Увы… Читателей ждёт разочарование. Главная героиня не использует ничего из арсенала кицунэ.
Более того, Ольга Вернер также не использует ничего из своего личного арсенала человеческих способностей (знания по психиатрии, служебные связи, навыки НЛП, возможное умение вести переговоры в экстремальных ситуациях…).
Сорокалетняя голубоглазая блондинка-врач,
психиатр и мать двоих детей возьмёт пистолет ТТ
и уйдёт в ночь - тупо перестрелять обидчиков.
Здесь я начинаю спорить не только с автором, но и с позицией Олди, написавших:
«Да, по-другому, «одним добрым словом, без пистолета», героиня бы не справилась. Не смогла бы защитить ни себя, ни своих детей, ни злодеев покарать».
Для примера я привожу восемь альтернативных способов ответа на угрозу физической расправы со стороны оборотней. Причём все они в формате «магического реализма».
Но самостоятельный отстрел… В чём здесь «магический реализм»!?
С появлением оружия формат меняется на боевик.
Выходом из критического положения оказался пистолет! Такой себе случайный рояль в кустах… Его не ждали, не гадали, а он взял и сам в сюжет впрыгнул!
Загадка вторая: почему из всех возможных вариантов разрешения конфликта выбран именно этот?
Ответ мне не известен…
Зато неожиданное появление в книге пистолета с двумя обоймами патронов порождает кучу новых вопросов! Откуда ствол? И откуда у гражданской дамы умение, хорошо обращаться с НЕ женским огнестрельным оружием?
Потому как, вести прицельный огонь ночью в сквере при неверном свете редких фонарей по некрупным быстродвижущимся целям, для новичка - гиблое дело.
Отдадим должное повести - читатель тут же получает ответы на все свои вопросы в рамках флэшбэка (возврата в прошлое героини). И вот этот приём (в данном конкретном месте) уже не лезет ни в какие ворота!
Вынужден заметить, что флэшбэки с «роялями в кустах» встречаются в повести неоднократно: страница 21 - рассказ из прошлого о Таське, научившей молодую Ольгу навыкам поведения с душевнобольными (уже после того, как Роман, напарник Вернер по «детоксам» спрашивает, где она научилась так прыгать с наволочками?); страница 63, где объясняется, что отец привёл ГГ в бассейн заниматься плаванием с пяти лет (сразу после того, как она уверенно поплыла в море быстрым кролем); страница 118 - эпизод про слова бабушки Стефы: «А моих нет, и помнить их кроме меня, некому. Ты помни, ладно?» (чтобы обосновать, почему Ольга наутро после убийства собачьей стаи вдруг без видимых причин принимает на себя дополнительные обязательства по отношению к погибшему первому десанту)…
Но эти мелкие «рояли в кустах» простительны. Поясняя второстепенные вещи, они не нарушают общих принципов истории, поэтому смотрятся вполне естественно. Чего не скажешь о фокусе с появлением пистолета…
7
Когда автор загоняет своего персонажа в прокрустово ложе экстремальной ситуации, он делает это не только для того, чтобы читатель сопереживал герою. Но и для того, чтобы продемонстрировать силу, находчивость, хитрость (выберите нужное) протагониста. И чем безвыходнее положение, тем выше заслуга и доблесть героя, сумевшего выйти «сухим из воды».
Естественно читатель стремится предугадать, как именно полюбившийся персонаж сумеет выкрутиться из беды. Но опираться аудитория может лишь на ту информацию, которую они получили из книги до этого. Поэтому, если автор в решающий момент вводит нигде не упоминавшийся ранее «меч-кладенец», помогающий герою убить террориста-суперзлодея - читатель чувствует себя обманутым.
Вводя «боевое оружие» в рамки бытовой истории, автор нарушает сложившиеся договорённости: он круто меняет правила повествования и снижает градус интриги. Становится понятно, что вместо изобретательности и хитрости героиня пустит в ход пистолет.
Предвижу возражения по поводу моего замечания, что автор нарушил исходный жанр изложения: «В формате «магического реализма» есть слово «реализм», а значит, рассказчик вправе использовать огнестрельное оружие, так как оно существует в реальности».
Позволю себе не согласиться с таким контраргументом. И в доказательство буду опираться на содержание первых 92-ух страниц текста, составляющих ни много, ни мало 33% всего произведения.
Все события первой трети повести, относятся к профессионально-бытовой сфере: дом, семья, дети - работа, больница, сослуживцы - город, торговки, таксисты… Отсюда и возникает доверие к истории, когда мистическое происшествие разворачивается поверх этого бытового, знакомого всем, но блестяще прописанного фона.
Согласитесь, что в реальной жизни помимо пистолетов есть ещё атомные бомбы и японские воины ниндзя, знаменитые иллюзионисты уровня Коперфильда и диверсионные отряды. Много чего есть в реальном мире, но это не означает, что всё это стоит тянуть в историю Ольги Вернер - рядового психиатра из маленького приморского городка.
Появись вместо «пушки», что угодно редкое из медицинского инвентаря или препаратов - и негласные правила были бы соблюдены. Ибо у героини, как у врача есть доступ к мед. арсеналу по роду службы.
«Магический реализм» в отечественных декорациях прекрасно обходился без чуждых спецэффектов! Тем более, что кроме пистолета данную ситуацию можно было разрешить дюжиной других способов, опираясь, как на навыки Ольги, так и на способности оборотня Изуми.
Вывод: введение пистолета в качестве спасительного средства калечит жанр истории, опуская её до уровня незатейливого боевика. Печально…
8
Теперь пару слов о приёме «обоснования резких поворотов флэшбэками».
Нет ничего проще, чем неожиданно вытащить из прошлого пулёмёт, бластер, электронный парализатор собак, пузырёк мёртвой воды от прабабушки или лампу с джинном и обосновать это задним числом. Но если вы решили воспользоваться таким приёмом, то хотя бы сделайте это красиво!
Не пишите, что герой долго и упорно добирался до логова монстра, где обнаружил и сразил его - из лука, потому что с детства тренировался стрельбе из этого оружия. В такой истории нет ни капли интриги.
Поменяйте факты местами и разделите их достаточным количеством событий, чтобы отвлечь внимание читателей:
Напишите, что герой с малых лет пытался обучаться разным военным искусствам, но из-за слабого здоровья, так ничего и не освоил, кроме разве что стрельбы из лёгкого лука. Дальше - беда! Набеги монстра опустошают родимые земли, и храбрые герои один за другим погибают, пытаясь убить исчадие ада. А когда почти никого из мужчин не осталось, последний старый рыцарь в сопровождении нашего юного героя-оруженосца отправляются к логову зверя. Старик погибает, а безоружный юноша вынужден прятаться в закоулках пещеры от непобедимого чудища. Но монстр выслеживает лакомую добычу по запаху, и они сталкиваются лицом к лицу в сокровищнице - в зале, где собрано всё награбленное жадным чудовищем…
Интрига? Ещё какая! Шансы выжить? Ноль! Что предпримет герой?
Зелёный юнец с трясущимися поджилками совершает последнюю отчаянную попытку защититься - он подхватывает из россыпей золота и мечей чужестранный лук, выдергивает хрупкую стрелу из скелета истлевшего воина и…
(Обратите внимание, что интрига по-прежнему присутствует)
…и стреляет надвигающемуся монстру прямо в глаз!
Герой победил, читатели счастливы, автор не нарушил взятых на себя обязательств, ибо умение ГГ стрелять из лука было введено в историю задолго до развязки.
По моему скромному мнению, топорный приём обоснования пистолета задним числом, неприемлем для столь грамотного скроенной повести, как «Взгляд сквозь пальцы».
9
Но, хватит брюзжать: что сделано, то сделано. Из книги слов не выкинешь - пусть пистолет будет решением проблемы! Зато, надеюсь то, как героиня будет принимать для себя непростое решение о намеренном убийстве трёх душ, будет описано так же правдоподобно и ярко, как вся книга до этого.
Те, кто внимательно читал книгу с самого начала, наверняка обратили внимание, как здорово автор передаёт сильные всплески эмоций через разнообразные внешние физиологические проявления:
«…и удивилась, почему старая плитка на полу со всего размаха врезала мне по лицу»;
«Меня колотила крупная дрожь»;
«Я едва успела зажать рот рукой, мучительно борясь со рвотой».
До девяносто третьей страницы я насчитал сорок два прямых упоминания чувств с настроениями и двадцать два эмоциональных состояния, переданных опосредованно - через физиологию. В среднем по одной «эмоциональной зарубке» на полторы страницы.
Привыкнув к этому, вполне естественно ожидать красочной передачи эмоционального всплеска героини, оказавшейся в новой критической ситуации.
Но и здесь нас ожидает сюрприз.
Пересев на рельсы боевика, история так резко меняет курс, что, всего через минуту после получения ультиматума, мать-врач-Ольга уже знает, что надо ударить первой!
Вместо мудрой рефлексирующей женщины-доктора и таинственной хитрой кицунэ на сцену выходит Клинт Иствуд в юбке. И взамен «магического реализма» нам подсовывают безыскусный боевик.
За пресловутые 60 секунд главная героиня даже не перебирает в голове никаких вариантов! Скрыться всей семьёй? Вывезти дочерей в безопасное место, а дальше действовать самой? Обратиться за советом в консульство Смерти (к Прохоровне)? Позвать на подмогу Толика, который натаскивал её по стрельбе?
Ничего подобного. Ольга Андреевна сразу решает устроить «реальное мочилово». Причём в одиночку! И это женщина, ни разу не наводившая оружие на живую мишень!?
В тексте нет ни капли сомнений или рассуждений - сразу готовое решение («ударить первой») и убеждённость, что без пистолета не обойтись.
Что за шум в зале? Кто-то не согласен с отсутствием эмоций? Говорите, что ничего подобного не заметили!? А если пройтись детально?
От слов «Чуть не упущено главное: мне объявили войну.» на стр. 93 и до убийства последнего пса-оборотня на стр. 110 радикально выхолащивается внутренний мир героини. Флэшбэк с появлением пистолета не в счёт - там, слава богу, чувства брезжат. Зато далее - прямолинейный фрагмент с безэмоциональным персонажем в главной роли.
И это при том, что Ольга принимает, возможно, самое трудное сознательное решение - пойти на убийство! И ей предстоит воплотить задуманное: одной против троих или более кровных мстителей!
Да здесь должна быть буря: возбуждение, волнение, адреналин!!!
Куда подевались живые эмоции героини? Ей только что «огласили приговор», но нет даже следа смятенья чувств. Немного сухих рассуждений, как будто на месте женщины-матери оказался тренер по стрельбе Толик, в сотый раз привычно решающий такие проблемы с помощью «свинцовых примочек».
Возможно, это следствие лаконичного стиля изложения? Оборотная, так сказать, сторона умения сокращать?
Тогда я против таких сокращений. То, что в доме имеется пистолет и патроны не делает нормального человека автоматически готовым к убийству. Заявляю это, как дипломированный психолог. Тем более, что при возникновении «волыны» в семье, Ольга Андреевна пыталась сопротивляться хранению оружия.
То, как героиня приходит к решению, применить пистолет, могло бы стать ярким примером её внутреннего изменения! Доказательством того, что даже сильная женщина прежде всего хранительница жизни, а не бездумный автомат, всегда готовый устроить расстрел вражеской банды. И что ей эта перемена далась нелегко!
Благодаря такому эмоциональному переходу превращение психиатра в Леона-киллера смотрелось бы обоснованно. Вот это был бы эпизод!!!
Без передачи эмоционального состояния героини в кризисной ситуации дальнейшие поступки Вернер выглядят неестественно, неправдоподобно.
Вывод: вставка боевичка не только подкосила доверие к исходному жанру «магического реализма», но и изменила стиль повествования. Из описаний ГГ исчезли эмоции и чувства; внутренний план Ольги свелся к фрагментарным сухим рассуждениям, а внешний - к имитации коммандос-Арнольда, собирающего арсенал перед тем, как отбить дочь у террористов (стр. 101-102).
10
Прошу не путать мои замечания с укорами в аморальности расстрельного эпизода.
Олди мягко затронули этот вопрос в разборе повести: «В области воспитательного момента кроется ряд неоднозначных нюансов»
«Решив, что имеет право убивать, лишать разума и подчинять своей воле - не оказывается ли сама героиня по другую сторону как закона, так и морали? В конфликте повести она на стороне зверя, не человека.»
Мэтрам заочно возражает Хаген Альварсон в своей рецензии:
«И если старину Гургена лично мне безумно жаль, то всех прочих, чьих имён я принципиально не хочу помнить - нет, не жаль. И тут не до чистоплюйства, не до раздумий о средствах и цели. Не всякая цель оправдывает средства, но, поправьте меня, защита своих детей (а чужих не бывает) - оправдывает многое»
Моя позиция совпадает с мнением Джеймс Н. Фрея:
«Если мужчина убил мерзкое чудовище, угрожавшее семье, его не будут мучить чувства вины и раскаяния. Если Годзилла крушит Токио, Годзиллу надо убить. Никто не ставит перед героями сложной моральной дилеммы. В данном случае все просто - либо борись, либо спасайся бегством. И тот, и другой вариант поведения оправдан. Если убежишь от Годзиллы - никто не назовет тебя трусом.
Однако Годзилла - это одно, а серьезное драматическое произведение - совсем другое. Все дело в наличии или отсутствии внутреннего конфликта»
На этом месте я прерву цитату, чтобы заметить, что, невзирая на фантастический жанр, который многие считают легковесным, я воспринял «Взгляд сквозь пальцы», как серьёзное драматическое произведением.
Продолжаю цитату Джеймс Н. Фрея:
«Насадить героя на вилы дилеммы - значит поставить его перед серьезным выбором. Герой по очень серьезной причине должен или вынужден совершить некий поступок и одновременно, по столь же серьезной причине, не может совершить его. Именно в этом случае, когда герой готов разорваться на части, он находится на вилах дилеммы.
Стандартный пример: персонаж должен убить отчима, чтобы отомстить за смерть отца. Однако герою противна и чужда сама мысль об убийстве. Более того, он сомневается в виновности отчима, хотя призрак отца твердит об обратном. Главный герой пронзен вилами дилеммы, которая ложится в основу трагедии. Эта трагедия уже написана. Она называется «Гамлет».
Другими словами, я не осуждаю убийство стаи оборотней. Я критикую резкий необоснованный переход героини к такому решению.
11
Оставим в покое страницы с 93-ей по 111-ую, перейдём к истории с памятником погибшему десанту, кладбищем и мёртвой дочкой ФСБ-шника.
В разборе повести Олди отозвались об этом так:
«В середине текста - обычный провис по действию. Ушли в сторону от проблемы героини - мемориальная доска десанту, девочка на кладбище, девочка с полковником на приеме…
Нам постоянно напоминают, что у героини проблемы, но они фактически отходят на второй план. Тут что-то надо делать - сокращениями это не решается! Возможно, сделать героине паранойю - ей кажется, что все эти заботы с призраками нарочно, это кто-то намеренно ее отвлекает от ее главной задачи… И так задача опять возникнет на первом плане.»
Есть и более резкие отзывы, как например у jacob_burns :
«На мой взгляд, есть две сюжетные линии, которые явно лишние, утяжеляют действие, тем более в таком небольшом объеме текста. Это линия детства героини и линия мертвых воинов, которая сама по себе и красива и по хорошему патетична, просто именно здесь она лишняя.»
По моему скромному мнению, патриотическая история с установкой мемориальной доски павшим героям-освободителям понадобилась для того, чтобы сгладить негативное впечатление, которое могло возникнуть у читателей после совершения Ольгой осознанного тройного убийства.
Отдавая дань памяти забытым героям Великой Отечественной войны, Вернер доказывает, что она не превратилась в отморозка, что в её душе осталось место для святынь, перед которыми преклоняются все нормальные люди.
Без этой патетики осадок был бы слишком горьким.
Рискну предположить, что по такой же причине искажался характера главной героини в отзывах всех рецензентов: «Роман о том, как человек… обретает себя. О том, как он борется со своими страхами, со своими комплексами. О том, как он меняется, и оказывается, что в нём жил куда более сильный человек, чем тот, которым он до сих пор считал до сих пор».
Итак, почему все рецензенты, включая автора, описывали Ольгу Вернер, как человека отягощённого страхами, комплексами, виктимностью?
Моя версия ответа: симпатизируя героине, рецензенты вольно или невольно настраивали читателей на оправдательную позицию в отношении ГГ. Предварительная установка, поясняющая, что для того, чтобы прибегнуть к радикальным мерам, ей пришлось перешагнуть через трудный внутренний барьер.
Такой настрой действительно необходим, поскольку в книге Ольга Андреевна ни через какой внутренний барьер не переступает. Лишь в конце, когда она просит кицунэ остаться, это похоже на преодоление внутренней дилеммы (нежелание стать оборотнем или быть его носителем).
Зато все убийства, грабежи, нанесение энергетических увечий и манипуляции человеком на расстоянии с целью ограбления - всё это героиня выполняет без преодоления внутренних моральных барьеров.
Возможно, поэтому реального развития героини, как и преодоления внутреннего конфликта в душе ГГ я так и не нашёл. Просто потому, что доктор Вернер, слава богу, не отягощена реальными психологическими комплексами или фобиями. Все её опасения и страхи - ситуативны. Они адекватно возникают в ответ на внешние угрозы и так же адекватно (более или менее) разрешаются.
В данном случае вместо развития (то есть изменения себя) имеет место открытие (то есть познания глубин своей стойкости). Но это, согласитесь не одно и то же. Трансформация не равна познанию. Это разные вещи.
Я выражаю искреннюю благодарность автору за интересную колоритную книгу и приношу свои извинения, если моя критика «пистолетного эпизода» покажется слишком резкой. Но этот, на мой взгляд, спорный фрагмент мог превратиться в сцену сильнейшего психологического перелома. Либо в иную находчивую победу над злом в рамках «магического реализма» и ещё больше украсить «Взгляд сквозь пальцы».
С уважением, dr_telepatii 26.01.14
А что думают остальные читатели, знакомые с повестью?
Что? Есть те, кто ещё не читал!? Тогда немедленно дуйте в магазины и покупайте "Взгляд сквозь пальцы"! Иначе, как вы сможете дискутировать, не прочитав книгу?