Ух ты, Безымянка!
Владимира САМАРЦЕВА слушала Светлана ВНУКОВА *
Чем старше становишься, тем интереснее читать то, что называют нон-фикшн. Особенно воспоминания. Читать или слушать. Особенно про Самару прошлых лет. И хотя про Самару прошлых лет я читала огромное количество текстов и рассказывали мне о ней десятки людей, интерес не убывает. А не убывает он потому, что она у всех своя, наша Самара. Даже если рассказывают о ней ровесники. Сегодня рассказ режиссера ВЛАДИМИРА НИКОЛАЕВИЧА САМАРЦЕВА, и это рассказ о той части Самары, где Самарцев вырос. О Безымянке.
Предыстория и первые впечатления
На Безымянке в общей сложности я прожил 40 лет. А приехал в 60-м году, в конце мая. Пятый класс оканчивал в селе Новоспасском. Это недалеко от Сызрани, Ульяновская область. Мои дед и бабушка (папины родители) из Новоспасского, и мы у них жили, когда вернулись из Германии после демобилизации отца, Николая Сергеевича, в 1960-м. Он попросил об отставке по известному хрущёвскому сокращению армии на миллион двести тысяч человек.
Безымянка шесть лет назад «с высоты птичьего полета». В центре дом № 20 по улице Победы и школа № 166
[Spoiler (click to open)]
У отца уже был армейский стаж 25 лет. Он начал служить в 1940 году рядовым, во время войны стал капитаном, а в отставку ушел подполковником. Пенсия заработана (на фронте год за два шел), сокращенным же офицерам обещаны были квартиры. Причем в городах, где они захотят. Квартирный вопрос в стране стоял тогда остро, и мои родители решили возможностью получить квартиру воспользоваться. Поехали в Куйбышев. Так у нас появилась квартира на Безымянке.
Почему выбрали Куйбышев? Так ведь и папа, и мама, Нина Степановна, - волжане. И климат местный, и природа Среднего Поволжья им нравились. А еще в Куйбышеве родственники наши жили и отец до войны учился здесь в Учительском институте. Стипендия была маленькая, а надо было на что-то жить, и он уже после второго курса перевелся на заочное и поехал преподавать литературу и историю в село Сурское. Там он и с мамой познакомился: она в восьмом классе у него училась.
Через полтора года, в 40-м, отца призвали в армию. Потом началась война, и учитель со своей ученицей, мои будущие родители, переписывались всю войну. После победы отца направили служить в Брест, куда он и вызвал маму. Расписались там, и в 48-м, уже в Бобруйске, родился я. Потом в начале 50-х годов отец окончил Высшее командное училище КГБ, получил звание подполковника. И с 1956 года служил в Германии вплоть до отставки в 60-м.
В Куйбышев меня привез дед, родители были уже здесь. Мы с дедом вышли из электрички и сели на 6-й трамвай. Он ходил тогда от вокзала - через площадь Урицкого выезжал на Пулеметную (сейчас - Тухачевского) и шел по Гагарина (тогда еще эта улица была Черновским шоссе). Я смотрел в окошко и думал: «А где же город? Поля, сады, маленькие деревянные домики… Это же деревня! Какие-то дома, правда, ломают и что-то начинают строить, но всё равно это совершенно не похоже на города, в которых мне, пятикласснику, уже приходилось бывать и в Союзе, и в Германии».
Но когда трамвай пересек улицу Советской Армии, я увидел первое многоэтажное здание. Большой такой, с колоннами, дом. Остановка трамвая «Райисполком». И вот с этого места и начался для меня город Куйбышев. Едем, слева - парк Дружбы, справа - сквер Маяковского, в районе Запорожской уже все дома на правой стороне высокие, потом - небольшой пустырь. Это в том месте, где сейчас стоит памятник покорителям космоса и начинается Победа.
Переезжаем 14-й проезд, который в 62-м станет улицей XXII Партсъезда (съезда, на котором пообещают, что мы будем жить при коммунизме). Переезжаем 14-й проезд, и через 100 метров - наша остановка. Называлась «Детские ясли». Справа - «сталинки», слева - пустырь и наш дом. Улица Победы, 20. Через два года из окошка будет видно школу, а пока там пустырь. Сейчас в ста метрах от дома - вход в метро.
Наш дом - типичная хрущевка: две комнаты, кухня, туалет, совмещенный с ванной, но ванны пока еще и нет. Газ есть, и есть плита в две конфорки. Но газонагревательной колонки нет. Ее только месяца через два-три поставят, как и ванну. Что любопытно, на всю квартиру было только четыре электрические розетки - по одной в кухне и в спальне, и две в большой комнате. Тогда не думали, что в ванной появится стиральная машина, а бриться мужики будут электробритвой.
Дом сдали в 59-м, в декабре, как это у нас практиковалось. Его построил завод «Прогресс», но жили в нем не только заводчане. Таких, как отец, военных в отставке, было несколько; приехавших из Германии в нашем подъезде было еще двое. Их квартиры (я бывал у всех, поскольку дети у них - мои ровесники) были обставлены, можно сказать, под копирку. И у нас, и у них всё было привезено из Германии. Прежде всего, спальный гарнитур: широченная кровать, трельяж, огромный шкаф с зеркалом и пара прикроватных тумбочек.
В большой комнате - обязательно пианино. Все военные, жившие в Германии, считали своим долгом обучить детей музыке и везли оттуда пианино. Мои кроме пианино купили и аккордеон. А еще из Германии обязательно привозили сервант, за стеклом которого стоял немецкий фарфор - столовый и чайный сервизы.
Дамская шуба обязательно привозилась, ковры, гобелены «Красная Шапочка» и «Три богатыря». Один в один. Во всех трех квартирах. Только у военврача, что жил на первом этаже, кроме всего этого были напольные часы с боем. Вся остальная мебель приобреталась уже на месте. С мебелью в Куйбышеве была напряженка. Моим родителям где-то удалось достать диван-книжку, два кресла-кровати и круглый раздвижной стол. Все фабричного производства.
А кухню нам обставили частники. В то время в районе, где сейчас расположены клиники мединститута, по воскресеньям шумела барахолка, называемая Болгаркой. Тысячи людей. Когда-то Болгарка была возле Крытого рынка, где построили потом ЦУМ «Самара». На том месте в начале века болгары сажали огороды, кормившие овощами всю Самару. Видимо, поэтому тамошнюю барахолку и назвали Болгаркой. Потом она перекочевала на Чёрновское шоссе. Там можно было купить что угодно, но цены, конечно, кусались. И там продавали мебель. Главным образом самодельную. Ну, скажем, мужик-столяр работает на мебельной фабрике. Натаскает домой дощечек, сколотит табуретку и несет на Болгарку продавать. Вот родители и купили на кухню у такого умельца кухонный стол, табуретки и шкаф из досок, крашенных синей краской. Крепко сколочен был «рус-фанер».
Семья Самарцевых: Владимир, жена Ольга, дочь Алёнка и сын Владимир (младший). 1982
Соседи
Самые разные люди жили в нашем доме. Пенсионеры, преподаватель авиационного техникума, врач, судья. Жена судьи в хлебном продавцом работала. Хлебный в соседнем доме был, и она и соседям хлеб приносила. «Вот, - говорит, - свежий привезли. Надо вам?» Соль, луковицу у соседей спросить - вообще без проблем.
Два телефона было на подъезд. Вот у этого самого судьи и у ветерана труда. На одной площадке с нами жил. И в основном к нему весь подъезд звонить ходил. Вот такие были отношения.
И праздники всем подъездом встречали. Собирались, скажем, 7 ноября. Если холодно, то в квартире у кого-нибудь собирались. Если тепло, то выносятся столы во двор, мужики выпивку организуют, женщины закуску порежут. Сидит народ, выпивает за советскую власть.
Праздники были поводом пообщаться. Дружно жили. Хотя была у нас одна квартира… На втором этаже, напротив нас, жили старик и старуха. Их дом с садом стоял раньше на месте нашей пятиэтажки. И даже несколько яблонь от сада того сохранились. Поэтому-то им квартиру в нашей хрущевке дали. У старика кличка была - «Пять тыщ». Он поставил у себя металлическую дверь, а ключом у нее был штырь какой-то. У всех двери деревянные, такие, что ногой можно выбить, а старик железную поставил, на окнах повесил решетки. Люди мимо нашего дома шли и удивлялись: надо же, решетки на втором этаже! В городе тогда ни у кого больше такого не было. На первом иногда ставили, а выше - нет. И двери в подъезды не запирались. И нигде не запирались. С девушкой зимой гуляешь, если замерзли - заходи в любой подъезд и грейся. Иные времена, и нравы иные. Вот тебе пример.
1967 год. Я - студент педагогического, приятель мой в медицинском учился, и у нас сессия… И в ночь перед экзаменом мы с ним садимся на нашей кухне готовиться. Заправили селедочку уксусом с горчицей, картошки наварили. Он латинские термины учит, я про фольклор читаю, и вдруг звонок в три часа ночи. Открываю - мужик с ведром. «Извините, пожалуйста, но нельзя ли водички налить? Я водитель, а у меня мотор закипел. Смотрю вокруг, только у вас окно светится». Сейчас я в три ночи дверь незнакомцу не открыл бы.
Но не только нравы были иные, но и быт во многом был иным. В 60-е годы скотину держали не только в селе, но и в городе. Частных домов на той же Безымянке было полно. Держали и кур, и свиней, а кое-кто и коров. Частенько частник молоко привозил прямо к нашему дому, иногда на лошадях. Но это уже, наверное, из окрестных деревень жители. Картошку привозили осенью. Кричали: «Картошка, картошка! Кому картошка?»
В 60-е на Безымянке запросто можно было увидеть старьевщика. Тоже на лошади разъезжал и за всякие тряпки да одежду негодную давал ребятишкам шарики воздушные, свистульки, крючки рыболовные и прочие нужные детворе вещи.
Сначала против нашего дома был большой пустырь, потом построили школу и огородили вокруг нее двор. Вот там детвора и носилась. Прятки, догонялки. Да мало ли чего? А детей тогда много было. Только у нас в подъезде человек пятнадцать, не меньше, а в доме три подъезда. Редко, когда один ребенок в семье.
Одной из любимейших игр у младших была игра в расплющенные металлические крышки от бутылок. Кладут крышку на трамвайные рельсы и ждут, когда трамвай ее расплющит. Наберут таких «монет» - и играть. Битой по ней ударил, перевернулась - твоя. У братца моего целый чемоданчик таких железяк был. Большая ценность, надо заметить. Девчонки фантики собирали. Те, кто постарше, собирали марки, значки.
Много лепили. Фигуркам шахматным автоматы из пластилина сделаем, машинок военных налепим - и ведем сражения. Фабричных игрушек у нас тогда немного было, и помню, как все дивились бадминтону, который мы привезли из Германии. Не знали этой игры. Кстати, пластилин мы и тут использовали. Очень уж легкие воланчики были, ветром сносило, и мы пластилин в основание волана засовывали.
Школа
Школу на пустыре в 61-м начали строить и за год построили. 166-я. Мой младший брат Сашка в 62-м в первый класс в нее пошел. Мама радовалась, что из окна видно было, как он из подъезда вышел и как в школу зашел. А через десять лет вышел, в армии отслужил, уехал в Москву, окончил МГУ.
1 сентября на ступеньках школы разыгрывалась душераздирающая история, как неграмотный Чебурашка хотел пойти в первый класс, а вредная Шапокляк ему мешала. Шли годы, менялись исполнители ролей, но не менялся сюжет. Эта штука была посильнее, чем «Фауст» Гёте…
И мои дети в 166-й учились. В 1972 году я женился, и мы с женой Ольгой сначала квартиру снимали. Потом дочка Алёнка родилась. А к 30-летию Победы отцу, как ветерану, дали квартиру у Дома молодежи. Квартира на Победе перешла к нам.
Сам я окончил 154-ю. Это угол 14-го проезда и Вольской. Ее как раз в 60-м сдали. Хорошие учителя у нас были. Несколько совсем молодых, только что окончивших вузы, и мы (я тогда учился в шестом) были их первыми учениками. Они вели нас до 11 класса, и это были настоящие энтузиасты. Валентина Кузьминична Целикова преподавала нам русский и литературу, Ирина Ивановна Азовская - математик... Но были и опытные педагоги. Котляр Елизавета Ильинична - тоже математик. Спокойная, деликатная, учиться у нее было удовольствием.
8-й класс школы № 166. Классный руководитель - Валентина Кузьминична Целикова. По левую руку от нее - Владимир Самарцев
Педагоги для нас не жалели своего времени: ходили с нами в театры, в музеи, в филармонию, а летом - в походы. После восьмого Валентина Кузьминична - она была нашей классной - повезла нас на пароходе в Волгоград.
Физику в школе вел молодой преподаватель, заядлый турист. Он собрал мальчишек-старшеклассников, и они сплавлялись на самодельных плотах по Черемшану. А это еще и больша́я ответственность, кроме всего прочего…
Тогда были уроки труда, и 154-я имела столярную и слесарную мастерские. Я не знаю, есть ли сейчас в школах астрономия и черчение, в наше время были. На четвертом этаже было два зала - актовый и спортивный.
Очень интересный у нас был учитель по физкультуре - Николай Степанович Луц. В прошлом - военный. Высокий, строгий, всегда подтянутый. Он по части физкультуры здорово поднял школу. Зимой вся 154-я становилась на лыжи. Причем школа имела свои лыжи с полужесткими креплениями. Не было еще улицы Антонова-Овсеенко, там был пустырь, и можно было кататься на лыжах сколько угодно. Летом - легкоатлетические спартакиады. Построят школу и колонной ведут: сначала по Вольской, потом по Ново-Вокзальной и до Памирской (ныне - улица Стара-Загора), где был стадион одной из воинских частей и где мы и состязались по самым разным видам. Луц и секции вел: баскетбольную и волейбольную.
По спорту наша школа была сильнейшей в районе. В десятом классе со мной за одной партой сидел Юра Леднев. Он уже тогда был мастером спорта по самбо. Еще два самбиста в классе было, и боксер-разрядник учился. Вообще трудно было найти человека, который бы спортом не занимался.
А еще у нас в школе был великолепный танцевальный коллектив. Руководил кружком пожилой уже мужчина, не помню его имени, но он же вел танцевальную студию в клубе 9-го ГПЗ, наши ребята и там танцевали и 1 место на городском конкурсе завоевали - это вообще без проблем. В репертуаре - танцы народов СССР: украинские, молдавские, русские... Коллектив небольшой - четыре пары. Один из парней, Толя Хохлов, окончив школу, танцевал в ансамбле танца ПриВО, а потом ансамбль этот возглавил и руководил им до самой своей пенсии. Моя одноклассница Галя Ткач, когда выросла, стала Галиной Дмитриевной Светкиной, министром Самарского правительства (курировала социалку).
Уже после нас учился в школе Сергей Эрденко. Этнический цыган, тогда начинающий скрипач. Потом он Куйбышевское музучилище окончил и уехал в Москву, где создал знаменитое теперь на весь мир трио «Лойко». Володя Терёхин, известный в Самаре художник, - тоже из нашей школы.
В 154-й тогда выпускался рукописный литературный журнал. Назывался «Алый парус». Целиковой идея. Номеров 10, наверное, мы сделали. Человек 15 над этим журналом работали, мы и стихи свои там помещали, и интересные сочинения, и рисунки. Самым модным журналом тогда была «Юность», и я как художник, оформлявший альманах, старался во всем «Юности» подражать.
В старших классах мы поэтические вечера в школьном зале проводили. Особенно нам удался вечер поэтов, погибших на войне: Павел Коган, Николай Отрада, Михаил Кульчицкий… Под музыку стихи читали. Четыре парня, шесть девчонок. Хорошие, надо сказать, вечера были…
По субботам часто устраивали танцевальные вечера. В школе был магнитофон «Мелодия», весил 20 с лишним килограммов. А с записями были проблемы, но Валентина Кузьминична училась в педагогическом вместе с двумя известными тебе Борисами - Кожиным и Свойским. Они имели отношение к телевидению, но основным местом их работы была Куйбышевская студия кинохроники, имевшая свою фонотеку, и они дали Целиковой несколько кассет, на одной из которых были записаны самые популярные в ту пору зарубежные танцевальные шлягеры. В результате мы танцевали на школьных вечерах и твист, и шейк, и никто нас не одергивал. Может, где-то такое и запрещали, но не у нас.
Праздники мы своей компанией начали еще в восьмом классе отмечать. Встречались в свободных от родителей квартирах и очень хорошо проводили время. Вино сухое пили. Вина хорошие тогда можно было купить - румынские, болгарские, венгерские. Из сухих «Токай» нравился, «Алиготе». И цены приемлемые. Начиная от рубля двадцати и до двух тридцати. «Токай», правда, три рубля стоил.
Улицу Физкультурную вообще надо было переименовать в Учебную: посуди сама, на ней были четыре школы, авиационный техникум и Дворец пионеров. И какие школы! На Безымянке было много хороших школ: 123-я, например; или 135-я, математическая; 120-я, английская. Единственная в городе такая улица.
У нас в 154-й художественная самодеятельность была вполне приличная, но по части музыки лучшей в районе была 88-я. И немудрено. Музыке там учили по системе Кабалевского. Дмитрий Борисович над этой школой шефствовал. Там в каждом классе были и хор, и ансамбли. И сводный хор. Пели они здорово.
Дмитрий Кабалевский в зале школы № 88
Ефим Михайлович Кнохинов был там директором многие годы. А завучем по воспитательной работе у него был Исай Фишгойт, легендарная личность в Куйбышеве. Один из организаторов знаменитого Городского молодежного клуба - ГМК-62. Исай был заядлым туристом и каждое лето водил своих учеников в многодневные походы.
На Безымянке было два Дворца пионеров. На Красных Коммунаров - Дворец пионеров Советского района, а на Физкультурной - Кировский Дворец, который открыли в 63-м. В этом Дворце Наталья Михайлова организовала свой знаменитый «Пресс-центр». Я сам ходил туда какое-то время, но занимался в большей степени агитбригадой, а не журналистикой.
Наталья Михайлова
Практически вся самарская журналистика родом либо из телестудии «Товарищ», либо из «Пресс-центра» Михайловой. Когда Наталья на радио ушла, то «Пресс-центр» стал работать на радио. Слава Сизоненко у нее занимался, Вазых Серазьев, Володя Свиридов, Коля Голубев, Саша Ерин, Слава Чечурин, Александр Князев... Всех и не перечислишь. Мой младший брат Саша пять лет туда ходил, потом журфак МГУ окончил. Но не только журналисты из «Пресс-центра» вышли. И пишут ей со всех концов света, и навещают. Сейчас она на Волжском проспекте живет.
Кроме Дворцов пионеров на тогдашней Безымянке были еще и станции юных техников. Большую известность имел тогда клуб ракетного моделирования «Поиск», который организовал Владимир Александрович Гусев. Он инженер, работал на «Прогрессе», договорился с начальством, и ему отдавали для кружка с завода всякие ненужные уже производству списанные детали и винтики-шпунтики. Из всего этого металлолома Гусев делал со своими ребятами модели космических кораблей. Даже летающие. На ВДНХ они свои модели демонстрировали.
Владимир Гусев
Заводчане с большой охотой ему помогали. Понимали, что растят таким образом кадры для отрасли. Многие воспитанники Гусева шли в технические вузы, аэрокос главным образом. Гусев - подвижник чистой воды. Когда я уже на телевидении работал, нашу передачу про этот клуб по Центральному телевидению показали.
Что бы сейчас ни говорили, но подрастающему поколению, которое по тогдашним планам и должно было жить при коммунизме, взрослые люди уделяли много внимания. Кипела жизнь во Дворцах пионеров. Хочешь - поступай в музыкальную школу. Их на Безымянке было несколько. Можешь записаться в спортивную секцию или в кружок на станции юных техников. Во всех дворцах и клубах была даже специальная должность - заведующая детским сектором. И каких только кружков не было! Танцевальные, драматические, цирковые, вокальные…
Вот так мы росли. И многие мои ровесники, я думаю, с улыбкой вспоминают свое детство и родную Безымянку.
А ты, кстати, знаешь, почему Безымянка называется Безымянкой?
* Член Союза журналистов России, «Золотое перо губернии»
Продолжение следует
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» от 31 августа 2022 года, № 15-16 (236-237)
Чем старше становишься, тем интереснее читать то, что называют нон-фикшн. Особенно воспоминания. Читать или слушать. Особенно про Самару прошлых лет. И хотя про Самару прошлых лет я читала огромное количество текстов и рассказывали мне о ней десятки людей, интерес не убывает. А не убывает он потому, что она у всех своя, наша Самара. Даже если рассказывают о ней ровесники. Сегодня рассказ режиссера ВЛАДИМИРА НИКОЛАЕВИЧА САМАРЦЕВА, и это рассказ о той части Самары, где Самарцев вырос. О Безымянке.
Предыстория и первые впечатления
На Безымянке в общей сложности я прожил 40 лет. А приехал в 60-м году, в конце мая. Пятый класс оканчивал в селе Новоспасском. Это недалеко от Сызрани, Ульяновская область. Мои дед и бабушка (папины родители) из Новоспасского, и мы у них жили, когда вернулись из Германии после демобилизации отца, Николая Сергеевича, в 1960-м. Он попросил об отставке по известному хрущёвскому сокращению армии на миллион двести тысяч человек.
Безымянка шесть лет назад «с высоты птичьего полета». В центре дом № 20 по улице Победы и школа № 166
[Spoiler (click to open)]
У отца уже был армейский стаж 25 лет. Он начал служить в 1940 году рядовым, во время войны стал капитаном, а в отставку ушел подполковником. Пенсия заработана (на фронте год за два шел), сокращенным же офицерам обещаны были квартиры. Причем в городах, где они захотят. Квартирный вопрос в стране стоял тогда остро, и мои родители решили возможностью получить квартиру воспользоваться. Поехали в Куйбышев. Так у нас появилась квартира на Безымянке.
Почему выбрали Куйбышев? Так ведь и папа, и мама, Нина Степановна, - волжане. И климат местный, и природа Среднего Поволжья им нравились. А еще в Куйбышеве родственники наши жили и отец до войны учился здесь в Учительском институте. Стипендия была маленькая, а надо было на что-то жить, и он уже после второго курса перевелся на заочное и поехал преподавать литературу и историю в село Сурское. Там он и с мамой познакомился: она в восьмом классе у него училась.
Через полтора года, в 40-м, отца призвали в армию. Потом началась война, и учитель со своей ученицей, мои будущие родители, переписывались всю войну. После победы отца направили служить в Брест, куда он и вызвал маму. Расписались там, и в 48-м, уже в Бобруйске, родился я. Потом в начале 50-х годов отец окончил Высшее командное училище КГБ, получил звание подполковника. И с 1956 года служил в Германии вплоть до отставки в 60-м.
В Куйбышев меня привез дед, родители были уже здесь. Мы с дедом вышли из электрички и сели на 6-й трамвай. Он ходил тогда от вокзала - через площадь Урицкого выезжал на Пулеметную (сейчас - Тухачевского) и шел по Гагарина (тогда еще эта улица была Черновским шоссе). Я смотрел в окошко и думал: «А где же город? Поля, сады, маленькие деревянные домики… Это же деревня! Какие-то дома, правда, ломают и что-то начинают строить, но всё равно это совершенно не похоже на города, в которых мне, пятикласснику, уже приходилось бывать и в Союзе, и в Германии».
Но когда трамвай пересек улицу Советской Армии, я увидел первое многоэтажное здание. Большой такой, с колоннами, дом. Остановка трамвая «Райисполком». И вот с этого места и начался для меня город Куйбышев. Едем, слева - парк Дружбы, справа - сквер Маяковского, в районе Запорожской уже все дома на правой стороне высокие, потом - небольшой пустырь. Это в том месте, где сейчас стоит памятник покорителям космоса и начинается Победа.
Переезжаем 14-й проезд, который в 62-м станет улицей XXII Партсъезда (съезда, на котором пообещают, что мы будем жить при коммунизме). Переезжаем 14-й проезд, и через 100 метров - наша остановка. Называлась «Детские ясли». Справа - «сталинки», слева - пустырь и наш дом. Улица Победы, 20. Через два года из окошка будет видно школу, а пока там пустырь. Сейчас в ста метрах от дома - вход в метро.
Наш дом - типичная хрущевка: две комнаты, кухня, туалет, совмещенный с ванной, но ванны пока еще и нет. Газ есть, и есть плита в две конфорки. Но газонагревательной колонки нет. Ее только месяца через два-три поставят, как и ванну. Что любопытно, на всю квартиру было только четыре электрические розетки - по одной в кухне и в спальне, и две в большой комнате. Тогда не думали, что в ванной появится стиральная машина, а бриться мужики будут электробритвой.
Дом сдали в 59-м, в декабре, как это у нас практиковалось. Его построил завод «Прогресс», но жили в нем не только заводчане. Таких, как отец, военных в отставке, было несколько; приехавших из Германии в нашем подъезде было еще двое. Их квартиры (я бывал у всех, поскольку дети у них - мои ровесники) были обставлены, можно сказать, под копирку. И у нас, и у них всё было привезено из Германии. Прежде всего, спальный гарнитур: широченная кровать, трельяж, огромный шкаф с зеркалом и пара прикроватных тумбочек.
В большой комнате - обязательно пианино. Все военные, жившие в Германии, считали своим долгом обучить детей музыке и везли оттуда пианино. Мои кроме пианино купили и аккордеон. А еще из Германии обязательно привозили сервант, за стеклом которого стоял немецкий фарфор - столовый и чайный сервизы.
Дамская шуба обязательно привозилась, ковры, гобелены «Красная Шапочка» и «Три богатыря». Один в один. Во всех трех квартирах. Только у военврача, что жил на первом этаже, кроме всего этого были напольные часы с боем. Вся остальная мебель приобреталась уже на месте. С мебелью в Куйбышеве была напряженка. Моим родителям где-то удалось достать диван-книжку, два кресла-кровати и круглый раздвижной стол. Все фабричного производства.
А кухню нам обставили частники. В то время в районе, где сейчас расположены клиники мединститута, по воскресеньям шумела барахолка, называемая Болгаркой. Тысячи людей. Когда-то Болгарка была возле Крытого рынка, где построили потом ЦУМ «Самара». На том месте в начале века болгары сажали огороды, кормившие овощами всю Самару. Видимо, поэтому тамошнюю барахолку и назвали Болгаркой. Потом она перекочевала на Чёрновское шоссе. Там можно было купить что угодно, но цены, конечно, кусались. И там продавали мебель. Главным образом самодельную. Ну, скажем, мужик-столяр работает на мебельной фабрике. Натаскает домой дощечек, сколотит табуретку и несет на Болгарку продавать. Вот родители и купили на кухню у такого умельца кухонный стол, табуретки и шкаф из досок, крашенных синей краской. Крепко сколочен был «рус-фанер».
Семья Самарцевых: Владимир, жена Ольга, дочь Алёнка и сын Владимир (младший). 1982
Соседи
Самые разные люди жили в нашем доме. Пенсионеры, преподаватель авиационного техникума, врач, судья. Жена судьи в хлебном продавцом работала. Хлебный в соседнем доме был, и она и соседям хлеб приносила. «Вот, - говорит, - свежий привезли. Надо вам?» Соль, луковицу у соседей спросить - вообще без проблем.
Два телефона было на подъезд. Вот у этого самого судьи и у ветерана труда. На одной площадке с нами жил. И в основном к нему весь подъезд звонить ходил. Вот такие были отношения.
И праздники всем подъездом встречали. Собирались, скажем, 7 ноября. Если холодно, то в квартире у кого-нибудь собирались. Если тепло, то выносятся столы во двор, мужики выпивку организуют, женщины закуску порежут. Сидит народ, выпивает за советскую власть.
Праздники были поводом пообщаться. Дружно жили. Хотя была у нас одна квартира… На втором этаже, напротив нас, жили старик и старуха. Их дом с садом стоял раньше на месте нашей пятиэтажки. И даже несколько яблонь от сада того сохранились. Поэтому-то им квартиру в нашей хрущевке дали. У старика кличка была - «Пять тыщ». Он поставил у себя металлическую дверь, а ключом у нее был штырь какой-то. У всех двери деревянные, такие, что ногой можно выбить, а старик железную поставил, на окнах повесил решетки. Люди мимо нашего дома шли и удивлялись: надо же, решетки на втором этаже! В городе тогда ни у кого больше такого не было. На первом иногда ставили, а выше - нет. И двери в подъезды не запирались. И нигде не запирались. С девушкой зимой гуляешь, если замерзли - заходи в любой подъезд и грейся. Иные времена, и нравы иные. Вот тебе пример.
1967 год. Я - студент педагогического, приятель мой в медицинском учился, и у нас сессия… И в ночь перед экзаменом мы с ним садимся на нашей кухне готовиться. Заправили селедочку уксусом с горчицей, картошки наварили. Он латинские термины учит, я про фольклор читаю, и вдруг звонок в три часа ночи. Открываю - мужик с ведром. «Извините, пожалуйста, но нельзя ли водички налить? Я водитель, а у меня мотор закипел. Смотрю вокруг, только у вас окно светится». Сейчас я в три ночи дверь незнакомцу не открыл бы.
Но не только нравы были иные, но и быт во многом был иным. В 60-е годы скотину держали не только в селе, но и в городе. Частных домов на той же Безымянке было полно. Держали и кур, и свиней, а кое-кто и коров. Частенько частник молоко привозил прямо к нашему дому, иногда на лошадях. Но это уже, наверное, из окрестных деревень жители. Картошку привозили осенью. Кричали: «Картошка, картошка! Кому картошка?»
В 60-е на Безымянке запросто можно было увидеть старьевщика. Тоже на лошади разъезжал и за всякие тряпки да одежду негодную давал ребятишкам шарики воздушные, свистульки, крючки рыболовные и прочие нужные детворе вещи.
Сначала против нашего дома был большой пустырь, потом построили школу и огородили вокруг нее двор. Вот там детвора и носилась. Прятки, догонялки. Да мало ли чего? А детей тогда много было. Только у нас в подъезде человек пятнадцать, не меньше, а в доме три подъезда. Редко, когда один ребенок в семье.
Одной из любимейших игр у младших была игра в расплющенные металлические крышки от бутылок. Кладут крышку на трамвайные рельсы и ждут, когда трамвай ее расплющит. Наберут таких «монет» - и играть. Битой по ней ударил, перевернулась - твоя. У братца моего целый чемоданчик таких железяк был. Большая ценность, надо заметить. Девчонки фантики собирали. Те, кто постарше, собирали марки, значки.
Много лепили. Фигуркам шахматным автоматы из пластилина сделаем, машинок военных налепим - и ведем сражения. Фабричных игрушек у нас тогда немного было, и помню, как все дивились бадминтону, который мы привезли из Германии. Не знали этой игры. Кстати, пластилин мы и тут использовали. Очень уж легкие воланчики были, ветром сносило, и мы пластилин в основание волана засовывали.
Школа
Школу на пустыре в 61-м начали строить и за год построили. 166-я. Мой младший брат Сашка в 62-м в первый класс в нее пошел. Мама радовалась, что из окна видно было, как он из подъезда вышел и как в школу зашел. А через десять лет вышел, в армии отслужил, уехал в Москву, окончил МГУ.
1 сентября на ступеньках школы разыгрывалась душераздирающая история, как неграмотный Чебурашка хотел пойти в первый класс, а вредная Шапокляк ему мешала. Шли годы, менялись исполнители ролей, но не менялся сюжет. Эта штука была посильнее, чем «Фауст» Гёте…
И мои дети в 166-й учились. В 1972 году я женился, и мы с женой Ольгой сначала квартиру снимали. Потом дочка Алёнка родилась. А к 30-летию Победы отцу, как ветерану, дали квартиру у Дома молодежи. Квартира на Победе перешла к нам.
Сам я окончил 154-ю. Это угол 14-го проезда и Вольской. Ее как раз в 60-м сдали. Хорошие учителя у нас были. Несколько совсем молодых, только что окончивших вузы, и мы (я тогда учился в шестом) были их первыми учениками. Они вели нас до 11 класса, и это были настоящие энтузиасты. Валентина Кузьминична Целикова преподавала нам русский и литературу, Ирина Ивановна Азовская - математик... Но были и опытные педагоги. Котляр Елизавета Ильинична - тоже математик. Спокойная, деликатная, учиться у нее было удовольствием.
8-й класс школы № 166. Классный руководитель - Валентина Кузьминична Целикова. По левую руку от нее - Владимир Самарцев
Педагоги для нас не жалели своего времени: ходили с нами в театры, в музеи, в филармонию, а летом - в походы. После восьмого Валентина Кузьминична - она была нашей классной - повезла нас на пароходе в Волгоград.
Физику в школе вел молодой преподаватель, заядлый турист. Он собрал мальчишек-старшеклассников, и они сплавлялись на самодельных плотах по Черемшану. А это еще и больша́я ответственность, кроме всего прочего…
Тогда были уроки труда, и 154-я имела столярную и слесарную мастерские. Я не знаю, есть ли сейчас в школах астрономия и черчение, в наше время были. На четвертом этаже было два зала - актовый и спортивный.
Очень интересный у нас был учитель по физкультуре - Николай Степанович Луц. В прошлом - военный. Высокий, строгий, всегда подтянутый. Он по части физкультуры здорово поднял школу. Зимой вся 154-я становилась на лыжи. Причем школа имела свои лыжи с полужесткими креплениями. Не было еще улицы Антонова-Овсеенко, там был пустырь, и можно было кататься на лыжах сколько угодно. Летом - легкоатлетические спартакиады. Построят школу и колонной ведут: сначала по Вольской, потом по Ново-Вокзальной и до Памирской (ныне - улица Стара-Загора), где был стадион одной из воинских частей и где мы и состязались по самым разным видам. Луц и секции вел: баскетбольную и волейбольную.
По спорту наша школа была сильнейшей в районе. В десятом классе со мной за одной партой сидел Юра Леднев. Он уже тогда был мастером спорта по самбо. Еще два самбиста в классе было, и боксер-разрядник учился. Вообще трудно было найти человека, который бы спортом не занимался.
А еще у нас в школе был великолепный танцевальный коллектив. Руководил кружком пожилой уже мужчина, не помню его имени, но он же вел танцевальную студию в клубе 9-го ГПЗ, наши ребята и там танцевали и 1 место на городском конкурсе завоевали - это вообще без проблем. В репертуаре - танцы народов СССР: украинские, молдавские, русские... Коллектив небольшой - четыре пары. Один из парней, Толя Хохлов, окончив школу, танцевал в ансамбле танца ПриВО, а потом ансамбль этот возглавил и руководил им до самой своей пенсии. Моя одноклассница Галя Ткач, когда выросла, стала Галиной Дмитриевной Светкиной, министром Самарского правительства (курировала социалку).
Уже после нас учился в школе Сергей Эрденко. Этнический цыган, тогда начинающий скрипач. Потом он Куйбышевское музучилище окончил и уехал в Москву, где создал знаменитое теперь на весь мир трио «Лойко». Володя Терёхин, известный в Самаре художник, - тоже из нашей школы.
В 154-й тогда выпускался рукописный литературный журнал. Назывался «Алый парус». Целиковой идея. Номеров 10, наверное, мы сделали. Человек 15 над этим журналом работали, мы и стихи свои там помещали, и интересные сочинения, и рисунки. Самым модным журналом тогда была «Юность», и я как художник, оформлявший альманах, старался во всем «Юности» подражать.
В старших классах мы поэтические вечера в школьном зале проводили. Особенно нам удался вечер поэтов, погибших на войне: Павел Коган, Николай Отрада, Михаил Кульчицкий… Под музыку стихи читали. Четыре парня, шесть девчонок. Хорошие, надо сказать, вечера были…
По субботам часто устраивали танцевальные вечера. В школе был магнитофон «Мелодия», весил 20 с лишним килограммов. А с записями были проблемы, но Валентина Кузьминична училась в педагогическом вместе с двумя известными тебе Борисами - Кожиным и Свойским. Они имели отношение к телевидению, но основным местом их работы была Куйбышевская студия кинохроники, имевшая свою фонотеку, и они дали Целиковой несколько кассет, на одной из которых были записаны самые популярные в ту пору зарубежные танцевальные шлягеры. В результате мы танцевали на школьных вечерах и твист, и шейк, и никто нас не одергивал. Может, где-то такое и запрещали, но не у нас.
Праздники мы своей компанией начали еще в восьмом классе отмечать. Встречались в свободных от родителей квартирах и очень хорошо проводили время. Вино сухое пили. Вина хорошие тогда можно было купить - румынские, болгарские, венгерские. Из сухих «Токай» нравился, «Алиготе». И цены приемлемые. Начиная от рубля двадцати и до двух тридцати. «Токай», правда, три рубля стоил.
Улицу Физкультурную вообще надо было переименовать в Учебную: посуди сама, на ней были четыре школы, авиационный техникум и Дворец пионеров. И какие школы! На Безымянке было много хороших школ: 123-я, например; или 135-я, математическая; 120-я, английская. Единственная в городе такая улица.
У нас в 154-й художественная самодеятельность была вполне приличная, но по части музыки лучшей в районе была 88-я. И немудрено. Музыке там учили по системе Кабалевского. Дмитрий Борисович над этой школой шефствовал. Там в каждом классе были и хор, и ансамбли. И сводный хор. Пели они здорово.
Дмитрий Кабалевский в зале школы № 88
Ефим Михайлович Кнохинов был там директором многие годы. А завучем по воспитательной работе у него был Исай Фишгойт, легендарная личность в Куйбышеве. Один из организаторов знаменитого Городского молодежного клуба - ГМК-62. Исай был заядлым туристом и каждое лето водил своих учеников в многодневные походы.
На Безымянке было два Дворца пионеров. На Красных Коммунаров - Дворец пионеров Советского района, а на Физкультурной - Кировский Дворец, который открыли в 63-м. В этом Дворце Наталья Михайлова организовала свой знаменитый «Пресс-центр». Я сам ходил туда какое-то время, но занимался в большей степени агитбригадой, а не журналистикой.
Наталья Михайлова
Практически вся самарская журналистика родом либо из телестудии «Товарищ», либо из «Пресс-центра» Михайловой. Когда Наталья на радио ушла, то «Пресс-центр» стал работать на радио. Слава Сизоненко у нее занимался, Вазых Серазьев, Володя Свиридов, Коля Голубев, Саша Ерин, Слава Чечурин, Александр Князев... Всех и не перечислишь. Мой младший брат Саша пять лет туда ходил, потом журфак МГУ окончил. Но не только журналисты из «Пресс-центра» вышли. И пишут ей со всех концов света, и навещают. Сейчас она на Волжском проспекте живет.
Кроме Дворцов пионеров на тогдашней Безымянке были еще и станции юных техников. Большую известность имел тогда клуб ракетного моделирования «Поиск», который организовал Владимир Александрович Гусев. Он инженер, работал на «Прогрессе», договорился с начальством, и ему отдавали для кружка с завода всякие ненужные уже производству списанные детали и винтики-шпунтики. Из всего этого металлолома Гусев делал со своими ребятами модели космических кораблей. Даже летающие. На ВДНХ они свои модели демонстрировали.
Владимир Гусев
Заводчане с большой охотой ему помогали. Понимали, что растят таким образом кадры для отрасли. Многие воспитанники Гусева шли в технические вузы, аэрокос главным образом. Гусев - подвижник чистой воды. Когда я уже на телевидении работал, нашу передачу про этот клуб по Центральному телевидению показали.
Что бы сейчас ни говорили, но подрастающему поколению, которое по тогдашним планам и должно было жить при коммунизме, взрослые люди уделяли много внимания. Кипела жизнь во Дворцах пионеров. Хочешь - поступай в музыкальную школу. Их на Безымянке было несколько. Можешь записаться в спортивную секцию или в кружок на станции юных техников. Во всех дворцах и клубах была даже специальная должность - заведующая детским сектором. И каких только кружков не было! Танцевальные, драматические, цирковые, вокальные…
Вот так мы росли. И многие мои ровесники, я думаю, с улыбкой вспоминают свое детство и родную Безымянку.
А ты, кстати, знаешь, почему Безымянка называется Безымянкой?
* Член Союза журналистов России, «Золотое перо губернии»
Продолжение следует
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» от 31 августа 2022 года, № 15-16 (236-237)