Рональд Хейнс Бушмены пустыни Калахари (фрагмент книги об Африке)
Пустыня Калахари занимает 120 тысяч квадратных миль внутренней бездорожной части плоскогорья Юго-Западной Африки, одного из самых бесплодных районов земного шара. Это опаленная солнцем равнина, среди которой разбросаны заросли кустарников и рощи акаций. Поднявшись рано утром, мы пролетели над Оранжевой рекой и над Апингтоном. впереди лежала пустыня. Над землей поднималась красноватая дымка. сквозь воздух, насыщенный пылью, светило темно-оранжевое солнце. Всюду над нами расстилалась песчаная пустыня и кустарниковые заросли - невеселая земля.
Мы осмотрели территорию в несколько сотен квадратных миль и через два часа полета заметили внизу в отдалении группу крошечных пятнышек, пересекавших длинную цепь песчаных дюн. Малерби направил туда самолет, и, снизившись примерно до ста футов, мы пролетели над небольшим стадом верблюдов.
- Что это такое? - спросил Малерби, указывая куда-то влево. Я нагнулся и увидел лагерь бушменов, где группа маленьких людей, закинув головы, смотрела на наш самолет. Мы в это время пересекли высохшее русло реки Носоп, в 150 милях от Апингтона, и нам нетрудно было наметить ориентиры для возвращения сюда. Недалеко от стоянки бушменов мы заметили обнажившийся подпочвенный пласт соли, на который легко можно было посадить самолет, и поспешили назад в Апингтон.
К счастью, в пустыню нас сопровождал Фрикки Макдональд - "Мак из Калахари", один из тех очень немногих европейцев, которые действительно знают Калахари. Он исходил в одиночку сотни миль по движущимся пескам и кустарниковым зарослям, среди отбеленных солнцем скелетов. Он жил с бушменами и завоевал их доверие.
Он предупредил нас об опасностях. Бушмены бросаются в атаку мгновенно и в полном молчании, наконечники их стрел смазаны змеиным ядом. Стрелы без промаха поражают животное или человека с тридцати ярдов, змеиный яд парализует жертву. К ней бушмен подходит с палицей, усеянной острыми шипами. Он не торопится нанести завершающий удар. Сначала он вытащит и очистит драгоценную стрелу и осмотрит жертву, которую, возможно, уже обнюхала его полудикая, похожая на шакала охотничья собака, давшая ему знать, что враг мертв.
Из Апингтона в Калахари мы выехали рано утром на автомобиле, предназначенном специально для езды в пустыне. Мак был проводником. Хотя я уже путешествовал в Сахаре на верблюде, поездка в Калахари на машине оказалась ещё тяжелее. Острые, как иголки, колючки кустарников могут проколоть самую толстую шину, а большая часть пути пролегает по труднопроходимым пескам, в которых ежеминутно может завязнуть машина. Днем здесь жарко как в печке, а ночью зачастую бывают заморозки. Калахари не знает милосердия к тем, кто отважился углубиться в неё. Многие, ушедшие в Калахари, не вернулись обратно.
/.../
Мы проехали мимо маленькой группы антилоп-хартбист, которых в Калахари осталось очень немного. В сторону от автомобиля рысью пробежало стадо мускулистых страусов. Сухое русло реки осталось позади, за песчаными дюнами мы увидели лагерь маленьких бушменов. Мы остановили автомобиль примерно в полумиле от них и медленно пошли к африканцам.
Бушмены стояли и смотрели на нас. Несколько секунд продолжалось глубокое, напряженное молчание. Внезапно Мак и один из бушменов узнали друг друга. Быть может, это была самая большая, поистине сказочная удача за всё время нашего путешествия. Судьба вновь свела этих двух людей. Они встретились за много лет до того, когда беспомощный белый человек с почерневшим и распухшим от жажды языком, брЕдя, видел сквозь марево, как к нему слетаются грифы, предвкушающие близкое пиршество. Последний раз этот человек пил желудочный сок из туши гемсбок, и бушмены, нашедшие Мака, шесть дней ухаживали за ним, пока их гонцы ходили за помощью.
Нас, людей, впервые вошедших в ослепительно сверкающие ворота Калахари, эта история отнюдь не ободрила. Но маленькие коричневые люди осторожно приближались к нам, кожа на их высоких скулах натянулась, уголки широких ртов подергивались от страха и любопытства. Старшее поколение бушменов помнит то время, когда вооруженные мародеры-европейцы расстреливали их в Калахари, как обезьян. Но скромные подарки - моток проволоки, несколько монет и немного сладостей, - а также присутствие Мака сделали своё дело: маленькие люди позволили запечатлеть их на пленку.
Бушмены показали нам свои запасы дынь тсамма, которые они зарывают в песок. Дыни не только основа питания бушменов в этот период года, но и источник влаги и даже заменитель мыла. Бушмены вместо ванны делают друг другу освежающий массаж, пользуясь дынными семечками.
Но, как и повсюду в Африке, эти люди тщательно хранят свои секреты. Бушмены ни за что не будут рассказывать о своих богах, о злых духах и о духах, охраняющих их. Ни за что не покажут они и способ приготовления яда для своих стрел.
- Да, этот яд - змеиный, - сказали они Маку, - но в нем есть и ещё кое-что.
Мы наблюдали, как две бушменки раскрашивали друг другу лица. Вначале каждая натерлась черной краской, затем кончиками пальцев одна провела по лицу другой. Получился странный узор, напоминающий рисунок шкуры гемсбок, зебры или леопарда.
Все имущество бушменов - миниатюрные луки, вездесущий горшок для варки пищи и несколько шкур. Ходят они почти обнаженными, а живут в неглубоких ямах, которые прикрывают лишь сухой травой. Чтобы не мерзнуть по ночам в своих жалких убежищах, бушмены сбиваются в кучу, напоминающую пчелиный рой, и помещают в середину женщин и детей.
Мы провели с бушменами несколько дней, охотились вместе с ними, наблюдали, как они изготавливают свои маленькие луки и стрелы и шьют скудную одежду костяными иголками и нитками из кишок животных.
Эти дни нас постоянно томило непонятное предчувствие. Всё кончилось самой веселой шуткой из преподнесенных нам Африкой. Бушменам отчаянно хотелось что-то сказать нам, но им казалось, что говорить об этом нельзя. Несколько раз один из них, которого уполномочили остальные, выступал вперед, но каждый раз останавливался в нерешительности, переступая на месте маленькими коричневыми ногами. Наконец, выяснилось, что бушмены хотят полетать на птице белого человека.
Эта птица, говорили они, больше грифа, и им нужно осмотреть её живот. Никогда не приходилось нам наблюдать более забавной картины. Крошечные люди, совершенно обнаженные, если не считать кожаного пояса, забрались в самолет, каждую секунду ожидая, что вот-вот произойдет что-то необычайное.
Но больше всего нам запомнилось всеобщее облегчение, когда вернулись более смелые, решившиеся подняться в воздух на самолете. Все были уверены, что духи белых унесли храбрецов в далекое гнездо огромного металлического стервятника.
В наш последний вечер у бушменов был праздник по случаю удачной охоты - убили прекрасную жирную гемсбок, тушу которой поджарили на костре из веток красного дерева. После еды начались танцы. У них не было музыкальных инструментов, и танцевали только мужчины, а женщины сидели в стороне и заменяли оркестр - пели фальцетом песню без слов.
Танцоры показали замечательное чувство ритма, несмотря на монотонность самого танца. На лодыжках у каждого мужчины были привязаны трещотки, сделанные из ушей южноафриканских газелей с кусочками скорлупы страусовых яиц внутри. Мужчины образовали хоровод вокруг костра, они двигались, забавно виляя телом и хлопая в ладоши в такт трещоткам. Утром мы попрощались с бушменами, а они сказали "до свидания" на своём гортанном языке с характерными щелкающими звуками.
Хейнс Р. Африка - земля контрастов. Пер. с англ. М.:Географгиз,1959. с.149-150, 153-156.
Мы осмотрели территорию в несколько сотен квадратных миль и через два часа полета заметили внизу в отдалении группу крошечных пятнышек, пересекавших длинную цепь песчаных дюн. Малерби направил туда самолет, и, снизившись примерно до ста футов, мы пролетели над небольшим стадом верблюдов.
- Что это такое? - спросил Малерби, указывая куда-то влево. Я нагнулся и увидел лагерь бушменов, где группа маленьких людей, закинув головы, смотрела на наш самолет. Мы в это время пересекли высохшее русло реки Носоп, в 150 милях от Апингтона, и нам нетрудно было наметить ориентиры для возвращения сюда. Недалеко от стоянки бушменов мы заметили обнажившийся подпочвенный пласт соли, на который легко можно было посадить самолет, и поспешили назад в Апингтон.
К счастью, в пустыню нас сопровождал Фрикки Макдональд - "Мак из Калахари", один из тех очень немногих европейцев, которые действительно знают Калахари. Он исходил в одиночку сотни миль по движущимся пескам и кустарниковым зарослям, среди отбеленных солнцем скелетов. Он жил с бушменами и завоевал их доверие.
Он предупредил нас об опасностях. Бушмены бросаются в атаку мгновенно и в полном молчании, наконечники их стрел смазаны змеиным ядом. Стрелы без промаха поражают животное или человека с тридцати ярдов, змеиный яд парализует жертву. К ней бушмен подходит с палицей, усеянной острыми шипами. Он не торопится нанести завершающий удар. Сначала он вытащит и очистит драгоценную стрелу и осмотрит жертву, которую, возможно, уже обнюхала его полудикая, похожая на шакала охотничья собака, давшая ему знать, что враг мертв.
Из Апингтона в Калахари мы выехали рано утром на автомобиле, предназначенном специально для езды в пустыне. Мак был проводником. Хотя я уже путешествовал в Сахаре на верблюде, поездка в Калахари на машине оказалась ещё тяжелее. Острые, как иголки, колючки кустарников могут проколоть самую толстую шину, а большая часть пути пролегает по труднопроходимым пескам, в которых ежеминутно может завязнуть машина. Днем здесь жарко как в печке, а ночью зачастую бывают заморозки. Калахари не знает милосердия к тем, кто отважился углубиться в неё. Многие, ушедшие в Калахари, не вернулись обратно.
/.../
Мы проехали мимо маленькой группы антилоп-хартбист, которых в Калахари осталось очень немного. В сторону от автомобиля рысью пробежало стадо мускулистых страусов. Сухое русло реки осталось позади, за песчаными дюнами мы увидели лагерь маленьких бушменов. Мы остановили автомобиль примерно в полумиле от них и медленно пошли к африканцам.
Бушмены стояли и смотрели на нас. Несколько секунд продолжалось глубокое, напряженное молчание. Внезапно Мак и один из бушменов узнали друг друга. Быть может, это была самая большая, поистине сказочная удача за всё время нашего путешествия. Судьба вновь свела этих двух людей. Они встретились за много лет до того, когда беспомощный белый человек с почерневшим и распухшим от жажды языком, брЕдя, видел сквозь марево, как к нему слетаются грифы, предвкушающие близкое пиршество. Последний раз этот человек пил желудочный сок из туши гемсбок, и бушмены, нашедшие Мака, шесть дней ухаживали за ним, пока их гонцы ходили за помощью.
Нас, людей, впервые вошедших в ослепительно сверкающие ворота Калахари, эта история отнюдь не ободрила. Но маленькие коричневые люди осторожно приближались к нам, кожа на их высоких скулах натянулась, уголки широких ртов подергивались от страха и любопытства. Старшее поколение бушменов помнит то время, когда вооруженные мародеры-европейцы расстреливали их в Калахари, как обезьян. Но скромные подарки - моток проволоки, несколько монет и немного сладостей, - а также присутствие Мака сделали своё дело: маленькие люди позволили запечатлеть их на пленку.
Бушмены показали нам свои запасы дынь тсамма, которые они зарывают в песок. Дыни не только основа питания бушменов в этот период года, но и источник влаги и даже заменитель мыла. Бушмены вместо ванны делают друг другу освежающий массаж, пользуясь дынными семечками.
Но, как и повсюду в Африке, эти люди тщательно хранят свои секреты. Бушмены ни за что не будут рассказывать о своих богах, о злых духах и о духах, охраняющих их. Ни за что не покажут они и способ приготовления яда для своих стрел.
- Да, этот яд - змеиный, - сказали они Маку, - но в нем есть и ещё кое-что.
Мы наблюдали, как две бушменки раскрашивали друг другу лица. Вначале каждая натерлась черной краской, затем кончиками пальцев одна провела по лицу другой. Получился странный узор, напоминающий рисунок шкуры гемсбок, зебры или леопарда.
Все имущество бушменов - миниатюрные луки, вездесущий горшок для варки пищи и несколько шкур. Ходят они почти обнаженными, а живут в неглубоких ямах, которые прикрывают лишь сухой травой. Чтобы не мерзнуть по ночам в своих жалких убежищах, бушмены сбиваются в кучу, напоминающую пчелиный рой, и помещают в середину женщин и детей.
Мы провели с бушменами несколько дней, охотились вместе с ними, наблюдали, как они изготавливают свои маленькие луки и стрелы и шьют скудную одежду костяными иголками и нитками из кишок животных.
Эти дни нас постоянно томило непонятное предчувствие. Всё кончилось самой веселой шуткой из преподнесенных нам Африкой. Бушменам отчаянно хотелось что-то сказать нам, но им казалось, что говорить об этом нельзя. Несколько раз один из них, которого уполномочили остальные, выступал вперед, но каждый раз останавливался в нерешительности, переступая на месте маленькими коричневыми ногами. Наконец, выяснилось, что бушмены хотят полетать на птице белого человека.
Эта птица, говорили они, больше грифа, и им нужно осмотреть её живот. Никогда не приходилось нам наблюдать более забавной картины. Крошечные люди, совершенно обнаженные, если не считать кожаного пояса, забрались в самолет, каждую секунду ожидая, что вот-вот произойдет что-то необычайное.
Но больше всего нам запомнилось всеобщее облегчение, когда вернулись более смелые, решившиеся подняться в воздух на самолете. Все были уверены, что духи белых унесли храбрецов в далекое гнездо огромного металлического стервятника.
В наш последний вечер у бушменов был праздник по случаю удачной охоты - убили прекрасную жирную гемсбок, тушу которой поджарили на костре из веток красного дерева. После еды начались танцы. У них не было музыкальных инструментов, и танцевали только мужчины, а женщины сидели в стороне и заменяли оркестр - пели фальцетом песню без слов.
Танцоры показали замечательное чувство ритма, несмотря на монотонность самого танца. На лодыжках у каждого мужчины были привязаны трещотки, сделанные из ушей южноафриканских газелей с кусочками скорлупы страусовых яиц внутри. Мужчины образовали хоровод вокруг костра, они двигались, забавно виляя телом и хлопая в ладоши в такт трещоткам. Утром мы попрощались с бушменами, а они сказали "до свидания" на своём гортанном языке с характерными щелкающими звуками.
Хейнс Р. Африка - земля контрастов. Пер. с англ. М.:Географгиз,1959. с.149-150, 153-156.