Хронос, топос, антропос
В личном восприятии книги важно, как она к тебе пришла.
Книга стихов омского Юрия Перминова «По соседству с небесами», подготовленная к изданию Общественным благотворительным фондом «Возрождение Тобольска» в 2024 году, попала мне в руки лично от автора - под Мариуполем, где мы вместе оказались на фестивале «Звёзды над Донбассом» - 2024. 180 стихотворений, в основном коротких, по 8-12 строк.
Я читала её в вагоне, возвращаясь в Москву. В купе вместе со мной ехала женщина с мальчиком шести лет - ехала домой, в Омск. Муж её уже два года на Донбассе, она говорила: не могу больше ждать, взяла сына и приехала - сын давно не видел отца. Отцу дали отпуск, и пять дней они провели вместе в Ростове-на-Дону.
Она занималась сыном, а я читала - не отрываясь. Редко так приходится вбирать в себя поэтические сборники - без отрыва, как единое целое.
Позже стала размышлять: почему так легко, взахлёб прочиталась книга?
Удивительное дело: отдельные стихи воспринимаются как нечто цельное - как повесть о жизни лирического героя в посёлке Солнечном на окраине Омска. Повесть со своим сюжетом, с множеством действующих лиц, у которых - свои характеры и отдельные жизненные истории. Со своим ружьём на стене и своей трагедией. С горькими и комическими сценами. И эта повествовательность не мешает лирическому герою присутствовать в полном объёме, она создаёт особую ткань, из которой вырисовывается облик Родины.
Одно время среди литературоведов было модно рассматривать хронотоп в произведении.
Начнём с хроноса.
Стихи датированы автором разными годами, большинство - не датированы вовсе. Но это не мешает выстроить их в более-менее едином временно пространстве.
В книге четыре раздела: «Земная ось» и «В центре мира» - в основном о городе, посёлке и дворе, «Безмерный свет» - в этом разделе стихи о женщине, «Никому не чужой» - здесь много путешествий и возвращение домой.
Начинается всё просто - с празднования Нового года, с зимы. И тут - сразу - возникает мотив тревоги, подвешивается это самое ружьё:
…ведь что-то случилось - печальное - с городом, если
никто из людей не запел в новогоднюю ночь.
«Встревожилась к ночи душа, как голодная рыбка…»
За зимой идёт весна, расцветает сирень, люди сажают картошку, затем лето. Вот уже и осень, и вновь зима. У поселковых жителей свои радости и горести. В хронос книги входит коронавирусный карантин, затем - начало СВО, первая осень с призывом мобилизованных; события последних стихов можно отнести зиме 2024 года.
Из некоего бытового хроноса, связанного с круговоротом дел, поэт выходит в хронос бытийный, всеобщий, а из него, как вектор спирали, в хронос конкретных событий, завершающихся драмой последнего стихотворения - о женщине, чей муж погиб на СВО:
Санки незатейливые катит
двадцатитрёхлетняя вдова.
«Снег в кустах просветы конопатит…»
Время книги связано с жизнью героев, одному из которых - деду Иванову - 93 года, другой - сын «Лены из десятой» - ещё совсем малыш.
Внезапно - скачком - время книги расширяется, когда в тексте - не как отрешённые персонажи, а как живые герои - появляются Пушкин, Достоевский, Тютчев и даже - внезапно - как будто апостол Павел. Обращённость к вечности текст обретает, когда появляются образы матери и рано ушедшего сына Ивана.
Каждое стихотворение в книге - как новая глава, а хронос в тексте пульсирует: то оборачивается простецким, как в стихах о «бытийной дерюге», то выводит нас в космос бытия - к высоким нотам милосердия и любви.
Топос в книге под стать хроносу: казалось бы, перед нами быт посёлка Солнечный на окраине Омска. У этого топоса своя топография: есть старые дома, есть новые, недавно построенные, есть теплотрасса, продмаг, остановка, сараи, лесок - околок, за которым - огороды с картошкой. Мы знаем даже топографию конкретного подъезда: кто живёт этажом выше, кто ниже.
Затем топос расширяется до города - включает улицы Омска, по которым бродит лирический герой. Затем герой отправляется в путешествие - и уже топос прирастает образом железной дороги, вагонов, вокзалов. На этой ветке, словно почки, распускаются города и веси: Псков, побережье Чёрного моря, Домбай, Тобольск, Москва - и вновь лирический герой в дороге, на этот раз в самолёте - домой.
Сквозь образ дороги просвечивает образ России.
В каждом отдельном стихотворении, посвящённом, казалось бы, одному конкретному месту, топос пульсирует, вновь и вновь выводя нас на орбиту бытийности. Вот поселковый блаженный Ваня любуется крашеным яичком - казалось бы, топос конкретен: посёлок, улица. И тут же - взрывное расширение - в вечность:
Раскрыл, блаженствуя, суму,
и, преломив горбушку хлеба, корми
небесных птиц,
слетающих к нему…
«Поселковый блаженный»
Затерянный в далёкой сибирской провинции посёлок превращается в центр мира:
…И под песню легко просыпается, тихо алея,
поселковый рассвет - прямо с Божьей ладошки рассвет!
В центре мира живём: здесь - направо от нас - Галилея,
Здесь - налево от нас, если к свету лицом, - Назарет.
«В ночь сырую, глухую - народную песню запели…»
В современном литературоведении есть понятие системы персонажей. Специалисты подсчитывают, сколько у авторов в произведениях героев главных и второстепенных.
Продолжая линию «Хронос, топос», я бы в шутку назвала эту систему персонажей «анторопос».
Итак, антропос. В центре внимания автора не он, любимый и единственный, а мир, состоящий из людей с разным социальным положением и разными жизненными потребностями. Мы видим своеобразную энциклопедию русской жизни.
Главный герой - лирический герой - и его ближний круг: мама, уже покойная, и отец, любимая, ставшая женой, сын Иван - память о нём; далее - соседи по дому. Женщина, с которой лирический герой расстался.
Сам лирический герой глядит на себя со стороны: вот он в юности «Юра из малярки», а в нынешние времена, хоть и очень редко, по словам соседей, «сволочь» «небритая и злая».
Попробую перечислить персонажей.
Друзья.
Друг Коля, учитель литературы, живёт под Саргаткой.
Игорь Смолькин, друг из Пскова.
Соседи.
Сапожник Татос.
Сантехник Махмуд.
Али-Баба, у которого джип.
Мастер Сидоров, пенсионер, сосед сверху.
Петров, прораб, самогонщик.
Соседи сверху - тётка с мужиком, недавно приехавшие.
Поселковый правдоруб.
Старшая по дому из седьмой квартиры.
Клавдия Петровна
Жильцы нового дома
Ваграм, который готовит шаурму
Барыга местный
Масленников Толя, сосед-вахтовик, вернувшийся из Нерюнгри, отличный парень, играющий на гармошке и поздно вечером включивший перфоратор
Старушка-белка, глядящая из окна.
Соседи - «родные Васёк да Ванятка».
Участковый, его жена Айгуль и четверо детей.
Бабушка Настасья.
Сидоров, у которого ушла жена.
Сидорова Лида с новым мужем - таджиком Махмудом.
Сосед-спортсмен.
Дед Иванов, 93 года.
Пётр Смирнов, молодой парень, призванный по мобилизации на СВО. Погиб.
Его жена («Лена из десятой»), мама, ребёнок.
Дворник Нияз.
Соседка, тихая, как мышка.
Жители посёлка.
Кладбищенский бомж.
Отец Макарий.
Узбеки-мигранты, которые копают траншею.
Бедолаги-пьяницы. «Пивная теребень».
Мужик на мотороллере с прицепом.
Блаженный Ваня.
Жители дома престарелых.
Мама и малыш, срывающий одуванчик.
Поселковый буржуй.
Скорбная старуха.
Старуха, которая была в детстве Красной Шапочкой.
Хорь ветеранов.
Дед Матвей.
Бюрократ.
Сосед по даче Загоруйко, родом из Черкас.
Мажор и Анжела.
Участковый.
Посетители «Самсы».
Наум Давыдович, юрист жилконторы, ставший волонтёром.
Дети в детском доме, делающие окопные свечи.
Немолодая собака.
Снегирь.
Ворона.
Больница.
Сосед по палате и его супруга - «весёлая толстушка».
Их свояк Парамонов, мужики с лесопилки, хозяин лесопилки - Хабулда.
Санитарка Лена.
Дедушка, умерший в больнице.
Жители города.
Девица, которая курит кальян.
Шикарная дама со шпицем.
Женщина -библиотекарь в университете, в том же стихотворении - «очередной подлец» и «задрипанный доцент».
Мадам в магазине.
Пассажиры вечернего автобуса.
Знакомые.
Поэтесса из Тюмени.
Поэтесса из Стерлитамака.
Маша-крановщица, в которую лирический герой был влюблён в юности.
Люди, встреченные в поездках.
Попутчики.
«В ботинках турист».
Сосед с верхней полки, едущий в Когалым.
Попутчик, читавший в вагоне «Бесов» Достоевского.
«Меланхоличный армянин» на берегу Чёрного моря.
Черкес Шебзухов Миша, Мухадин, на Домбае, сдающий квартиру. Его жена Зурида.
Карачаевец Фарид, или Федя, на Домбае, и его любимая жена Зуля.
Девица в кассе канатки.
Исмаил, торгующий чачей.
Тамада на празднике в Тобольске. Татарская свадьба.
Дворник-узбек в Тобольске.
Негр, наряжающий ёлку в Москве.
Раввин, высланный из России.
Богатые и бедные, дети, старики, молодые, парни и девушки, тётки и мужики, русские, вьетнамцы, узбеки, таджики, люди самых разных национальностей, занятые разными делами - со страниц книги Юрия Перминова смотрит нам в глаза живая, чувствующая, тревожащаяся о своей судьбе Россия.
Не всех персонажей я смогла перечислить. Уж больно густо населены стихи Юрия Перминова. Многие герои связаны между собой видимыми и незримыми нитями. Главное же - каждый, даже едва упомянутый герой, снабжён краткой, но ёмкой характеристикой. Иногда один лишь эпитет позволяет ярко представить себе названного человека.
А если уж кому-то посвящено целое стихотворение, то не сомневайтесь: психологический портрет этого персонажа будет нарисован с изумительной иронией - ласковой и беспощадной одновременно:
Сижу в дому и никуда не еду,
который год с вояжами гожу -
по белу свету; разве что к соседу-
вахтовику - с респектом - захожу.
Отличный парень Масленников Толя -
на тридцать лет моложе, но мужик!
Но… знает город Нерюнгри и только,
ну и, в курортном смысле, Геленджик.
«Сижу в дому и никуда не еду…»
От иронии до трогательного проникновения - диапазон чувств, передаваемых автором, огромен.
Переворачивая портрет, Юрий Перминов способен в нескольких строках - пронзительно - очертить личную драму:
Петров - из бывших. Кажется, прораб.
Ничем фатальным вроде не увеченный,
но говорит, что «зло всегда - от баб»,
а потому - к нему не ходят женщины
давным-давно, «тем более - гуртом».
Ну и зачем он (ходят слухи разные)
хранит записку ветхую о том,
что под тряпицей - противень со зразами?
«Петров - из бывших. Кажется, прораб»
Вот горькое стихотворение - портрет старухи:
От детей давно - ни слуха.
Внуки? - Знать бы, где они…
С каждой пенсии старуха
пироги печёт: одни
со слезой, другие - с горьким
вздохом… В доме - тишина,
на полу дрожат осколки
света уличного… На
пироги изба богата,
только мало в ней тепла.
…Ты ли, бабушка, когда-то
Красной Шапочкой была?
«От детей давно - ни слуха»
И не забываем: кроме живущих на одном месте и едущих вдаль среди героев есть ещё - Пушкин, Тютчев, Достоевский, Баратынский. И апостол Павел.
Меняется ли, развивается ли фигура лирического героя? Что происходит в его внутреннем мире, кроме поездок?
Если воспринимать подборку этих стихов как единое целое, как повесть, то мы увидим развитие в отношениях с женщиной. В начале лирический герой - одинокий мужчина, он вспоминает бывших, ушедших, «породнившихся в памяти» его. Затем он встречает женщину, которую внезапно полюбил. И женщина становится его женой. Этот сюжет развивается в разделе «Безмерный свет». А затем герои живут вместе - учась быть терпимыми друг к другу. И лирический герой счастлив от того, что жена любит его - безусловно.
Хронос, топос и антропос взаимно переплетены крепчайшими нитями авторских сочувствия, сострадания, милосердия, уважения. Через судьбы автор пытается проникнуть в тайну бытия - и убеждается, что он живёт внутри неё - этой самой тайны:
Каждый выдох и вдох человечества спящего - свят,
что ж потом происходит с Господними чадами - с нами?
«Чуть колеблется тьма от дрожания лунной блесны…»