Прощание в Барселоне
- Пока-пока, - сказал Сировский. - Бада-бада. Агу, агу, маленький.
Мы прощались в аэропорту Барселоны. Нас там стояло четверо - жена, Омар, Сировский (он же Антоха) и я. Омар уже давно боролся с запредельным торможением и не реагировал на наши слова. Он даже не говорил «А?». Время от времени он уходил покурить и возвратясь, безмолвно терпел наше поведение. Очередь к стойке регистрации относилась к нам сочувственно. Мы были первыми в очереди и ждали регистраторов.
- Возьмем этимологию слова «Барселона», - стал рассуждать я. - Бар - это место, где бухают. Се - это на старославянском «вот». Лона - это непонятно. Эээ…
- Нет, «непонятно» - это точно не лона, - перебил меня Сировский. - Лона - это всё, что угодно, но не «непонятно».
- Окей, - согласился я, - тогда «лона» - это «понятно». Лона?
- Лона, - закивал Антоха.
- Тогда всё просто. Барселона - это означает: «Бухай вот тут, понятно?»
- А, нет, - вспомнил Сировский, - «бар» ещё может означать «палочка» или «клавиша». Например в компьютере.
- Тогда «бармен» - это что, человек-палка, так?
- Нет, это клавишник. В вокально-инструментальном ансамбле. «Верасы». Или «Голубые гитары».
- Лучше «Голубые Верасы».
- Так не можно, - покачал головой Антоха. «Верасы» - они смешанные. Они не голубые. Там и тётеньки, и дяденьки. Малиновки голосок как заслышат, так всё бегут, бегут наперегонки в трусах семейных по шоссе.
- Зачем? - удивился я.
- А я не знаю, - пожал плечами Сировский. - Кто их разберет?
Омар, как психиатр, следил лишь за тем, чтобы наш бред не стал необратимым.
Мы прощались в аэропорту Барселоны. Нас там стояло четверо - жена, Омар, Сировский (он же Антоха) и я. Омар уже давно боролся с запредельным торможением и не реагировал на наши слова. Он даже не говорил «А?». Время от времени он уходил покурить и возвратясь, безмолвно терпел наше поведение. Очередь к стойке регистрации относилась к нам сочувственно. Мы были первыми в очереди и ждали регистраторов.
- Возьмем этимологию слова «Барселона», - стал рассуждать я. - Бар - это место, где бухают. Се - это на старославянском «вот». Лона - это непонятно. Эээ…
- Нет, «непонятно» - это точно не лона, - перебил меня Сировский. - Лона - это всё, что угодно, но не «непонятно».
- Окей, - согласился я, - тогда «лона» - это «понятно». Лона?
- Лона, - закивал Антоха.
- Тогда всё просто. Барселона - это означает: «Бухай вот тут, понятно?»
- А, нет, - вспомнил Сировский, - «бар» ещё может означать «палочка» или «клавиша». Например в компьютере.
- Тогда «бармен» - это что, человек-палка, так?
- Нет, это клавишник. В вокально-инструментальном ансамбле. «Верасы». Или «Голубые гитары».
- Лучше «Голубые Верасы».
- Так не можно, - покачал головой Антоха. «Верасы» - они смешанные. Они не голубые. Там и тётеньки, и дяденьки. Малиновки голосок как заслышат, так всё бегут, бегут наперегонки в трусах семейных по шоссе.
- Зачем? - удивился я.
- А я не знаю, - пожал плечами Сировский. - Кто их разберет?
Омар, как психиатр, следил лишь за тем, чтобы наш бред не стал необратимым.