Последняя королева Неаполя в воспоминаниях скульптора
Екатерина Баржанская (1890-1965) - скульптор, писательница, художница и педагог, наиболее известна своими скульптурами, изображающими выдающихся личностей. В 1920-х годах, будучи в Швейцарии Екатерина и ее супруг познакомились с последней королевой Обеих Сицилий Марией-Софией, урожденной Баварской принцессой, сестрой знаменитой Императрицы Елизаветы Австрийской. Это знакомство произвело на Екатерину огромное впечатление, о чем она впоследствии рассказала в одной из своих книг. Также Екатерина создала фигуру королевы Марии-Софии из воска.
"Ее Величество королева появится через несколько минут", - прошептала графиня де ла Тур, фрейлина королевы Неаполитанской. Как странно звучали эти слова в обычной гостиной маленького отеля в Женеве! Ибо королева, о которой говорила с такой торжественностью маленькая седовласая фрейлина, лишилась своего трона пятьдесят лет назад. Мало кто даже помнил о Неаполитанском королевстве. Само существование этой женщины стало историческим анахронизмом. Но только не для графини де ла Тур, которая сумела превратить обычный гостиничный номер в королевский дворец. Никогда прежде не встречавшая королеву, я не знала, как себя вести и чего от меня ожидают. И эта королева даже в изгнании, быть может, именно из-за своего изгнания, была щепетильна в отношении этикета. По дороге из Лозанны я засыпала мужа вопросами. Какой она была? По его словам, она была очень необычной женщиной. Она меня заинтересовала. Впервые он встретил ее в Париже, где у нее был очаровательный дом и время от времени она принимала артистов, в том числе Карузо, который был ее большим другом. Даже там, по словам Александра, где она могла спокойно ходить по улицам инкогнито, она жила так, словно была окружена высокими стенами, отдаленная от мира, неприкасаемая. Несколько месяцев в году она проводила в Мюнхене, потому что принц-регент Баварии приходился ей родственником. В то время король Баварии Отто находился в лечебнице.
Дверь открылась. Призрак женщины постоял там мгновение, а затем быстро скользнул вперед. Она была очень высокой, с узким, как лезвие ножа, лицом; тело тонкое, узкое, бестелесное, будто тень. Это было тело скелета. На ней было простое длинное черное платье с высоким воротником, ее длинная шея была окутана тюлем, из-под которого блестело ожерелье из крупных жемчужин. Ее руки были почти прозрачными, с невероятно длинными пальцами. Ее глаза были бледно-голубыми и, казалось, излучали голубой свет. Нос у нее был тонкий и длинный, губы тонкие и выразительные. Волосы у нее были светлыми, с двумя тяжелыми косами, которые, как ни странно, были почти черными, заплетенными вокруг головы, образуя как бы корону над ее высоким лбом. Она улыбнулась, и строгое выражение ее лица изменилось, стало мягче и даже как-то отстраненно добрее. Она протянула мне свою длинную бледную руку, и я впервые в жизни сделала глубокий реверанс. Муж поклонился и поцеловал ее руку, и она села, очень прямо, не касаясь спинки стула. Она сидела на обычном гостиничном стуле, как на троне, и держала голову так, словно ее черные косы были действительно королевской короной. Это была воображаемая корона, но она помнила о ней каждое мгновение своей жизни. Весь этот день мы просидели в маленьком гостиничном номере, пока она вела беседу с моим мужем, а я, не отвечая на случайные вопросы, молчала и изучала ее. Она была милой и добродушной, но призрачной женщиной, далекой от остального человечества. Она была существом из прошлого, призраком, королевой из сказки, в которую никто, кроме нее, не верил. Она шла по жизни, высоко подняв голову воображаемой короной и сознавая огромную дистанцию между собой и обычными людьми, потому что она не была реальной. С тех пор я встречала других европейских коронованных особ, но всякий раз когда я думаю о королеве, в моем воображении предстает королева Неаполитанская, прожившая пятьдесят лет в изгнании, без трона, без страны, утешая себя только мечтами.
Наконец я собралась с духом и спросила, не позволит ли она мне принести воск и создать ее портрет.
- О да, - с готовностью сказала она. - Графиня напишет вам. Через несколько дней мы с мужем получили письмо от графини де ла Тур, в котором она приглашала нас сопровождать королеву Неаполитанскую на концерт в Женеве и отобедать с ней. Когда мы вошли в вестибюль гостиницы, нас уже ждала графиня. «Королева скоро придет», - объявила она и поспешила прочь. Графиня тоже жила в призрачном королевстве, и придворный этикет был частью ее жизни. Вскоре фрейлина вернулась вместе с королевой, маленькая седовласая графиня шла быстрыми шагами, изо всех сил стараясь не отставать от широкого и быстрого шага королевы. Последняя была одета так неприметно, будто хотела стать невидимой, в длинном черном пальто, черной шляпе и черной вуали. Она прошла через вестибюль, как легкий ветерок, легкое дуновение холодного воздуха, и все же взгляды следовали за ней, потому что она была так не похожа ни на кого. На темной машине с пожилым шофером мы поехали в концертный зал. Это был странный концерт, потому что большинство музыкантов были заняты войной, а не музыкой, а оркестр был собран как попало. Немногие из игроков были профессиональными музыкантами; они не привыкли к ансамблевой игре и недостаточно репетировали. Королева, застывшая и прямая, слушала музыку с закрытыми глазами. А когда концерт завершился, она поспешила через зал, как клубящийся дым, в переулок, где ее ожидала машина. Ужин подавали в маленькой столовой ее номера. Пока мы ждали, графиня сказала, что королева привыкла рано обедать, так как ела только один раз в день. Расписание ее жизни, как и все в ней, была странным. Каждое утро, независимо от погоды, она выходила в восемь часов и два часа ходила по улице быстрым стремительным шагом. Женева славится своими неприятными и суровыми ветрами, но они никогда не мешали королеве совершать прогулки. Она как будто игнорировала погоду, как и людей, как недостойных ее внимания. Когда она возвращалась в свой отель, она съедала немного мороженого. Между тремя и четырьмя дня подавали обильный обед, и снова с шести до восьми вечера она мчалась по улицам, словно преследуя мираж, призрак королевы, движущийся незаметно для народа. В восемь часов она съедала еще немного мороженого, и на этом ее день завершался. В тот день за обедом она сидела между моим мужем и мной. Единственными другими присутствующими были ее фрейлина и мистер Трамонтана, ее придворный, неаполитанец. Эти два человека покинули Неаполь вместе с ней во время ее изгнания и провели всю свою жизнь на службе у нее, создав своей преданностью и своей жертвой призрачное королевство, в котором могла жить королева. Забавно было наблюдать, сколько еды могла потреблять эта тень женщины: суп, бифштекс, овощи, десерт, кофе. А после обеда я начала восковой портрет. Я изобразила ее в воске, королеву Неаполитанскую, с ее прямой спиной, в ее строгом черном платье; ее длинные и призрачные руки, которые не отпускают свою цепкую хватку от того, что принадлежит ей; узкие ступни так легко опираются на черно-золотую подушку; странные голубые глаза и аристократический нос; горький рот с узкими губами; высокий лоб с черными косами и воображаемой короной.
Я добавила к скульптуре ткань. Фигура сидит на кресле, похожем на трон, цвета выцветшего красного с золотом. Тело в черном бархате и тюле. Фон - старая парча серого и золотого цветов. Лицо задумчиво, горькие уста непримиримы. Пока восковой портрет постепенно формировался под моими пальцами, я думала о необычайной судьбе, выпавшей на долю стольких представителей баварского правящего дома Виттельсбахов. По мере того как восковая королева Неаполя обретала жизнь и подобие, я изучала свою натурщицу, чье королевство не существовало с тех пор, как Гарибальди объединил Италию под властью Савойского дома, который она ненавидела глубокой, разъедающей ненавистью. Я подумала, как странно, что этот отель, где она решила доживать свои дни в изгнании, находился прямо напротив того места, где много лет назад останавливалась ее сестра Елизавета перед своей смертью. Мне было так же трудно представить сияющую Елизавету Баварскую, жену Франца-Иосифа, стареющей, как и представить эту тощую женщину молодой и прекрасной. И все же она была прекрасна, и многие мужчины любили ее. В юности - особенно. Ибо ей было всего девятнадцать, когда наступил ее краткий момент подлинной славы. Можно подумать, что уже тогда она могла несколько разочароваться в королевствах, выйдя замуж за человека настолько уродливого, что никто не осмеливался сфотографировать его, короля, который перед лицом восстания трусливо удалился в Рим. Но юная королева Мария Неаполитанская появилась на баррикадах и простояла весь день под свистящими пулями, подбадривая солдат своим присутствием. Лепя тонкие губы, этот горький рот, бесплодный, лишенный всякой страсти, нельзя было не задаться вопросом, сколько она помнила из того бурного прошлого и какое значение оно имело для нее теперь. Этим Виттельсбахам определенно суждено было вести яркую жизнь. Императрица Австрии Елизавета погибла от руки убийцы, а ее единственный сын покончил жизнь самоубийством. Другая сестра, герцогиня София Алансонская, была некогда обручена с Людвигом, эксцентричным королем Баварии. Позже она сгорела во время пожара на благотворительном базаре. Каждый раз, когда я приходила работать над восковым портретом, меня сопровождал муж. И в один из таких случаев мы приняли участие в вечерней прогулке королевы. По возвращении в отель мы обнаружили двух неаполитанцев, ожидающих ее у дверей: "Да здравствует королева!" - кричали они восторженно. На длинном бледном лице появилась редкая улыбка, делавшая его почти человеческим. Она протянула руки мужчине и женщине, которые поклонились и поцеловали их. "Да здравствует королева!" - снова закричали они. Она еще раз улыбнулась, вошла в отель и исчезла в клетке лифта. Позже я взяла восковой портрет с собой в Рим, где закончила его, и так, хотя и в воске, она снова приехала в Италию, которую любила и до сих пор считала своим достоянием, неправомерно вырванным из ее рук имуществом. Когда я познакомилась с ней, ей было семьдесят четыре года, и после отъезда из Швейцарии я никогда больше ее не увижу и никогда не забуду. С ней я испытала, как позже испытала в Египте, странное ощущение жизни сегодняшним днем, но в то же время способность протянуть руку и прикоснуться к прошлому".
Catherine Barjansky "Portraits With Backgrounds"