Кратет и Ян Чжу о наполнении человеческой жизни (два фрагмента)
Сходство двух философских течений, даосизма и кинизма пока ещё никем не исследовано. Впрочем, и сами они по отдельности изучены недостаточно. И виной тут не скудость материалов, а сознательное игнорирование наиболее глубоких учений прошлого. Совпадения даосизма и кинизма тем удивительнее, что хронология этих философских школ почти полностью совпавает: возникли в 4-3 веках до н.э. и сразу пережили свой расцвет. В последующие века к замечательным словам основоположников мало что было добавлено. У даосов это Лао-цзы, Ян Чжу и Чжуан-цзы, у киников - Антисфен, Диоген, Кратет. Интересно, что новый всплеск интереса к даосизму и кинизму тоже синхронен - 1-3 века нашей эры (Ван Чун и Дион Хризостом). Но самое интересное - это идейная перекличка. Начну с того, что ознакомлю вас с двумя цитатами. Сравните сами.
Кратет:
Если бы о счастливой жизни нужно было судить по обилию удовольствий в ней, то никто не смог бы считаться счастливым. Если бы кто-нибудь захотел обдумать все периоды целой человеческой жизни, то нашёл бы в ней значительно больше горестей, чем радостей. Во-первых, та половина жизни, когда мы спим, безразлична. Затем, первые шаги воспитания полны трудностей. Ребенок голоден - кормилица укладывает его спать; хочет пить - она его купает. Хочет спать - гремит погремушкой. Когда сходит с рук кормилицы, попадает в руки педагога, педотриба, учителя грамматики, музыки, рисования. Подрастёт, прибавляются новые заботы - арифметика, геометрия, верховая езда (а все учителя секут, поднимают чуть свет, а отдыха никакого).
Достигает ребенок юношеского возраста, эфебии, - снова страх перед слугой-косметом, перед преподавателем военного дела, начальником гимнасия. И все его секут, держат под наблюдением, хватают за горло. Когда он уже выходит из возраста эфеба, ему двадцать лет, но и тут он боится и следит то за командиром отряда, то за военачальником. Где нужно караулить, они караулят, где нужно нести охрану, они охраняют, сесть на корабли - они садятся. Становится мужчиной в полном расцвете сил - воюет, участвует в посольствах, занимается политикой, набирает на свой счёт хор, устраивает состязания и благославляет время, когда был ребенком. Но проходит и пора зрелости, наступает старость. Снова с ним обходятся как с ребенком, и он жаждет юности: "О, милая мне юность! Ах, старость тяжелее Этны!". И не понимаю, каким образом хотя бы один человек мог прожить счастливую жизнь, если бы о ней судили только по обилию радости и удовольствий.
Ян Чжу:
Сто лет жизни - большой срок. Но прожить сто лет не удаётся даже одному из тысячи. Предположим, что окажется такой. /Но/ младенчество на руках матери и старческая дряхлость отнимут чуть ли не половину /времени/; забвение ночью во сне и потерянные даже в бодрствовании дни отнимут ещё чуть ли не половину /оставшегося времени/; страдания и болезни, горе и мучения, утраты и потери, печаль и страх ритнимут ещё чуть ли не половину. За оставшиеся десять с небольшим лет найдётся ли хоть мгновение, когда бы /человек/ был весел, доволен, беззаботен? Зачем же тогда живёт человек? Для наслаждений? Для красоты и яств? Для музыки и любви? Но красотой и пиршествами опять-таки нельзя наслаждаться постоянно - пресыщаешься. Музыки и любви нельзя жаждать постоянно. А тут опять запрещают наказаниями и убеждают наградами; /зовут/ вперёд во имя славы и /толкают/ назад с помощью закона. Спешим состязаться за миг пустой славы с избытком после смерти. Сгибаясь, внимательно слушаем и смотрим, сожалея об истинности или ложности собственных желаний. Напрасно упускаем /возможность/ высших наслаждений в эти годы. /Если/ не способны даже на миг беспечности, то чем же отличаемся от узника в тяжких оковах?
Люди далёкой древности знали, что жизнь постепенно приходит, знали, что смерть постепенно уносит. Поэтому действовали, следуя /велению своего/ сердца, и не шли против естественных желаний. Не избегали наслаждений при жизни, поэтому их и не манила слава. Развлекались, следуя своей природе, не шли против тьмы желаний, не гнались за посмертной славой, поэтому их и не настигали и наказания. Не рассчитывали, сколько проживут лет и будет ли слава сначала или потом.
Антология кинизма. / Пер., вступ. ст., комм. И.М.Нахова. М.:Наука,1996. с.152. ср. с.167-168.
Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая. / Пер. с кит., вступ.ст., комм. Л.Д. Познеевой. М.:Наука,1967. с.107.
Кратет:
Если бы о счастливой жизни нужно было судить по обилию удовольствий в ней, то никто не смог бы считаться счастливым. Если бы кто-нибудь захотел обдумать все периоды целой человеческой жизни, то нашёл бы в ней значительно больше горестей, чем радостей. Во-первых, та половина жизни, когда мы спим, безразлична. Затем, первые шаги воспитания полны трудностей. Ребенок голоден - кормилица укладывает его спать; хочет пить - она его купает. Хочет спать - гремит погремушкой. Когда сходит с рук кормилицы, попадает в руки педагога, педотриба, учителя грамматики, музыки, рисования. Подрастёт, прибавляются новые заботы - арифметика, геометрия, верховая езда (а все учителя секут, поднимают чуть свет, а отдыха никакого).
Достигает ребенок юношеского возраста, эфебии, - снова страх перед слугой-косметом, перед преподавателем военного дела, начальником гимнасия. И все его секут, держат под наблюдением, хватают за горло. Когда он уже выходит из возраста эфеба, ему двадцать лет, но и тут он боится и следит то за командиром отряда, то за военачальником. Где нужно караулить, они караулят, где нужно нести охрану, они охраняют, сесть на корабли - они садятся. Становится мужчиной в полном расцвете сил - воюет, участвует в посольствах, занимается политикой, набирает на свой счёт хор, устраивает состязания и благославляет время, когда был ребенком. Но проходит и пора зрелости, наступает старость. Снова с ним обходятся как с ребенком, и он жаждет юности: "О, милая мне юность! Ах, старость тяжелее Этны!". И не понимаю, каким образом хотя бы один человек мог прожить счастливую жизнь, если бы о ней судили только по обилию радости и удовольствий.
Ян Чжу:
Сто лет жизни - большой срок. Но прожить сто лет не удаётся даже одному из тысячи. Предположим, что окажется такой. /Но/ младенчество на руках матери и старческая дряхлость отнимут чуть ли не половину /времени/; забвение ночью во сне и потерянные даже в бодрствовании дни отнимут ещё чуть ли не половину /оставшегося времени/; страдания и болезни, горе и мучения, утраты и потери, печаль и страх ритнимут ещё чуть ли не половину. За оставшиеся десять с небольшим лет найдётся ли хоть мгновение, когда бы /человек/ был весел, доволен, беззаботен? Зачем же тогда живёт человек? Для наслаждений? Для красоты и яств? Для музыки и любви? Но красотой и пиршествами опять-таки нельзя наслаждаться постоянно - пресыщаешься. Музыки и любви нельзя жаждать постоянно. А тут опять запрещают наказаниями и убеждают наградами; /зовут/ вперёд во имя славы и /толкают/ назад с помощью закона. Спешим состязаться за миг пустой славы с избытком после смерти. Сгибаясь, внимательно слушаем и смотрим, сожалея об истинности или ложности собственных желаний. Напрасно упускаем /возможность/ высших наслаждений в эти годы. /Если/ не способны даже на миг беспечности, то чем же отличаемся от узника в тяжких оковах?
Люди далёкой древности знали, что жизнь постепенно приходит, знали, что смерть постепенно уносит. Поэтому действовали, следуя /велению своего/ сердца, и не шли против естественных желаний. Не избегали наслаждений при жизни, поэтому их и не манила слава. Развлекались, следуя своей природе, не шли против тьмы желаний, не гнались за посмертной славой, поэтому их и не настигали и наказания. Не рассчитывали, сколько проживут лет и будет ли слава сначала или потом.
Антология кинизма. / Пер., вступ. ст., комм. И.М.Нахова. М.:Наука,1996. с.152. ср. с.167-168.
Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая. / Пер. с кит., вступ.ст., комм. Л.Д. Познеевой. М.:Наука,1967. с.107.