Усадьба Поречье в мемуарах графини Прасковьи Уваровой
Графиня Прасковья Сергеевна Уварова (урожденная Щербатова) многим известна как прототип Китти Щербацкой из романа "Анна Каренина". В 1858 году, в возрасте 18 лет, Прасковья Сергеевна вышла замуж за известного русского археолога графа Алексея Cергеевича Уварова, который был старше её на 15 лет. Сразу после венчания молодожены отправились в свадебное путешествие в Италию, а затем провели еще несколько лет в Европе, где изучали историю и археологию, посещали раскопки и встречались с различными учеными. В середине 1860-х годов граф и графиня возвратились в Россию и обосновались в усадьбе Поречье, некогда принадлежавшей А.Г. Разумовскому. С тех пор и до 1917 года Поречье было любимым домом Уваровых.
Первые впечатления об усадьбе графиня описывала в своих мемуарах так: "...погода была чудесная, все дороги были наезжены и частью исправлены, и мы часа через два увидали порецкий дом и церковь. Муж, указывая на них, поцеловал меня и просил полюбить Поречье «так, как я умею любить». В деревне Б. Грибово, нам не принадлежащее, но расположенное поблизости от Поречья, мы вышли из коляски, так как крестьяне приготовили встречу, приняли от них хлеб и выпили за здравие их и нас. Еще версты две, потом крутой спуск к притоку Москвы, речке Песочной, такой же подъем, и мы останавливаемся в с. Поречье у церкви, где, при приветствии крестьян, престарелый отец Петр отслужил краткий благодарственный молебен и благословил всех нас иконой. Мы просили его придти на другой день освятить дом, и тенистою старою липовою аллеей въехали во двор усадьбы, обнесенной каменной оградой и обсаженной по всей окружности кустами цветущей сирени. В глубине двора стоял огромный трехэтажный дом с колоннами и огромным куполом-фонарем над его серединой; дом соединялся крытой галереей с двухэтажным флигелем, который и предназначался нам пока на житье. Напротив - такой же флигель с кухнями и людскими в нижнем этаже.
На крыльце ожидали нас главные служащие: управляющий, встретивший нас в Можайске, который воспользовался нашей остановкой в Грибове, чтобы нас перегнать и встретить на пороге порецкого дома, главный лесничий Тюрмер и главный садовник Тительбах с великолепным букетом роз. Мы всех поблагодарили и немедленно же отпустили, чтобы успеть хоть немного устроиться к наступающей ночи. Взошли во флигель и очень скоро решили: среднюю комнату устроить под столовую, правую сторону дома отдать детям, а в левой устроить нашу спальню, мой кабинет с окнами на двор, кабинет мужа и гостиную с окнами в сад. Внизу, с особой лестницей к спальне, туалетную мужа и в стороне буфет и две комнаты для прислуги. Созвали людей и очень скоро разгрузили наши вещи, собрали кроватки детей, принесли из большого дома кровати няне и кормилице, нашу кровать, несколько столов, необходимую посуду; остальное устройство оставили до другого дня. Пообедали, выкупали детей, уложили их спать, а сами вырвались на воздух в сад, парк и оранжереи, где ожидал нас Тительбах, который видимо остался доволен моим вниманием ко всему окружающему и восхищением не только перед дивными экземплярами оранжерейных растений, но и теми давно выращенными экземплярами пихт, лип, туй, дубов, берез и пр., которые росли перед домом и по всему огромному парку. Взошла луна, а мы все еще бродили по парку и любовались видом, открывающимся с площадки перед большим домом.
На другой день встали рано и отправились осматривать большой дом. Построен он с колоннами во двор и в сад и представляет из себя огромное тяжеловесное здание в три этажа, с 19-тью окнами в длину дома, но без всяких балконов и даже весьма тесными спусками во двор и сад. Внутри огромные высокие комнаты с мебелью также александровских времен, как и фасады дома; во втором этаже огромная библиотека, а под куполом круглая зала с мраморными статуями, бюстами и женскими фигурами работы Кановы с золочеными светильниками в руках. В нижнем этаже установлена пока вся мебель из петербургского дома и московской квартиры, ящики с книгами, бумагами и коллекциями петербургского музея и сундуки с моим приданым. Стали разбирать сперва на глаз, что нам необходимо для обстановки флигеля, и решили не начинать переноски вещей до прихода священника, которого пригласили на утро. Вышли в сад и остановились пред окружающей нас картиной: пред нами зеленый луг, спускающийся до самой реки, по обеим сторонам дома две великолепные пихты и парк, деревья которого еще вчера вечером поразили меня своими размерами, разновидностью и красотой. Речка Иночь, незначительный приток р. Москвы, обращен графом Алексеем Кирилловичем Разумовским в большой проточный пруд перед домом с большим островом посреди, который также красиво засажен. Река, отделяющая парк от густого леса, заворачивает слева направо и за плотиной продолжает свой путь по зеленому лугу узкой серебряной полосой до самого впадения в Москву. Перед нами за рекой несколько каменных зданий бывшей суконной фабрики, из которых мужем одно обращено в школу, а другое - в больницу. На горизонте горы, поля и церковь с. Никольского, которые оживляют и украшают вид.
Возвращаясь из своего осмотра, мы нашли двор полным народа: это крестьяне села Поречье и окрестностей пришли поздравить нас с приездом и посмотреть на жену и детей своего графа. Мы поблагодарили их, сказав, что мы очень заняты устройством жилья, но приглашаем их в будущее воскресенье после обедни к нам во двор. В эту минуту пришел священник с причтом; все пожелали присутствовать на молебне, и потому решили отслужить его под открытым небом и после окропить дом. Картина вышла торжественная, умилительная и возможная только в одной России и при духовном облике только русского народа. Пели школьные дети, а родители вторили не раз. Муж сказал священнику помолиться и за царя и, когда запели: "Спаси Господи люди Твоя", все опустились на колени и, вероятно, усерднее, чем когда-либо помолились за царя-освободителя, невольно связывая царев указ с возвращением помещика, который призван его исполнить на радость и благо народа.
Отдохнув от всего виденного и перечувствованного, мы вынесли детей в ближайший уголок сада, где они могли спокойно поиграть и отдохнуть, а сами созвали людей и принялись за переноску мебели и
устройство флигеля. Муж пошел в большой дом отпускать мебель, а я осталась во флигеле принимать и расставлять ее. Под вечер флигель принял немного вид жилого дома, и мы отложили продолжение работ до будущего дня, когда решено было приказать столяру и обойщику придти помочь в развеске занавесей, штор и картин. При меблировке нами было обращено особое внимание, чтобы наша спальня и мой кабинет составились из мебели, заказанной мужем для нашей свадьбы. Среди же старой мебели муж разыскал гостиную своей матери из резного ореха, покрытую красным разрезным бархатом, и выразил желание сохранить ее для будущей гостиной в московском доме, что и было в будущем исполнено.
Конец дня провели с детьми на лужайке пред большим домом, катая их по мягкой траве, бегая с одним и ползая с другой. Все остались довольны проведенным первым днем в Поречье, а итальянка, кормилица сына, которая по условию должна была в скором времени предпринять обратный путь к себе в Калабрию, объявила вдруг, что ей нравится «раlazzo» и что она готова остаться с нами навсегда. Играя и бегая с детьми, мы дошли до домика, стоящего в парке в некотором расстоянии от большого дома и прозванного «домом Жуковского» в память нашего славного поэта, который часто, посещая свекра, живал в нем и которому впоследствии мой свекр поставил неподалеку от домика памятник, увенчанный лирой. Осмотрев дом, мы решили просить моих родителей приехать на лето пожить с нами и занять этот домик. Родители поблагодарили, но отвечали, что приедут в этом году только на короткое время, чтобы не мешать нам в наших хозяйственных занятиях. Приехали с сестрами, прожили месяц, интересовались всем, радовались нашему счастью и с тех пор стали проводить у нас с братьями и сестрами все летние месяцы.
***
Разумеется, граф и графиня не только прогуливались по аллеям и любовались цветами. Усадьба требовала ежедневного труда, грамотного ведения хозяйства, постоянных хлопот. Кроме того, графиня занималась просвещением и стремилась помочь крестьянам. Так, неподалеку от Поречья благодаря графине возник своего рода детский сад для крестьянских детей. Прасковья Сергеевна вспоминала: "В 6 верстах от Поречья в большой деревне Старая Тяга мы устроили приемный покой для детей с целью облегчить матерям уход на полевые работы и спасти грудных младенцев от голода и дурного с ними обращения более старших шалунов, этих последних занять легкими работами и занятиями, которые сократили бы им день и помешали бы вредно для себя и других проводить время. При покое была приставлена вдова учительница и несколько подростков девочек. Матери, приводя детей выше года, должны были приносить им и пищу на день; грудные же и годовалые кормились в покое, при котором было две коровы и огородик и необходимая крупа и мука, доставляемая из Поречья. Кроме того, для более слабых привозился необходимый бульон, вареное мясо и пр. Крестьянки очень скоро поняли пользу покоя, относились к его учреждению с благодарностью и во время отдыха прибегали с полей и лугов кормить грудью сосунов. Мы все, даже с детьми, весьма часто приезжали в Старую Тягу посмотреть на порядок, помочь при нездоровье и поиграть со старшею компанией, для которой приезд наших детей был всегда праздником. Лично же я одна посещала покой весьма часто, отправлялась туда в 5 часов утра и тогда привозила все необходимое для прокормления малышей. Ездила всегда одна в кабриолете без кучера; в деревне лошадь свою ставила в сарай сельского старосты и возвращалась тем же порядком".
Много внимания уделялось графской четой школам: "Занимаясь домом, музеем и раскопками, мы, однако же, не забывали и других наших обязанностей: школ и Можайского благотворительного общества. Хотелось нам порецкую школу привести в такое состояние, чтобы она могла служить примером для остальных школ уезда, и потому, заботясь об остальных опекаемых мною школах в Мышкине, Гаретове, Борисове и Вешках, я выбирала для нашей порецкой лучших учительниц и приобретала большое количество учебных пособий, карт, картин, которые мы с удовольствием отпускали во временное пользование остальным школам. Вместо трех лет обучения, мы, с согласия инспектора школ, ввели у себя четыре года, причем вместо обыкновенно приглашаемой одной учительницы, мы пригласили их две, поручив каждой по два класса. Очень долго у нас не ладился «звуковой метод», так что мне пришлось первые два года заниматься в младших классах, чем занялась я видимо настолько усердно, что надорвала голосовые связки и должна была прервать свои последовательные занятия, чтобы не остаться навсегда без голоса. Мало-помалу при школе образовался интернат для сирот-мальчиков, что вызвало необходимость устройства при школе огорода и мастерских, столярной и сапожной, с целью развить в воспитанниках охоту к труду и занять их вне классов летом - огородом, а зимою - шитьем и починкой обуви и приготовлением необходимой мебели как для школ, так и для хозяйственного обихода. Много труда пришлось употребить на приискание добросовестных мастеров, умевших не только работать, но - главное - уметь показать ребенку и заинтересовать его своим делом. Трудно было приучить самих учительниц к мастерским, заставить их понять необходимость их для уничтожения праздности в детях и не считать обидой, когда некоторые стали предпочитать ручную работу самой грамоте. Много курьезов пережилось при устройстве интерната, при наделении каждого ученика отдельной кроватью и отдельным бельем, когда пришлось заставить их раздеваться на ночь, сменять рубахи, снимать обувь, а утром умываться и мыть руки мылом. Сколько хороших и веселых вечеров пришлось также пережить, когда я под вечер забиралась в школу и занималась с детьми или чтением, или рассказами, или излюбленной детьми арифметикой: задавались легкие задачи, составляемые ими же, и сколько смеху вызывали неудачные решения или неудачно составленные задачи и какими аплодисментами встречали зато более запутанные задачи и их счастливое разрешение".
Вскоре в Поречье появилась и школа для девочек, а также мастерские для крестьянок, позволявшие девушкам зарабатывать не уезжая из родных сел и не отрываясь от своей семьи. Уже после революции, живя в Королевстве СХС, Прасковья Сергеевна с грустью отмечала: "Перечитывая строки, посвященные семье бабушки Щербатовой, моему отцу и двоюродному брату Савичу, не могу мысленно не провести параллели между этими скромными деятелями на ниве страны родной и теми велеречивыми проповедниками, которых расплодилось так много за последние годы на несчастной Руси. Первые, живя среди крестьянства, умели привлечь его к себе и, разделяя с ним и радости и горе, вносили в его среду и грамотность, и более усовершенствованные орудия, и некоторую потребность к улучшению их быта и обстановки. Устраивались разные мастерские, которые были также полезны помещикам, как и крестьянам; пряли и ткали все необходимое как для мужчин, так и для женщин, как для зимы, так и для лета, и это позволяло всем оставаться дома и не тратить здоровья на фабриках. Все были сыты, здоровы и довольны и жили потому мирно и согласно между собой. Вторые же - во имя равноправия, свободы и любви - залили Россию кровью, разорили всех и погубили Россию".
***
Последний раз в Поречье графиня и ее дети были осенью 1917 года. Граф к тому времени уже умер, а его семья, посовещавшись, приняла решение оставить свою усадьбу, как и московский дом, и перебраться на Кавказ. "Покидая Поречье, вероятно навеки, я провела последний вечер пред камином кабинета мужа, сжигая все семейные письма, которые носила со дня моей помолвки с мужем; его письма и записки, письма и наставления моей матери во время первой моей с ней разлуки после свадьбы, позднейшие ее письма, письма детей и добрых знакомых и родных. Жгла и плакала, но, судя по тому, что произошло на Руси, думаю, что поступила разумно", - вспоминала Прасковья Сергеевна.
Уваровы уехали из Москвы в разгар большевицкого переворота. Сначала в Ессентуки, а затем - в Сербию. Собранные многими поколениями коллекции живописи, скульптуры, бронзы и книг вывезли в Исторический музей и Музей изящных искусств. Многочисленные парковые сооружения навсегда утрачены, усадебный пруд спустили в 1940-е и восстановили в 2000-е гг. Нынешнее Поречье - лишь бледная тень той усадьбы и парка, что был при Уваровых. Сейчас в усадьбе размещается санаторий СВР России, территория закрыта для посещения.
Фотографии семьи Уваровых из Поречья взяты отсюда: https://humus.livejournal.com/7400797.html