Где мозг без извилин - язык без костей
Наш человеческий язык настолько сильно отличается от коммуникации других животных, что загадка его происхождения будоражит многие умы. Кости в земле сохраняются, а язык - нет, так что на раскопки тут надежды мало, а вот сравнительный анализ геномов позволяет очертить временны́е рамки. Наш последний общий предок с не умеющими разговаривать шимпанзе жил, по разным оценкам, от 13 до 5 млн. лет назад. Но Бервик и Хомский в своей книжке передвигают «точку отсчета» к 200 тыс. лет назад, то есть, ко времени появления «анатомически современных людей». Обоснование: только рядом с их скелетами обнаруживаются культурные артефакты, свидетельствующие о появлении символического мышления (неандертальцам и денисовцам авторы в этом отказывают, ссылаясь на нобелевского лауреата Сванте Паабо).
Кроме того, эти авторы утверждают, что формирование способности к языку должно было завершиться до исхода Homo sapiens из Африки 60 тыс. лет назад, потому что у всех нынешних человеческих популяций она выражена в равной степени. Все, что было потом - это ненаследственные модификации, породившие то разнообразие языков, с которым мы имеем дело сегодня. Французский язык китайского младенца, выращенного во Франции, неотличим от французского языка коренного француза.
Собственно языком авторы считают интерфейс между «концептуальной системой для логического рассуждения, интерпретации, планирования и другими элементами того, что мы обычно называем мыслью» и «сенсомоторной системой экстернализации». В пользу выделения языка из «концептуальной системы» как таковой свидетельствует существование генетических дефектов, затрагивающих только способность к языку, но не абстрактное мышление в целом. Ну, а существование языка глухонемых указывает на то, что речь - это нечто отдельное от собственно языка.
В отсутствие способности создавать концепции говорить о каком бы то ни было языке не имеет смысла. Шимпанзе - и, вроде бы, даже крысы - могут образовывать простейшие концепции, хотя мы умеем это делать гораздо лучше. Авторы не утверждают, что развитие способности создавать концепции уместилось все в тот же короткий промежуток в 140 тыс. лет, и честно признаются, что не знают, ни что представляет из себя наша «концептуальная система», ни как она развивалась эволюционно - для них это просто черный ящик.
Язык для них начинается с манипулирвания готовыми концепциями, и первым (или даже единственным?) этапом этой манипуляции авторы считают объединение двух концепций в одну по тому же принципу, как два множества объединяются в одно. Заимствуя компьютерную терминологию, авторы называют эту операцию Merge. Несколько итераций Merge и позволяют создать ту иерархическую структуру высказываний, которая характерна для всех естественных языков. О том, как именно эта операция осуществляется, какие структуры в ней участвуют и процессы происходят, авторы ничего не знают, но предполагают, что для появления Merge было достаточно единственной мутации. Известные случаи, когда единичные мутации в регуляторных участках генома приводили к заметным морфо-физиологическим изменениям, укрепляют их веру в свою правоту.
К достоинствам книжки я отношу ясность изложения, к недостаткам - не имеющие отношения к делу атаки на Дарвина. Глупо искать ошибки у человека, ровно ничего не знавшего о механизме наследственности - но, видимо, немногие находят в себе силы преодолеть это искушение. По существу же дела тут трудно что-то сказать, потому что мы все еще слишком мало знаем - и о самих языках, и о генетической основе нашей способности к ним.
Авторы довольно подробно разбирают историю изучения знаменитого гена FOXP2 - первого гена, заподозренного в связи с языком (открытого, кстати, тем же Паабо). Он есть чуть ли не у всех позвоночных, а кодируемый им белок участвует в создании нейронных связей в областях мозга, отвечающих за последовательно совершаемые, тонко координированные движения - в нашем случае, движения гортани, языка, губ и даже пальцев при жестикуляции. То есть, этот ген - часть «сенсомоторной системы экстернализации» - принтера, а не процессора.
Слабым местом представленной схемы мне показался отрыв становления «концептуальной системы» от остальных частей триады. Авторы подчеркивают, что ее появление должно быть адаптивным и, следовательно, подпадать под действие отбора даже в отсутствие объединения с другими частями. Мне же представляется более вероятной коэволюция всех трех частей, как это обычно бывает со сколько-нибудь сложными структурами и процессами.
Спасибо уважаемому ext-4119183 за рекомендацию этой книжки!
Click to viewРоберт Бервик популярно излагает идеи своей с Хомским книжки
на конференции Society of Catholic Scientists в 2017