О напряжении цельности
Всё более, признаться, чувствую тщетность труда жизни (что, кажется, не совсем усталость, хотя в какой-то мере и она тоже, - в заметной степени это и потребность в иных, не вполне или вовсе не изжитых формах существования). - Чувство тщетности (освобождающее в конце концов) тоже, подобно многим большим чувствам, вырабатывается постепенно, всей жизнью в целом.
Все эти тексты по множеству скоропреходящих поводов вытягиваешь из себя как паутину из паука, и этот процесс всё мучительнее (ресурс конечен; кажется, будто он почти выработан, хотя, возможно, это только кажется). Уходишь, уходишь в паутину, и тебя уже не остаётся (с другой стороны, и зачем оставаться? Того ведь и нужно).
Но вместе с тем работа пьянит (должно же человека что-то пьянить). Пока человек жив, ему нужны. необходимы обольщения, он создаёт их себе из любого подручного материала, они сами создаются, лишь бы были.
Есть между жизнью и большой работой старинная какая-то вражда (с), но одновременно с этим существуют между ними и иные отношения: человек работает - даже над подённой фигнёй - на самом деле тоже всей жизнью, всем собой. Жизнь уходит в подённую фигню целиком - и не всё ли равно, туда она уйдёт или в Грандиозные Проекты? - всё равно уйдёт. В каждой маленькой фигне ты, человек, во весь рост, со всеми потаёнными - даже от собственной твоей сознательной памяти - пластами опыта. И всё это, все эти повседневные фигни охапками плывут, покачиваясь, по волнам Леты, смотрят в небо своими маленькими голубыми глазами.
Штука в том, что под всякий изготовляемый текст, с любой степенью сиюминутности, приходится - совершенно необходимо - переформатироваться, выстраивать себя в соответствие этому тексту (а иначе он получаться не будет, - приманиваешь текст из небытия, из потенциальности - собой, как приманкой, всеми запасами опыта, включая весьма от него далёкие), вырабатываешь его всем своим объёмом. Любой текст, в том числе самый мелкий, - напряжение цельности.
Потом приходится расформатироваться обратно, но складки и заломы, неразглаживаемые, остаются - подозреваю, более-менее навсегда. И они накапливаются, накапливаются…
Текст - это попытка жить, усилие жить в ситуации, когда жизнь за пределами текста в той или иной степени невозможна, - она вся уходит в него, несоразмерный ей, и начинает там избыточествовать.
Сидишь за письменным столом, смотришь в закат и кажется, будто едешь на поезде - далеко, далеко, далеко.
Картина Елены Юшиной