30-летний юбилей событий
Ровно тридцать лет назад, 19-21 августа 1991 г., я сидел с одним моим приятелем в латгальской глуши, что практически на границе с Россией (во дни оны РСФСР), в приходском доме в городишке Зилупе, у моего друга патера Яниса Купча, едва вернувшись из пешего паломничества в Аглону. Духовный подъём, который и вообще сильно ощущался во все эти годы "небывалого духовного возрождения"; размышления, а что дальше? Закончил свой второй курс Лесотехнической академии после первого курса католической Духовной семинарии в Риге, после которого решил взять академотпуск.
И вот -- "Лебединое озеро" из телевизора, ГКЧП, металл в суровых голосах дикторов, обещание навести в стране порядок. Отсутствие телефонной связи, невозможность позвонить в Питер родителям. Патер Янис достал нам откуда-то из своих закромов странную, необычную для его дома "поллитру". Налили и выпили для успокоения нервов. Все эти три дня сидим без каких-либо известий из внешнего мира, гадаем, когда же начнутся массовые посадки и расстрелы. И вот, через три дня -- известие, что путч ГКЧП сорван, путчисты арестованы. Но эти три дня полной неизвестности, ожидание массовых репрессий и отправки в лагеря остались глубоко в памяти.
После этого на третьем курсе Лесотехнической академии (ЛТА) я выдержал до ноября, а потом сорвался снова в семинарию, в Ригу, никому из окружающих ничего не объясняя. Помню, что после первого курса семинарии сдавать в ЛТА курсы "Истории КПСС", "Научного атеизма" и "Политэкономии социализма" стало физически невмоготу, ощущалось как мука. Тогда был уверен, что скоро посадят. Так пусть уж посадят пусть если не священником, то хотя бы семинаристом! -- думалось.
По сути дела, августовской путч стал для меня судьбоносной развилкой виртуальностей, и я, пусть и подталкиваемый бурею противоречивых чувств, выбрал свой путь. Не сорвись я тогда во второй раз из Питера в Ригу, а оттуда, через год -- в Каунас к иезуитам, не было бы ничего и дальнейшего. Не было бы года Иннсбрука после Литвы, потом снова года в Питере, а потом уже Вены, поступления в Венский университет и многого другого. Не познакомился бы близко с С. С. Аверинцевым. И, помимо много другого, не случилось бы со мной и Индии, тибетского языка и санскрита. Вернее, санскрит к тому времени уже случился, но лишь на самом краешке, слегка, в ряду целого ряда других проживаемых тогда языков.
А прекрасное "Лебединое озеро" с тех самых пор стало для меня музыкой, вызывающей липкий ужас.
