Цикл статей ко дню Победы 9 мая (2 часть)

[dregerxii]

Религиозная политика нацисткой Германии



В первые месяцы войны вермахт занял огромные территории - половину европейской части СССР: Прибалтику, Белоруссию, Украину, западне области СССР. Было создано два рейхскомиссариата: “Украина” и ”Остланд”, во главе с Г. Лозе. Рейхскомиссариаты состояли из генеральных округов, областей, районов, уездов и волостей. “Генеральный округ Беларусь” входил в рейхскомиссариат ”Остланд”. Главой          генерального округа являлся В. Кубэ, которому принадлежала вся власть на оккупированной территории [7, с. 87-88].
 Управление территориями, оккупированной немецкими войсками, осуществлялось рейхсминистерством Восточных земель во главе с Альфредом Розенбергом. Розенберг был убеждённым врагом христианства. Больше всего он ненавидел католическую церковь, боясь её силы, способной противостоять политике нацизма. Православие он считал красочным этнографическим ритуализмом, проповедующим кротость и смирение, выгодное для оккупационных властей. Его политика, в отношении православия, заключалось в восстановлении индивидуальных приходов и епархий, а также препятствование в создании единых национальных церковных структур [8, с. 286].
Чтобы в полной мере понять религиозную политику оккупационных властей, следует опираться на высказывание А. Гитлера: “Мы должны избегать, чтобы одна Церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту. Если некоторые деревни в результате захотят практиковать чёрную магию, как это делают негры или индейцы, мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им. Коротко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола” [12, с. 510].
Основными принципами религиозной политики Розенберга были: “1) Религиозным группам категорически воспрещалось заниматься политикой; 2) религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. При этом национальный признак должен был особенно строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально религиозные объединения не должны были выходить за границы… одной епархии: 3) религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей”. Также, в письме от 13 мая 1942 года, А. Розенберг писал рейхскомиссару “Остланд” Х. Лозе, что Русская Церковь не должна распространять своё влияние на православных белорусов, а её деятельность - простираться за границу расселения великороссов [12, с.511-512].
  На оккупированной территории была сохранена большая часть советского законодательства: правительство придерживалось коммунистического декрета “Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви”. Преподавание Закона божьего в школах и ремесленных училищах было запрещено. Воспитание велось в партийном духе национал-социализма. Великие праздники православия не стали официальным выходным [3, с. 274].
  Грубое издевательство над чувствами верующих и над самими верующими были повседневной реальностью на оккупированной территории. Был случай, когда во время уборки урожая начальство областного сельскохозяйственного управления запретило совершать богослужения в воскресные дни. Когда же пришедшие помолиться люди стали просить священника отслужить обедню, начальник управления велел разогнать верующих из церкви плётками [3, с. 274].
С приходом немецкой администрации на территорию Белоруссии церковная жизнь начала стихийно восстанавливаться. Верующие люди сразу же принялись за восстановление разрушенных приходов. Несмотря на острую нехватку кадров, в некоторых районах Белоруссии было восстановлено более 50% дореволюционных церквей. Но политика исполнителей оккупационных властей имели чёткую направленность: разделение приходов и епархий с целью исключить создания единых церковных структур, а также окончательное отделении Белорусской православной Церкви от Московской Патриархии.
  С началом войны на территории Белоруссии сложилась уникальная ситуация для Православной Церкви - приход немецких властей ознаменовался восстановлением церковной жизни, практически ликвидированной советской властью. При рассмотрении процесса церковного строительства на территории оккупированной Белоруссии следует учесть, что оккупационные власти не желали возрождения единой Патриаршей Русской Церкви. Вся церковная жизнь строго контролировалась оккупационной администрацией.

  В свою очередь Кубэ начал белорусизацию Церковной жизни. Он стремился к созданию Белорусской Автокефальной Православной национальной Церкви, независимой от российского влияния. Весною 1942 г. он узаконил деятельность белорусского экзархата Греко-католической Церкви, который существовал подпольно с того момента, как его создал митрополит Шептицкий (октябрь 1939 года). Поддержал Кубэ и постепенную белорусизацию Римо-католической Церкви. Этим, почти что, и ограничились мероприятия Кубэ, направленные в первой половине 1942 г. на поиск приверженцев среди населения. Большое недовольство Розенберга вызывали попытки по созданию в Минске центрального органа белорусского самоуправления. Все административно-хозяйственные поручения должны были исполнять немецкие чиновники. Белорусские деятели болезненно восприняли запрет на создание собственного центра самоуправления. Они сочли это за игнорирование создания белорусской государственности. Кубэ пытался сгладить это впечатление посредством собственных инициатив: он имел полномочия на то, чтобы поручать присланные сверху директивы местному самоуправлению [13, с. 116].
  Чтобы полностью понять политику нацистской Германии в отношении оккупированных земель, следует рассмотреть идеологию государства в целом. Нацистское государство не смогло добиться единой политики по отношению к оккупированным землям - политику здесь формировали военные, заинтересованные, прежде всего, в нейтралитете населения. Солдатам приказывали не оставаться на постой без разрешения, платить за изъятые продукты. Военные не возражали против открытия храмов и занятий в русских школах, поручали жителям восстанавливать местные управление под своим надзором, разрешали частную торговлю, а нередко и роспуск колхозов. Советские граждане, шедшие в местное управление под немцами, не считали, что служат врагу, а считали, что помогают своему народу, которому и под оккупацией надо жить. Были и такие, кто сознательно шёл служить в гестапо, чтобы отомстить коммунистам [14, с. 91].
  Расовая доктрина национал-социализма не оставляла места на земле народам, лишенным родины: евреям и цыганам. Все они подлежали полному уничтожению. Дальше, по расовой шкале, шли поляки. На протяжении пяти веков враги Германии, численность которых надлежало максимально уменьшить, а государственность ликвидировать. Поскольку проживавшие в Белоруссии поляки, как правило, имели более высокий образовательный уровень, чем белорусы, их иногда назначали старостами, бургомистрами и членами управ. Но оккупанты рассматривали это как временное явление. В январе 1943 года начальник СС и полиции в Белоруссии Гофман заявил: «В каждом поляке надо видеть противника, который пытается маскироваться. Поэтому там, где в некоторых деревнях еще служат польские бургомистры, они по возможности быстрее должны быть устранены». Русских и белорусов немцы, так же как и поляков, считали «недочеловеками», но они пользовались преимуществом перед поляками при назначении в органы управления на оккупированных территориях. При этом жители Западной, польской, Белоруссии казались более благонадежными, чем «восточники», зараженные, как полагали оккупанты, советским, коммунистическим духом. Более высокую ступень расовой пирамиды занимали литовцы и украинцы (в последнем случае жителям западных областей также отдавалось предпочтение перед жителями восточных). Однако из-за длительного существования на одной территории и «расового смешения» с поляками ни литовцы, ни украинцы не считались «арийскими народами». Этой чести из населения СССР удостоились только эстонцы, латыши, казаки, татары Крыма и Поволжья, калмыки, осетины, ингуши, чеченцы и ряд других народов Северного Кавказа и Закавказья. В перспективе они подлежали германизации и должны были составить единую общность с германским народом. Пока же их представители пользовались преимуществом при назначении на административные должности на всех оккупированных советских территориях и могли беспрепятственно создавать боевые формирования в составе вермахта и СС. Наконец, на самой вершине пирамиды находились фольксдойче (народные немцы) - лица немецкой национальности, проживавшие на советской территории, а также в Польше. Они нередко занимали высокие административные посты, служили переводчиками в немецких оккупационных органах, вливались в ряды вермахта и СС. Однако из-за длительного проживания этих людей и их предков за пределами рейха фольксдойче считались не вполне политически благонадежными и чистыми в расовом отношении [15, с. 5-7].

  Идеология, описанная выше, сформировалась ещё до создания государства. Проблемам расовой чистоты и необходимости бороться за нее была посвящена одиннадцатая глава первой части “Mein Kampf” Адольфа Гитлера. Она называлась “Народ и раса”. “Вершина человеческой культуры” - арийцы противопоставлялись “стае голодных крыс” - евреям. Все остальные народы занимали в этой пирамиде различное место. В зависимости от него кого-то предполагалось ассимилировать, а кто-то подлежал частичному или полному уничтожению. Одной из форм деятельности оккупационной политики было разделение населения по национальному признаку. Но она не была постоянной. По мере изменения военной и политической ситуации ту или иную нацию могли признать «расово чистой» и наоборот. Официально нацистское руководство в качестве «союзного населения» в 1941 году рассматривало граждан бывших Прибалтийских государств: эстонцев, латышей и литовцев. Немецкие спецслужбы уже с 1940 года наладили тесные связи с националистическими организациями Балтии, находившимися после присоединения Эстонии, Латвии и Литвы к СССР в подполье. По плану на 1941 год, следовало удвоить территории Балтийских республик (которые после войны стали бы составной частью Рейха) за счет России и Белоруссии и депортация подавляющей части балтийцев во вновь захваченные области. Предполагалось переселить около 50 % эстонцев, всех латгальцев, свыше 50 % латышей и 85% литовцев. Задачи по очищению территории от «нежелательного национального элемента» офицеры вермахта возложили на карательные отряды, сформированные из жителей Эстонии и Латвии, или, на оккупированных землях, украинцам - в городах имели место факты предоставления преимуществ украинцам перед русскими. В основном это проявлялось во время вербовки в карательные отряды [16, с. 244-247].
  В трудах советских историков церковная деятельность на оккупированных немцами территориях охарактеризована негативно и имеет сильное идеологическое влияние. Духовенство охарактеризовано как предавшее свой народ, покорно несущее службу у захватчиков. Например, архиепископ Бенедикт (Бобковский) охарактеризован как провоцирующий духовенство отвращать народ от помощи партизанам. Он же изъявлял готовность сотрудничать с фашистами по угону «рабочей силы в Восточную Пруссию и Германию» [2, с. 96].

Митрополит Сергий (Воскресенский) Виленский и Литовский, тяжело переживал разрыв с Москвой. Несмотря на то что московский Собор 8 сентября 1943 года прямо осудил всех сотрудничавших с немцами священнослужителей и угрожал им лишением сана и отлучением от Церкви, экзарх Сергий продолжал признавать свое каноническое подчинение Москве. В административно-территориальном плане, большинство приходов в Эстонии и Латвии оставались под омофором Сергия. Главным в деятельности Сергия была организация миссионерской деятельности на западе, юго-западе и юге от Ленинграда, создание Псковской миссии, которая была разрешена оккупационными властями в 1941 г. В августе 1941 г. из Риги в Псков выехала группа из 15 священников. К концу немецкой оккупации число священников на этой территории возросло до 175, а число приходов до 200. Миссия издавала религиозный бюллетень, вела катехитические курсы для взрослых и восстановила преподавание Закона Божия во всех школах. Были организованы также пастырские и богословские курсы, но большинство кандидатов в священство посылалось на обучение в Ригу [8, с. 207].
После избрания Сергия в патриархи его экзарх оказался в очень трудном положении. Немцы хотели, конечно, чтобы избрание Сергия в патриархи было объявлено недействительным, но экзарх Сергий отказался выступить с таким заявлением. Тогда немцы стали использовать Карловацкий синод. Синод в полном составе был привезен в Вену для совместного заседания с митрополитом Берлинским Серафимом. На этом заседании, продолжавшемся с 8 по 13 октября 1943 г., была принята резолюция, осуждавшая новоизбранного патриарха Сергия за его сотрудничество с большевиками (в качестве примера приводились его заявления о том, что в Советском Союзе нет гонений на Церковь) и объявлявшая сентябрьский Собор 1943 г. и избрание патриарха пропагандистским маневром, с церковной точки зрения недействительными [8, с. 208].
Взаимные обвинения в сотрудничестве с одной из противоборствующих сторон обоими Сергиями были вынужденными, диктуемые трудностями их положения. В довоенные годы митрополит Сергий пользовался особым доверием со стороны Местоблюстителя патриаршего престола. После того как архиерейский Собор 1943 года постановил отлучить от Церкви всех клириков, сотрудничающих с оккупантами и коллаборантами, и среди них был назван митрополит Сергий (Воскресенский), он издал статью по всей Прибалтике с названием “Сталин не Савл, он не станет Павлом”, где осуждал надежду на перемену церковной политики Советского государства [3, с. 291-292].
Немецкие власти понимали, что митрополит Сергий, пользуясь доверием, старается наладить связь не только с Москвой, но и с Минском, экзархом Белоруссии митрополитом Пантелеймоном (Рожновским). Подозрения немцев возрастали с каждым месяцем - по воспоминанию очевидцев, митрополит Сергий стал часто опасаться за свою жизнь.
28 апреля 1944 года экзарх Сергий, узнав о смерти своего близкого друга,  вместе с протодиаконом и его женой, выехали из Вильнюса в Ригу на погребение. 29 апреля их нашли убитыми в машине. Оккупационные власти не разрешили провести расследование. Убийц местные жители видели в немецкой форме, а немецкая полицию утверждала о нападении партизан, действующих по заданию Советского правительства [3, с. 294].
На территории занятой немцами Украины с первых дней оккупации развернулась борьба между автономной Украинской Церковью и автокефальной Церковью. Оккупационные власти всячески поддерживали и разжигали религиозный конфликт, а также поощряли деятельность коллаборационистов в лице бендеровцев, которые помогали автокефалистам.  Следует учитывать, что, в отличие от Белоруссии, где германские власти поддерживали национализм, на Украине Комиссариат был обеспокоен активной деятельностью националистов-бендеровцев и мельниковцев.
Чтобы реально оценивать соотношение сил на Украине, можно обратить внимание на открытие монастырей. Например, в автономной церкви было открыто более 20 монастырей, в то время как в автокефальной их было всего лишь два. Автокефальный архиепископ Киевский Никанор (Абрамович) признает, что большинство монахов отказывалось признавать каноничность автокефальной церкви. К 1943 г. число монашествующих в автономной церкви, по-видимому, дошло до двух тысяч, в автокефальной же церкви их было меньше ста [8, с. 215].
Московская Патриархия негативно относилась к автокефальной Церкви. Митрополит Киевский Николай (Ярушевич) в своих посланиях пастве 1942-1943 гг. обличал похитителя церковной власти епископа Поликарпа (Сикорского), предостерегал от общения с ним, призывал хранить верность Матери Церкви [17, с. 177].
В 1943 году бендеровцы, как орудие автокефалистов, терроризировали прорусски настроенных клириков. 8 мая 1943 года националисты убили митрополита Алексея (Громадского), затем был повешен епископ Владимиро-Волынский Мануил (Тарновский), перешедший в 1942 году из автокефальной Церкви в автономную. Известно, что за лето 1943 года только на территории Волыни было убито 27 священников - следовательно, их приходы переходили к автокефальной Церкви. Религиозное возрождение на территории Украины носил патриотический характер. Всего за годы оккупации на Украине было открыто не менее 5400 православных храмов [17, с. 180].

Литература:
2. Корзун М.С. Русская православная церковь 1917 - 1945 годы / М.С. Корзун. Минск: “Беларусь”, 1987г. - 113 с.
3. Цыпин В., прот. История Русской Церкви 1917 - 1997 / прот. В. Цыпин. Москва: издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1997 г. Т.9. - 832 с.
7. Великая Отечественная война советского народа (в контексте Второй мировой войны). Минск: Издательский центр БГУ, 2004 г. - 231 с.
8. Поспеловский Д. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР / Д. Поспеловский. - Москва: “Библейско-богословский институт св. апостола Андрея”, 1996г. - 409 с.
12. Регельсон Л. Трагедия Русской Православной Церкви / Л. Регельсон. Москва: общество любителей церковной истории, Крутицкое подворье, 1996г. - 640 с.
13. Туронок, Ю. Беларусь под немецкой оккупацией / Ю. Туронок. - Минск: Беларусь, 1993 г. - 236 с.
14. История России, XX в. 1939-2007 / А.Б. Зубов; под ред. А.Б. Зубова. - Москва: АСТ, Астрель, 2009. - 848 с.
15. Соколов, Б.В. Оккупация. Правда и мифы / Б.В. Соколов. - Москва: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2002. - 352 с.
16. Ковалев, Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России 1941-1944 / Б.Н. Ковалёв. - Москва: АСТ, Транзиткнига, 2004. - 544 с.
17. Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве / М.В. Шкаровский. - Москва: Крутицкое Патриаршее Подворье, 1999 г. - 400 с.