Тебе весна трикраты будет жатвой
Лангнау вплывает в Wildpark - парк дикой природы. Здесь сохранены целые куски первозданной природы со всей местной живностью. Поэтому она совсем не экзотична - сливающиеся с подлеском дикие свиньи, бобры, олени, волки, медведи...
Но меня это не очень занимает. Где звери, там и дети, а тут уже не до импрессионизма, if you know what I mean. Эту фотографию я называю "Блаженное неведение, или Скорый сюрприз":
Оказывается, те самые хищные птицы, которые поразили меня вчера, кружили именно над этим парком. Тропы в нем поднимаются вверх серпантином, и в конце концов оказываешься на склоне холма, откуда открывается вид на деревню. Или деревни. Проблема в том, что здесь один населенный пункт переходит в другой крайне незаметно. Можно проехать из Лангнау в Цюрих через Адлишвиль и даже не понять, что оказался в новом месте. Это как раз то, о чем я говорила: цивилизация (не в глобалистском понимании слова, а просто как "окультуренная человеком местность") очень плотно переплетена с природой, границы в общем-то нет. С одной стороны, здесь наверняка не найти нетронутого человеком угла. С другой, видишь мечту коммунизма - деревенский человек пользуется всеми благами городского жителя, продолжая жить в согласии с природой. Честно говоря, становится жутковато, когда понимаешь, сколько столетий кропотливого труда и капиталистических маневров нужно преодолеть, чтобы появился такой оазис.
Мне жаль, что я не фотограф и не могу передать, насколько густая жизнь разлита на вершинах этих холмов. Там десятками грелись ящерицы, они то замирали в блаженном ступоре, то вдруг сцеплялись друг с другом в клубки и катились в траву. С каждым днем все вокруг цветет все больше, появились шмели.
Я чувствую тупую беспомощность из-за того, что не могу передать этого. Хотя это так же невозможно, как объяснить смысл слова "земля". Или любого другого слова. Хочется в объяснении дойти до самого первого, самого верного слова, ответа на все, но когда ты до него доходишь, отпадает необходимость понимать его и тем более произносить. В этот момент ты просто превращаешься в дерево.
Это крайне высокопарно, наивно, возможно, даже провинциально, но кажется, что когда бог планировал человека и его житье-бытье, он имел в виду именно это. И ставни, и запах сирени, и цветные вертушки у резных калиток, и дома, от которых хочется откусить кусочек, пустые улицы в гравии, выложенные камнем тоненькие русла ручьев, два удара колокола и склоны холмов - как ладони.
И речь не о мещанстве. Никто не обвиняет в мещанстве, скажем, хоббитов. Просто это как раз тот случай, когда "быт превращается в бытие".
У церкви цветут нарциссы. Внутри - орган, скамейки, цветы, книги в свободном доступе и ни души. Пустота, будто ее только что построили. Вокруг церкви - кладбище. Могилы из эпоса: жил человек, жил, а потом лежит в земле, под анютиными глазками и тюльпанами, рядом поет соловей, в вышине летит сокол, а могильный камень обращен к северным склонам. Через дорогу от церкви на террасе пряничного домика сидит человек и читает газету. А я слышу, как капает вода в колодце, и краем глаза вижу ячейки колумбария. Это так странно.
Но меня это не очень занимает. Где звери, там и дети, а тут уже не до импрессионизма, if you know what I mean. Эту фотографию я называю "Блаженное неведение, или Скорый сюрприз":
Оказывается, те самые хищные птицы, которые поразили меня вчера, кружили именно над этим парком. Тропы в нем поднимаются вверх серпантином, и в конце концов оказываешься на склоне холма, откуда открывается вид на деревню. Или деревни. Проблема в том, что здесь один населенный пункт переходит в другой крайне незаметно. Можно проехать из Лангнау в Цюрих через Адлишвиль и даже не понять, что оказался в новом месте. Это как раз то, о чем я говорила: цивилизация (не в глобалистском понимании слова, а просто как "окультуренная человеком местность") очень плотно переплетена с природой, границы в общем-то нет. С одной стороны, здесь наверняка не найти нетронутого человеком угла. С другой, видишь мечту коммунизма - деревенский человек пользуется всеми благами городского жителя, продолжая жить в согласии с природой. Честно говоря, становится жутковато, когда понимаешь, сколько столетий кропотливого труда и капиталистических маневров нужно преодолеть, чтобы появился такой оазис.
Мне жаль, что я не фотограф и не могу передать, насколько густая жизнь разлита на вершинах этих холмов. Там десятками грелись ящерицы, они то замирали в блаженном ступоре, то вдруг сцеплялись друг с другом в клубки и катились в траву. С каждым днем все вокруг цветет все больше, появились шмели.
Я чувствую тупую беспомощность из-за того, что не могу передать этого. Хотя это так же невозможно, как объяснить смысл слова "земля". Или любого другого слова. Хочется в объяснении дойти до самого первого, самого верного слова, ответа на все, но когда ты до него доходишь, отпадает необходимость понимать его и тем более произносить. В этот момент ты просто превращаешься в дерево.
Это крайне высокопарно, наивно, возможно, даже провинциально, но кажется, что когда бог планировал человека и его житье-бытье, он имел в виду именно это. И ставни, и запах сирени, и цветные вертушки у резных калиток, и дома, от которых хочется откусить кусочек, пустые улицы в гравии, выложенные камнем тоненькие русла ручьев, два удара колокола и склоны холмов - как ладони.
И речь не о мещанстве. Никто не обвиняет в мещанстве, скажем, хоббитов. Просто это как раз тот случай, когда "быт превращается в бытие".
У церкви цветут нарциссы. Внутри - орган, скамейки, цветы, книги в свободном доступе и ни души. Пустота, будто ее только что построили. Вокруг церкви - кладбище. Могилы из эпоса: жил человек, жил, а потом лежит в земле, под анютиными глазками и тюльпанами, рядом поет соловей, в вышине летит сокол, а могильный камень обращен к северным склонам. Через дорогу от церкви на террасе пряничного домика сидит человек и читает газету. А я слышу, как капает вода в колодце, и краем глаза вижу ячейки колумбария. Это так странно.