(no subject)
Одна важная проблема, которая может быть поставлена в связи с учением Канта - активность трансцендентального субъекта в его мышлении. Говоря на современном языке, насколько мы можем управлять течением потока собственных мыслей? Что вызывает его и что обеспечивает его всеобщность или хотя бы относительную истинность его выводов? Известно, что Кант в этой связи говорит и о трансцендентальном единстве апперцепции, и о спонтанности. Ведь нельзя сказать, что некоторые объекты являются причинами моих мыслей. Причинность является категорией рассудка и может быть связующим звеном только между объектами мира. Как же мы, упрощенно говоря, решаем, что нам думать? Как мы определяем, истинно ли мы подумали, или нет?
Между прочим, эти вопросы сейчас насущно стоят и перед когнитивистикой. Поскольку она - в большой степени эмпирическая наука, она претендует на то, чтобы именно искать «причины» мыслей. Пока мы не видим даже подобия убедительного ответа, и, скорее всего, этот ответ будет дать достаточно трудно. Роль философов, стоящих на позициях Канта, здесь скорее всего должна сводиться к тому, чтобы корректно ставить вопросы и не допускать слишком поспешных выводов.
Однако и трансцендентальной теории здесь есть над чем задуматься. Если будут найдены убедительные свидетельства того, что внешние для мышления факторы вызывают появление определенных мыслей, то мы можем говорить о том, что Кант был фактически неправ, говоря о спонтанности мышления. Это касается и его способности выносить всеобщие и необходимые суждения, ведь никакая общая мысль не может быть индуцирована единичной внешней причиной.
Какая может быть вообще причинность в мыслях? Насколько я понимаю, возможностей здесь принципиально две: 1. мысли зависят от внешних стимулов; 2. мысли следуют друг за другом, посредством собственной причинности. Согласно современным воззрениям, имеет место то и другое. Первое - это, прежде всего, восприятие. Но не только. Внешний стимул, наверное, может быть, например, вопросом.
Однако вопрос сформулирован на языке, а это уже сильно приближается к внутренним законам мысли. Категорическое расхождение когнитивистики с Кантом лежит в области учёта роли языка. Кант вообще не занимался этим вопросом. Мы же сейчас говорим не только про обыденный (в смысле внешний) язык, но и о мыслекоде, как Пинкер, и даже о том языке, на котором общаются между собой нейроны. Интересны нам способы общения нейросетей. Мы склонны везде видеть язык, а отсюда прямая дорога к различным теориям информации. Но сейчас мы по этой дороге идти не будем.
Говоря в терминах языка, как связаны между собой мысли? Впрочем, ответ не в терминах языка тоже интересен. Например, логическая связь. Как она организована? Мне кажется, чистым программированием нейросетей здесь обойтись невозможно, особенно если вместе с логикой все же помнить ещё и о математике. На языке пишется текст, а является ли математика текстом? На первый взгляд да, но этот первый взгляд мне не нравится
По меньшей мере к этому тексту в обязательном порядке должен прикладываться чертеж, а к чертежу - чувство пространства и даже времени. В молодости я скверно соображала в геометрии, а алгебра не вызывала никаких проблем. В алгебре я видела правила, а в геометрии не было правил, как нужно видеть, и я не понимала С правил все только начинается, а если наступает просветление, то мы должны понять, почему правила такие, а не другие. Поэтому правила - это не язык, это стоит за языком. А со времен Витгенштейна-Крипке, если не ошибаюсь, в правилах стали видеть прежде всего то, что пишется на языке
Алгоритм записывается на языке. Но может ли язык породить алгоритм? Вот вопрос когнитивистики и вопрос когнитивистике. Какая машина ума порождает алгоритмы? Неужели для этого достаточно уметь хорошо говорить, хоть бы даже это было на каком-либо продвинутом языке?
С++, или на чем сейчас принято программировать
Мне кажется, для того, чтобы создавать алгоритмы, нужно внеязыковое понимание. Пусть не обязательно пространственное, пусть у логики свои законы, хотя вот есть же диаграммы Эйлера и Венна, которые наглядно показывают логические законы, так что логика по-своему тоже вполне пространственна
Грубо говоря, вопрос сводится к тому, существует ли созерцание. Речь не о зрении, а об умственном созерцании, упрощенно его можно назвать образным воображением, но оно может быть направлено на логические вещи, на математику, на философию. Если да (а почти наверняка да), мы имеем в распоряжении огромную возможность потенциальности на службе мышления. Это как раз та самая возможность выйти за пределы языка и ощущению смысла того, что говорится. Но когнитивистика ставит вопрос, как это реализуется на нейронах? Ну, пусть не до деталей нейротрансмиттеров, но хотя бы с разрешением до шага алгоритма
И ведь это не алгоритмизируется, это же остановка шагания левой-правой, это возможность остановиться и оглянуться
Просветление
Созерцание
Скажете не слишком ли широкие у тебя ассоциации Косилова? Юм, наверное, так и сказал бы
Ведь есть учение о дискурсе. Оно, правда, офигительно гуманитарное, оно для любителей литературы, для тех, кто оглядывается и видит вокруг себя только язык и текст, но это потому, что они не интересуются математикой, логикой, топологией, в которой я, конечно, тоже ничего не понимаю Но я хоть понимаю, что эти вещи есть
Так вот, с точки зрения учения о дискурсе это дискурс задает языковой вопрос самому себе об одном из своих понятий, в данном случае о кантовском понятии «созерцания», и смотрит, какие вокруг него еще можно накрутить понятия. И логика у этого дискурса, прошу прощения, дискурсивная. Это логика самого языка, никак не диаграмм Эйлера, наоборот, категорически отрицающая любые диаграммы. Язык лучше знает, какие слова принято связывать между собой
Тошнит меня от этого языкового редукционизма хуже, чем от нейронного материализма
Поэтому проблему дискурса я не буду рассматривать, и когда меня настигнет очередное просветление, вернусь к Канту