже 30 лет существует «позитивная дискриминация» (affirmative action), напоминает следующая выдержка из Всемирного доклада о человеческом развитии - 2004 :
В момент обретения независимости, в конце 1950-х гг., малайцы, так же как другие группы коренного населения (Bumiputera), составляя численное большинство, экономически сильно отставали от китайского меньшинства. Малайцам принадлежали лишь 10% предприятий и 1,5 % вложенного капитала. Конституция предоставила гражданство проживавшим в стране китайцам и индийцам и в то же время наделила малайцев особыми правами на владение землей, занятость в сфере государственной службы, образование и коммерческую деятельность. После межэтнических столкновений в мае 1969 г. государство приняло Новую экономическую политику с целью «искоренения бедности среди всего населения и реструктуризации малазийского общества, с тем чтобы сократить, а в конечном итоге исключить любое отождествление расы с экономической деятельностью или географическим размещением посредством быстрого развития экономики». Правительство установило для малайцев квоты в сфере коммерческого лицензирования и владения капиталом, а также предоставило им специальную помощь в форме кредитов, обучения и производственных помещений. Оно также обеспечило акциями частных предприятий Bumiputera, с тем чтобы достичь их 30 % представительства среди акционеров.

Канада
Канада - первая страна в мире, где официально открыто провозглашена, в 1971 г., политика мультикультурализма. Она предусматривает программы и службы, направленные на поддержку этнокультурных ассоциаций и помощь меньшинствам в преодолении препятствий, которые мешают их полноправному участию в жизни общества. В 1982 г. мультикультурализм стал конституционной нормой благодаря принятию «Канадской хартии прав и свобод», а вслед за ней специальных законов, призванных «способствовать признанию и взаимному уважению различных культур, существующих в стране, а также поощрять их выражение и открытое появление в обществе» .

Австралия
Австралия позаимствовала идею мультикультурализма у Канады в 1973 году, когда лейбористское правительство опубликовало документ, озаглавленный «Мультикультурное общество для будущего». В последующие годы были приняты различные меры, направленные на развитие многоязычия в СМИ, создание так называемых «этнических» школ и борьбу против дискриминации в отношении иммигрантов и расовых меньшинств. В 1978 г. доклад федерального правительства Австралии, посвященный обустройству иммигрантов и деятельности государственных служб, ответственных за работу с иностранцами, поставил вопрос о необходимости мультикультурной политики социальной помощи, а в 1989 австралийское государство официально стало мультикультурным. Оно признает за всеми представленными в стране этническими группами право на сохранение их уникальной культуры и обязуется предоставлять им помощь для реализации этой цели. Отныне иммигранты, прибывающие в Австралию, должны интегрироваться в гражданское общество и уважать принятые в нем правила, но не обязаны более следовать нормам этнического большинства.

Швеция
Швеция официально приняла в 1975 г. мультикультурализм, который, согласно М. Вевьорке, «основан на трех базовых принципах: одинаковый уровень жизни для групп меньшинств и остального населения страны; свободный выбор между этнической идентичностью и шведской культурной идентичностью; наконец, партнерство, что в данном случае означает обеспечение таких взаимоотношений в профессиональной сфере, которые позволили бы каждому пользоваться преимуществами, которые предоставляет совместная работа».
Отметим, кроме того, что в Швеции право на участие в общественной деятельности распространяется также на неграждан: существует специальный статус иностранца, имеющего право жить в стране, т. е. «полунатурализация». Наконец, было найдено решение, позволяющее предоставить автономию народу саами, территория традиционного обитания которого разделена между несколькими странами: для этой цели Финляндией, Норвегией и Швецией совместно был создан Совет по делам саами.

Южная Африка
Начиная с 1995 г. новая Южноафриканская Республика преобразует негативную дискриминацию апартеида политикой позитивной дискриминации (affirmative action). Речь в данном случае идет не о защите прав меньшинств, а о восстановлении в правах большинства населения. «К моменту окончания эпохи апартеида в 1995 г., - говорится в докладе PNUD, - «белые составляли 13% населения, и на их долю приходилось 59% доходов физических лиц; африканцы, составлявшие 76% населения, получали 29% доходов. (…) Пришедшее на смену правительству апартеида демократическое правительство ввело в действие разнообразные программы, направленные на сокращение неравенства. » Четырьмя основными направлениями этой деятельности стали: государственная служба, экономика и социальная сфера, налоговый и финансовый сектор и представительство в выборных органах.

США
В США широко развита политика мультикультурного образования: история и культура различных стран и обоих полов изучаются в течение всего школьного курса, а престижные университеты (Гарвард, Колумбия, Принстон или Йель) в обязательном порядке знакомят студентов с незападными культурами.
Кроме того, движение «политкорректности» (political correctness) « выступает за большую терпимость к человеческому многообразию. (…) С одной стороны, речь идет о борьбе против выражений, определений и высказываний, носящих уничижительный характер (…); С другой стороны, об «усовершенствовании» языка за счет обогащения его новыми терминами взамен тех, которые могут нанести символическую травму».
Наконец, существуют различные формы «позитивной дискриминации». Это, в частности, квотирование рабочих мест, резервируемых для членов некоторых общин, набор студентов и преподавателей из числа меньшинств в некоторые университеты, учет этнических критериев при нарезке избирательных округов и пр.

Читать полную версию статьи