О весомости пустяков
Начавши писать жгуче-срочный текст в четыре часа минувшей ночи (почти совсем против обыкновения, поздно даже для меня; но уже, слава Богу, и закончила), думаю о том, что в конечном счёте всё это в порядке вещей, лучше чувства вины и катастрофы стимула к работе не придумать, отсутствие их - и связанного с ними страха смертного, и связанного с этим последним предельного обострения всех чувств - лишает дело подлинности. Наличие же их приводит к тому, что даже за пустяковый текст (увы мне: других не пишу) платишь всей собой, плотью и кровью. (Кому, чему платишь? - Да мировому целому, очевидно же.) И фигня обретает не присущую ей, не приличествующую ей весомость.
С другой стороны, работа ночью, вне расчерченного, общего, принудительного поля дня, - весёлое беззаконие, непременно весёлое, лихая пофигистическая свобода, и любая обязанность любой степени унылости обретает не свойственные ей, не заслуженные ею веселье и лёгкость.
И всё это одновременно.
Между этими полюсами, в непременном единстве их, обязательно касаясь обоих, - и существуем.
И дисциплина (скорее, невротическая собранность в почти неразжимаемый кулак) и разнузданность практически не отличают себя друг от друга.
Что же до (изготовляемых) пустяков, не стоящих упоминанья, - они, по существу, не более чем повод ко внутренней динамике, которая и тут, и вообще - самое интересное.