Под безоблачным небом Испании-2
Аторы: Рамон Химено Санчес, Пабло Мартин де Санта Олалиа Салудес
Продолжение: Республика против фашизма
Республиканцы, как мы помним, всегда страдали от внутренних разногласий. Теперь же, в военных условиях, они не нашли ничего лучшего, как бороться с ними «террористически», путем чисток, подобно сталинским. Последнее неудивительно: с первых дней противостояния на ключевые позиции среди республиканцев выдвинулись самые энергичные и беспощадные, то есть ортодоксальные коммунисты, вдохновляемые и наставляемые товарищами из Москвы. В своем собственном лагере они произвели едва ли не большие опустошения, чем во вражеском: первыми жертвами пали анархисты. За ними последовали неблагонадежные члены Рабочей Партии Марксистского Объединения (их лидер, Андреу Нин, был некогда секретарем Троцкого и, конечно, не мог выжить в окружении советских комиссаров. Его убили в «интернациональном концлагере» в Алькала-де-Энарес 20 июня 1937 года, когда к городу приблизилась линия фронта). Не избежали, конечно, кары умеренные социалисты: некоторые из них попадали под дула расстрельных команд прямо из министерских кресел.
В каждом республиканском городе создавались Комитеты и дружины, где заправляли партийные или в крайнем случае профсоюзные активисты. Целью таких летучих отрядов открыто провозглашались преследование и экспроприация собственности людей, так или иначе связанных с путчистами, а также священников. Причем решать, кто путчист, а кто нет, естественно, предоставлялось им самим по законам военного времени. В результате потоки случайной крови пролились прямо на мельницу националистов. Вступая в опустошенные «комитетами» местности, те демонстративно отменяли экспроприацию и посмертно награждали замученных героев. Народ безмолвствовал, но мотал на ус…
В Алькасаре без перемен
К началу августа 1936-го энергичный Франко сумел доставить по воздуху на полуостров всю свою африканскую армию. То была беспримерная в военной истории операция (впрочем, возможной она стала, конечно, благодаря немцам и итальянцам). Будущий вождь народа планировал немедленно атаковать Мадрид с юга, застав его врасплох, но… блицкриг по-испански не удался. Причем, как говорит позднейшая националистическая легенда, очень популярная в кастильских школьных программах 50-60-х, - из-за маленькой, но героической заминки. Прежде чем направиться в столицу, благородный генерал, верный офицерскому братству, счел себя обязанным освободить цитадель («алькасар») города Толедо, где республиканцы обложили горстку восставших во главе с полковником Москардо, старым товарищем Франко. Отважный полковник со считанными единицами уцелевших бойцов дождался-таки «своих». и встретил главнокомандующего у ворот крепости хладнокровными словами: «В Алькасаре все без изменений, мой генерал».
На Мадрид пятью колоннами
Боевые действия шли своим чередом - с переменным успехом. Франкисты вплотную подошли к столице, но взять ее не смогли. С другой стороны, попытка республиканского флота высадить десант на Балеарских островах была на корню пресечена авиацией Муссолини.
Впрочем, на помощь - кораблями из Одессы - уже спешила массированная советская подмога, которая внесла необыкновенное оживление в стан левых, можно сказать, преобразила его по боевому большевистскому образцу. По личному требованию Сталина был создан Центральный Республиканский генштаб под руководством все того же «Ленина» - Ларго Кабальеро, в армии появился институт комиссаров, о которых говорилось выше. Официальное правительство, безопасности ради, переехало в Валенсию, а защита Мадрида легла на плечи специальной Хунты Обороны, где председательствовал Хосе Миаха - старый генерал. Показывая свою решимость спасти город любой ценой, он даже вступил в Компартию. Он же санкционировал широкое распространение пережившего эту войну лозунга «No pasarán» («Они не пройдут»), который до сих пор служит символом всякого Сопротивления.
Тысячи политических заключенных из числа заподозренных в национализме в те дни демонстративно выводились из тюрем, конвоировались по центральным улицам до пригородов и там расстреливались под звуки франкистской канонады. Тысячи молодых романтиков-интербригадовцев текли им навстречу, к баррикадам, к фронтовым рубежам. Добровольцы со всего мира, в большинстве своем не имевшие ни малейшей боевой подготовки, наводнили столицу. На какое-то время они даже создали республиканской стороне численное преимущество на поле брани, но количество, как известно, не всегда переходит в качество.
Тем временем противник предпринял еще несколько безуспешных попыток полностью блокировать Мадрид, но мятежникам уже стало ясно: война продлится дольше, чем планировалось. Радиосообщения той кровавой зимы вошли в историю чеканными строками. Скажем, тот же генерал Мола, соперник Франко в лидирующей верхушке националистов, подарил миру выражение «Пятая колонна», заявив, что помимо четырех армейских, находящихся у него под ружьем, он располагает еще одной - в самой столице, и она-то в решающий момент ударит с тыла. Шпионаж, саботаж и диверсии в Мадриде действительно достигли серьезного размаха, несмотря на репрессии.
Герника и не только
После взятия франкистами Малаги в феврале 1937 года яростные попытки захватить Мадрид решено было оставить. Вместо этого националисты устремились на север: громить основные промышленные узлы республики. Здесь им сопутствовала быстрая удача. «Железный пояс» Бильбао (бетонные оборонительные сооружения) пал в июне, Сантандер - в августе, а вся Астурия - в сентябре. Не удивительно, что на сей раз антикоммунисты взялись за дело всерьез и без сантиментов. Наступление началось событием, совершенно деморализовавшим врага: вслед за Дуранго немецкий авиационный «Легион Кондор» стер с лица земли легендарную Гернику (последний город известен всему миру в отличие от первого только благодаря Пабло Пикассо и его великой картине). В конце октября правительству Республики вновь пришлось собираться в дорогу: из Валенсии в Барселону. Стратегическую инициативу оно утратило навсегда.
Признание
И международное сообщество почувствовало это, отреагировав со свойственным ему трезвым цинизмом. Республика, с чьими лидерами еще вчера встречались государственные деятели великих держав, была в одночасье забыта, словно и не было ее. В феврале 1939 года правительство Франсиско Франко официально признали Франция и Великобритания. Все остальные страны, за исключением Мексики и СССР, последовали их примеру в течение нескольких месяцев. Коммунисты спешно покидали страну. Оставалось только подписать капитуляцию, условия которой были предусмотрительно опубликованы в Бургосе - временной столице националистов. Приказ о заключительном триумфальном наступлении главнокомандующий отдал 27 марта. Сопротивления почти не последовало: 28 марта атакующие заняли Гвадалахару и вошли в Мадрид, 29-го перед ними открылись ворота Куэнка, Сьюдад-Реаля, Альбасете, Хаэна и Альмерии, на следующий день - Валенсии, 31-го - Мурсии и Картахены. Первого апреля 1939 года была опубликована последняя военная сводка. Пушки смолкли и начались долголетние споры и дискуссии, в которых, увы, не смогли принять участия от 250 до 300 тысяч погибших на этой войне.
Дон Пако- счастливчик
1 апреля 1939 года скромный и малозаметный (до поры до времени) служака, ветеран нескольких марокканских кампаний, «дитя» национального унижения, пережитого Испанией после поражения в 1898 году от США и утраты последних колоний на Кубе и Филиппинах, Франсиско Франко Баамонде стал неограниченным правителем. Исчез из политической истории боевой генерал пехоты, любимый своими солдатами, и его «сменил» пожизненный глава государства и правительства, предводитель Фаланги, «сaudillo de España por la gracia de Dios» - «Вождь Испании Божиею милостью».
Обладал ли простоватый на первый взгляд «дон Пако» (так, сокращенно от Франсиско, его прозвали подданные) достаточным интеллектуальным потенциалом, чтобы вести корабль Испании между рифами истории? И да, и нет. Очевидно одно: каудильо везло. Именно везение помогло ему консолидировать власть. Товарищи Франко, которые могли составить ему конкуренцию, - Санхурхо и Мола погибли в очень сходных авиакатастрофах в самом начале Гражданской войны. Ну, а в дальнейшем вождь не упустил удачу. Он умело маневрировал между настроениями приближенных. Проявил себя как виртуоз политики «частичного действия»: никогда не шел до конца, предоставляя право последнего хода партнеру-оппоненту. Как истинный галисиец, всегда отвечал вопросом на вопрос, что, кстати, помогло ему 23 октября 1940 года при личной встрече с Гитлером в Эндае, на франко-испанской границе. Легенда гласит: Франко запутал фюрера до такой степени, что последний вышел из себя и закричал: «Не вступайте в войну! Ни нам, ни вам этого не нужно!» И испанцы так и не «обнажили шпаг» в большой мировой драке, - единственная Голубая дивизия добровольцев (División Azul), отправленная на войну против СССР, конечно, не в счет.
Спасительный железный занавес
После Второй мировой падение каудильо казалось неизбежным - разве могла ему проститься тесная дружба с фюрером и дуче? Фалангисты ведь даже ходили в синих рубашках (по аналогии с нацистскими коричневыми и итало-фашистскими черными) и вскидывали вверх руки, приветствуя друг друга. Однако простилось все и забылось. Конечно, помог «железный занавес», опустившийся на Европу от Балтики до Адриатики, он вынудил западных союзников потерпеть пока что «западного сторожевого». Франко надежно контролировал коммунистические движения в своих владениях и прикрывал доступ из Атлантики в Средиземное море.
Помог и лукавый курс на политический католицизм, взятый диктатором после некоторых колебаний. Обвинения международной общественности теперь оказалось тем легче отводить, что можно было встать в позу: дескать, видите, кто на нас нападает? Леваки, радикалы, враги традиций! А мы что делаем? Защищаем христианскую веру и мораль. В результате после непродолжительной изоляции тоталитарная Испания даже получила в 1955 году доступ в ООН: тут сыграли роль подписанный в 1953 году конкордат с Ватиканом и торговые соглашения с США. Теперь можно было приступать к выполнению Плана Стабилизации, скоро преобразившего отсталую аграрную страну, но прежде…
Порфироносный «пилот перемен»
…Прежде следовало решить вопрос о престолонаследии - выбрать преемника. Еще в 1947 году Франко объявил, что после его кончины Испания «в соответствии с традицией» вновь обратится в монархию. Спустя какое-то время он достиг соглашения с доном Хуаном де Бурбоном, главой королевского дома в изгнании: сын принца должен был отправиться в Мадрид, чтобы получить там образование, а потом и трон. Будущий монарх родился в Риме, а в отечестве своем впервые очутился в конце 1948 года десятилетним мальчиком. Здесь Его Высочество прошел курс всех военных и политических наук, какие счел нужными его высокий покровитель.
Хуан Карлос I короновался сразу после смерти каудильо в 1975-м, кстати, еще до того, как его отец официально отрекся от прав на престол. Возведение на престол произошло точно по плану, продиктованному ушедшим в мир иной диктатором: у «операции» имелось даже кодовое название - «Светоч» (Lucero). Буквально по минутам был расписан процесс восхождения юноши к верховной власти в государстве. Силовые ведомства оказали ему нужную поддержку. Разумеется, король при всем при этом не получил той абсолютной власти, которой обладал его предшественник. И все же роль его была значительной. Вопрос состоял лишь в том, сможет ли он удержать управление в неопытных руках. Сможет ли доказать миру, что он король - не только по назначению?
Хуану Карлосу предстояло много потрудиться, прежде чем он провел страну по пути от диктатуры к современной демократии и добился огромной популярности дома и за рубежом. Произошла «Перемена» (Cambio), за ней - «Переход» (Transicion). Испания не однажды оказывалась близка к военному перевороту, даже скользила назад в пропасть братоубийственной бойни. Но - удержалась. И если каудильо прославился как мастер обводить всех и вся вокруг пальца, то король победил тем, что раскрыл карты. Он не искал аргументов и не проклинал своих оппонентов, как участники Гражданской войны. Он просто заявил, что отныне будет служить интересам всех испанцев - и тем подкупил их.
Испанский «Шестисотый»
Главным идейным вдохновителем экономического чуда, произошедшего с Испанией в правление Франко, считается его министр информации и туризма Мануэль Фрага. В 1962 году, сразу после своего назначения он поставил себе несколько целей: во-первых, избавиться от избыточных цензурных рогаток. Затем приступить к созданию максимально привлекательного международного образа Испании, то есть сделать так, чтобы все закрыли глаза на диктатуру. Для этой цели был запущен известный англоязычный слоган «Spain is different» («Испания - другая»), по сути, положивший начало испанскому туристическому буму, длящемуся и поныне.
Этот бум стал провозвестником новых тенденций и в хозяйстве: пройдя путь от аграрно-животноводческого засилья до одной из самых развитых индустрий Европы, экономика страны приобрела вполне современный конкурентоспособный вид. Кстати, символом ее стремительного взлета стал так называемый «испанский шестисотый» - популярная марка автозавода SEAT. Не отличавшаяся особенными преимуществами ни двигателя, ни дизайна, эта машина позволила тысячам людей «обрести колеса» (подобную революцию в Америке некогда произвел «Форд Т»).
Не замедлила себя ждать и социальная перестройка. Между 1960 и 1979 годами Испания пережила демографический бум, а 1974-й стал рекордным по уровню рождаемости: на свет появилось более полумиллиона детей. Развернулась эмансипация женщин, которые прежде были полностью зависимы от мужей и посвящали себя лишь дому, церкви и воспитанию детей. То есть тому, ради чего воевал каудильо.
«Игра стоила свеч»: великие державы в Испании
Поскольку никто с самого начала не сомневался в том, что Франко поддержат Германия и Италия, республиканцы возлагали надежду на созданный по предложению Франции Комитет Невмешательства, который должен был составить некий противовес. Однако противовеса не вышло: комитет, вполне в духе своего названия, ни во что вмешиваться не стал. Отчасти дело «испортила» активная позиция СССР, а французы не хотели выступать на одной стороне с большевиками, чтобы сохранить стратегический союз с Великобританией, которая симпатизировала националистам. Английские политики стереотипно полагали, что испанский народ, мол, трудно управляем, и считали логичным поддерживать диктатуру.
Тем временем для стремительно вооружавшейся гитлеровской Германии Пиренейский полуостров стал желанным тренировочным полигоном, а для сталинского режима - трибуной революционной пропаганды и, между прочим, источником обогащения. В «залог» военной помощи весь испанский золотой запас (на тот момент четвертый в мире) был перевезен в Москву.
Вспомним и Интернациональные бригады, созданные в июле 1936 года Коминтерном по инициативе Советского Союза. Знаменитый поэт Рафаэль Альберти посвятил им строки, ныне известные всякому образованному испанцу:
Вы пришли издалека... Но что такое «далёко»
для вашей крови, чья песня не знает границы.
Смерть, не зная пощады, вас выкликает до срока
на каждом поле, в пути, на площадях столицы.
В Гражданской войне приняли открытое участие многие известные художественные и общественные деятели со всего мира. Среди них, к примеру, и Жорж Бернанос, описавший свои впечатления в эссе «Большие кладбища под луной», и будущий лауреат Нобелевской премии, немецкий канцлер Вилли Брандт, автор романов «По ком звонит колокол» и «Прощай, оружие!» Эрнест Хемингуэй. Были тогда в Испании и Антуан де Сент-Экзюпери, и Джон Дос Пассос, и Илья Эренбург с Михаилом Кольцовым, и Андре Мальро, который, не будучи летчиком, пилотировал самолет республиканской авиации, и Пабло Неруда, выносивший раненых из под обломков. Никто не забыт, ничто не забыто.
Дети Испании на чужбине
По официальной статистике, во время Гражданской войны Испанию покинули почти 200 тысяч человек: 140 тысяч из них оказались во Франции, 19 тысяч в Северной Африке, 8 тысяч в Мексике, 6 тысяч в СССР. Для большинства из этих последних наша страна стала второй родиной.
Асусена (в переводе с испанского - «лилия») Михайловна Макарова рассказывает о своей матери Бальбине Вильярес, мастеру по вышивке гербов и флагов, проживавшей в СССР с 1937 года: «Маме тогда только исполнилось 23. Она находилась среди педагогов, сопровождавших группу ребят. В Бильбао остались ее мать и тетя. Когда тебе двадцать, все события воспринимаются легко, и, конечно, она надеялась вернуться назад. Но ожидание затянулось на 28 лет. Мама очень тосковала. Она хотела, чтобы я говорила по-испански, но меня до девяти лет воспитывала бабушка, а позже я так и не выучила язык. Родителям, вообще, приходилось осторожничать. Скажем, они не регистрировали брака до моего шестнадцатилетия: имея жену-иностранку, отец наверняка лишился бы должности начальника отдела снабжения в речном порту.
Только в 1965 году маме с большим трудом удалось выехать в Испанию. Было пролито море слез, ее уговаривали остаться - не удалось. Но через некоторое время она сама поняла, что жить на родине не сможет. В Москве остались ее муж, дети, и для родственников она уже стала «другой»… Кстати, моя тетя, побывав у нас однажды, больше не приезжала: не понравилось. Во второй раз мама привезла из Испании 11 чемоданов вещей - все старались помочь, чем могли. А в 70-е выезжать стало легче, и мы все по нескольку раз побывали в Бильбао.
В Москве мама всегда тосковала по Испании, а «там», наоборот, чувствовала свою инакость. Мы отмечали все праздники по два раза - на русский и испанский манер, ели приготовленные ею национальные сладости. Она до конца жизни говорила по-русски с сильным акцентом, а в разговоре с соотечественниками по привычке вставляла русское словцо…»
Руже Ружес, редактор русскоязычной литературы из Барселоны.
Прожила в СССР с 1937 по 1946 год: «Мой дядя был ответственным за отправку детей в СССР. Когда бомбежки Барселоны стали беспрерывными, он вывез в Ленинград жену, дочку и меня, а сам отправился за следующей группой детей. Но не успел: в Фигерасе узнал, что франкисты заняли Барселону. Он уехал в Париж, а оттуда в Мексику. Мне было 10, и я плакала, не понимая, почему я в далекой холодной стране, а не с родителями. Тете пришлось еще тяжелее: ее маленькая дочь, моя кузина, умерла от болезни почек. В 1946 году после многочисленных попыток дяде удалось добиться разрешения на наш выезд в Мексику. А еще через два года мы плыли в Испанию, и я боялась, что умру от счастья, когда увижу родителей… Я думала, что за десять лет совсем забыла родной каталанский язык, но вот заговорила с водителем по дороге - и мой артикуляционный аппарат сам все вспомнил.
Самым главным было не проговориться, что мы жили в СССР. Дядя выправил нам фальшивые документы, как будто мы всегда оставались с ним. Сейчас я все чаще возвращаюсь мыслями к стране, где провела девять лет. Вспоминаю Волгу, на ее берегу мы жили до Великой Отечественной. Вспоминаю, как занималась в детской студии балетом. У меня был авитаминоз, и когда откуда-то привезли мандарины, мне дали вдвое больше, чем другим. К нам все были очень добры. Этим летом я еду в Россию: в круиз по Волге и, конечно, в Москву».
Хосефина Итурраран, филолог, историк, преподаватель МГПУ, МГИМО, Дипломатической академии, вдова лингвиста Владимира Гака.
В России с 1937 года: «Про Родину, как и про мать, говорят, что у нее может быть много детей, но у каждого из них она одна. А у меня вышло так: я же уезжала именно от матери, взяв Родину с собой. Я незаконнорожденная дочь и первые годы прожила в чужом городе, в чужих семьях. Позже мама взяла меня к себе в Бильбао, но в дни войны отправила в приют, откуда я и поплыла в Ленинград. Нас встречали в порту тысячи людей, и каждый стремился обнять, дать конфету. Какая доброта и какое милосердие, таких я раньше в своей детской жизни не знала! Нам давали черную икру, а мы удивлялись, что это за страна такая, где варенье соленое. Для меня и сейчас соседка в Москве ближе, чем родные в Испании… Я поехала туда только в начале 70-х, но оказалось, что до сих пор помню баскские молитвы и песни. В одном доме я увидела куклу, очень похожую на ту, с которой приехала двенадцатилетней девочкой в Союз и которая всегда была со мной, пока мне не пришлось выменять ее на хлеб во время голода в Самарканде. Я промолчала, но хозяйка дома обо всем догадалась (по глазам, наверное) и подарила мне игрушку».
Юлия Морозова
Начало
Продолжение: Республика против фашизма
Республиканцы, как мы помним, всегда страдали от внутренних разногласий. Теперь же, в военных условиях, они не нашли ничего лучшего, как бороться с ними «террористически», путем чисток, подобно сталинским. Последнее неудивительно: с первых дней противостояния на ключевые позиции среди республиканцев выдвинулись самые энергичные и беспощадные, то есть ортодоксальные коммунисты, вдохновляемые и наставляемые товарищами из Москвы. В своем собственном лагере они произвели едва ли не большие опустошения, чем во вражеском: первыми жертвами пали анархисты. За ними последовали неблагонадежные члены Рабочей Партии Марксистского Объединения (их лидер, Андреу Нин, был некогда секретарем Троцкого и, конечно, не мог выжить в окружении советских комиссаров. Его убили в «интернациональном концлагере» в Алькала-де-Энарес 20 июня 1937 года, когда к городу приблизилась линия фронта). Не избежали, конечно, кары умеренные социалисты: некоторые из них попадали под дула расстрельных команд прямо из министерских кресел.
В каждом республиканском городе создавались Комитеты и дружины, где заправляли партийные или в крайнем случае профсоюзные активисты. Целью таких летучих отрядов открыто провозглашались преследование и экспроприация собственности людей, так или иначе связанных с путчистами, а также священников. Причем решать, кто путчист, а кто нет, естественно, предоставлялось им самим по законам военного времени. В результате потоки случайной крови пролились прямо на мельницу националистов. Вступая в опустошенные «комитетами» местности, те демонстративно отменяли экспроприацию и посмертно награждали замученных героев. Народ безмолвствовал, но мотал на ус…
В Алькасаре без перемен
К началу августа 1936-го энергичный Франко сумел доставить по воздуху на полуостров всю свою африканскую армию. То была беспримерная в военной истории операция (впрочем, возможной она стала, конечно, благодаря немцам и итальянцам). Будущий вождь народа планировал немедленно атаковать Мадрид с юга, застав его врасплох, но… блицкриг по-испански не удался. Причем, как говорит позднейшая националистическая легенда, очень популярная в кастильских школьных программах 50-60-х, - из-за маленькой, но героической заминки. Прежде чем направиться в столицу, благородный генерал, верный офицерскому братству, счел себя обязанным освободить цитадель («алькасар») города Толедо, где республиканцы обложили горстку восставших во главе с полковником Москардо, старым товарищем Франко. Отважный полковник со считанными единицами уцелевших бойцов дождался-таки «своих». и встретил главнокомандующего у ворот крепости хладнокровными словами: «В Алькасаре все без изменений, мой генерал».
На Мадрид пятью колоннами
Боевые действия шли своим чередом - с переменным успехом. Франкисты вплотную подошли к столице, но взять ее не смогли. С другой стороны, попытка республиканского флота высадить десант на Балеарских островах была на корню пресечена авиацией Муссолини.
Впрочем, на помощь - кораблями из Одессы - уже спешила массированная советская подмога, которая внесла необыкновенное оживление в стан левых, можно сказать, преобразила его по боевому большевистскому образцу. По личному требованию Сталина был создан Центральный Республиканский генштаб под руководством все того же «Ленина» - Ларго Кабальеро, в армии появился институт комиссаров, о которых говорилось выше. Официальное правительство, безопасности ради, переехало в Валенсию, а защита Мадрида легла на плечи специальной Хунты Обороны, где председательствовал Хосе Миаха - старый генерал. Показывая свою решимость спасти город любой ценой, он даже вступил в Компартию. Он же санкционировал широкое распространение пережившего эту войну лозунга «No pasarán» («Они не пройдут»), который до сих пор служит символом всякого Сопротивления.
Тысячи политических заключенных из числа заподозренных в национализме в те дни демонстративно выводились из тюрем, конвоировались по центральным улицам до пригородов и там расстреливались под звуки франкистской канонады. Тысячи молодых романтиков-интербригадовцев текли им навстречу, к баррикадам, к фронтовым рубежам. Добровольцы со всего мира, в большинстве своем не имевшие ни малейшей боевой подготовки, наводнили столицу. На какое-то время они даже создали республиканской стороне численное преимущество на поле брани, но количество, как известно, не всегда переходит в качество.
Тем временем противник предпринял еще несколько безуспешных попыток полностью блокировать Мадрид, но мятежникам уже стало ясно: война продлится дольше, чем планировалось. Радиосообщения той кровавой зимы вошли в историю чеканными строками. Скажем, тот же генерал Мола, соперник Франко в лидирующей верхушке националистов, подарил миру выражение «Пятая колонна», заявив, что помимо четырех армейских, находящихся у него под ружьем, он располагает еще одной - в самой столице, и она-то в решающий момент ударит с тыла. Шпионаж, саботаж и диверсии в Мадриде действительно достигли серьезного размаха, несмотря на репрессии.
Герника и не только
После взятия франкистами Малаги в феврале 1937 года яростные попытки захватить Мадрид решено было оставить. Вместо этого националисты устремились на север: громить основные промышленные узлы республики. Здесь им сопутствовала быстрая удача. «Железный пояс» Бильбао (бетонные оборонительные сооружения) пал в июне, Сантандер - в августе, а вся Астурия - в сентябре. Не удивительно, что на сей раз антикоммунисты взялись за дело всерьез и без сантиментов. Наступление началось событием, совершенно деморализовавшим врага: вслед за Дуранго немецкий авиационный «Легион Кондор» стер с лица земли легендарную Гернику (последний город известен всему миру в отличие от первого только благодаря Пабло Пикассо и его великой картине). В конце октября правительству Республики вновь пришлось собираться в дорогу: из Валенсии в Барселону. Стратегическую инициативу оно утратило навсегда.
Признание
И международное сообщество почувствовало это, отреагировав со свойственным ему трезвым цинизмом. Республика, с чьими лидерами еще вчера встречались государственные деятели великих держав, была в одночасье забыта, словно и не было ее. В феврале 1939 года правительство Франсиско Франко официально признали Франция и Великобритания. Все остальные страны, за исключением Мексики и СССР, последовали их примеру в течение нескольких месяцев. Коммунисты спешно покидали страну. Оставалось только подписать капитуляцию, условия которой были предусмотрительно опубликованы в Бургосе - временной столице националистов. Приказ о заключительном триумфальном наступлении главнокомандующий отдал 27 марта. Сопротивления почти не последовало: 28 марта атакующие заняли Гвадалахару и вошли в Мадрид, 29-го перед ними открылись ворота Куэнка, Сьюдад-Реаля, Альбасете, Хаэна и Альмерии, на следующий день - Валенсии, 31-го - Мурсии и Картахены. Первого апреля 1939 года была опубликована последняя военная сводка. Пушки смолкли и начались долголетние споры и дискуссии, в которых, увы, не смогли принять участия от 250 до 300 тысяч погибших на этой войне.
Дон Пако- счастливчик
1 апреля 1939 года скромный и малозаметный (до поры до времени) служака, ветеран нескольких марокканских кампаний, «дитя» национального унижения, пережитого Испанией после поражения в 1898 году от США и утраты последних колоний на Кубе и Филиппинах, Франсиско Франко Баамонде стал неограниченным правителем. Исчез из политической истории боевой генерал пехоты, любимый своими солдатами, и его «сменил» пожизненный глава государства и правительства, предводитель Фаланги, «сaudillo de España por la gracia de Dios» - «Вождь Испании Божиею милостью».
Обладал ли простоватый на первый взгляд «дон Пако» (так, сокращенно от Франсиско, его прозвали подданные) достаточным интеллектуальным потенциалом, чтобы вести корабль Испании между рифами истории? И да, и нет. Очевидно одно: каудильо везло. Именно везение помогло ему консолидировать власть. Товарищи Франко, которые могли составить ему конкуренцию, - Санхурхо и Мола погибли в очень сходных авиакатастрофах в самом начале Гражданской войны. Ну, а в дальнейшем вождь не упустил удачу. Он умело маневрировал между настроениями приближенных. Проявил себя как виртуоз политики «частичного действия»: никогда не шел до конца, предоставляя право последнего хода партнеру-оппоненту. Как истинный галисиец, всегда отвечал вопросом на вопрос, что, кстати, помогло ему 23 октября 1940 года при личной встрече с Гитлером в Эндае, на франко-испанской границе. Легенда гласит: Франко запутал фюрера до такой степени, что последний вышел из себя и закричал: «Не вступайте в войну! Ни нам, ни вам этого не нужно!» И испанцы так и не «обнажили шпаг» в большой мировой драке, - единственная Голубая дивизия добровольцев (División Azul), отправленная на войну против СССР, конечно, не в счет.
Спасительный железный занавес
После Второй мировой падение каудильо казалось неизбежным - разве могла ему проститься тесная дружба с фюрером и дуче? Фалангисты ведь даже ходили в синих рубашках (по аналогии с нацистскими коричневыми и итало-фашистскими черными) и вскидывали вверх руки, приветствуя друг друга. Однако простилось все и забылось. Конечно, помог «железный занавес», опустившийся на Европу от Балтики до Адриатики, он вынудил западных союзников потерпеть пока что «западного сторожевого». Франко надежно контролировал коммунистические движения в своих владениях и прикрывал доступ из Атлантики в Средиземное море.
Помог и лукавый курс на политический католицизм, взятый диктатором после некоторых колебаний. Обвинения международной общественности теперь оказалось тем легче отводить, что можно было встать в позу: дескать, видите, кто на нас нападает? Леваки, радикалы, враги традиций! А мы что делаем? Защищаем христианскую веру и мораль. В результате после непродолжительной изоляции тоталитарная Испания даже получила в 1955 году доступ в ООН: тут сыграли роль подписанный в 1953 году конкордат с Ватиканом и торговые соглашения с США. Теперь можно было приступать к выполнению Плана Стабилизации, скоро преобразившего отсталую аграрную страну, но прежде…
Порфироносный «пилот перемен»
…Прежде следовало решить вопрос о престолонаследии - выбрать преемника. Еще в 1947 году Франко объявил, что после его кончины Испания «в соответствии с традицией» вновь обратится в монархию. Спустя какое-то время он достиг соглашения с доном Хуаном де Бурбоном, главой королевского дома в изгнании: сын принца должен был отправиться в Мадрид, чтобы получить там образование, а потом и трон. Будущий монарх родился в Риме, а в отечестве своем впервые очутился в конце 1948 года десятилетним мальчиком. Здесь Его Высочество прошел курс всех военных и политических наук, какие счел нужными его высокий покровитель.
Хуан Карлос I короновался сразу после смерти каудильо в 1975-м, кстати, еще до того, как его отец официально отрекся от прав на престол. Возведение на престол произошло точно по плану, продиктованному ушедшим в мир иной диктатором: у «операции» имелось даже кодовое название - «Светоч» (Lucero). Буквально по минутам был расписан процесс восхождения юноши к верховной власти в государстве. Силовые ведомства оказали ему нужную поддержку. Разумеется, король при всем при этом не получил той абсолютной власти, которой обладал его предшественник. И все же роль его была значительной. Вопрос состоял лишь в том, сможет ли он удержать управление в неопытных руках. Сможет ли доказать миру, что он король - не только по назначению?
Хуану Карлосу предстояло много потрудиться, прежде чем он провел страну по пути от диктатуры к современной демократии и добился огромной популярности дома и за рубежом. Произошла «Перемена» (Cambio), за ней - «Переход» (Transicion). Испания не однажды оказывалась близка к военному перевороту, даже скользила назад в пропасть братоубийственной бойни. Но - удержалась. И если каудильо прославился как мастер обводить всех и вся вокруг пальца, то король победил тем, что раскрыл карты. Он не искал аргументов и не проклинал своих оппонентов, как участники Гражданской войны. Он просто заявил, что отныне будет служить интересам всех испанцев - и тем подкупил их.
Испанский «Шестисотый»
Главным идейным вдохновителем экономического чуда, произошедшего с Испанией в правление Франко, считается его министр информации и туризма Мануэль Фрага. В 1962 году, сразу после своего назначения он поставил себе несколько целей: во-первых, избавиться от избыточных цензурных рогаток. Затем приступить к созданию максимально привлекательного международного образа Испании, то есть сделать так, чтобы все закрыли глаза на диктатуру. Для этой цели был запущен известный англоязычный слоган «Spain is different» («Испания - другая»), по сути, положивший начало испанскому туристическому буму, длящемуся и поныне.
Этот бум стал провозвестником новых тенденций и в хозяйстве: пройдя путь от аграрно-животноводческого засилья до одной из самых развитых индустрий Европы, экономика страны приобрела вполне современный конкурентоспособный вид. Кстати, символом ее стремительного взлета стал так называемый «испанский шестисотый» - популярная марка автозавода SEAT. Не отличавшаяся особенными преимуществами ни двигателя, ни дизайна, эта машина позволила тысячам людей «обрести колеса» (подобную революцию в Америке некогда произвел «Форд Т»).
Не замедлила себя ждать и социальная перестройка. Между 1960 и 1979 годами Испания пережила демографический бум, а 1974-й стал рекордным по уровню рождаемости: на свет появилось более полумиллиона детей. Развернулась эмансипация женщин, которые прежде были полностью зависимы от мужей и посвящали себя лишь дому, церкви и воспитанию детей. То есть тому, ради чего воевал каудильо.
«Игра стоила свеч»: великие державы в Испании
Поскольку никто с самого начала не сомневался в том, что Франко поддержат Германия и Италия, республиканцы возлагали надежду на созданный по предложению Франции Комитет Невмешательства, который должен был составить некий противовес. Однако противовеса не вышло: комитет, вполне в духе своего названия, ни во что вмешиваться не стал. Отчасти дело «испортила» активная позиция СССР, а французы не хотели выступать на одной стороне с большевиками, чтобы сохранить стратегический союз с Великобританией, которая симпатизировала националистам. Английские политики стереотипно полагали, что испанский народ, мол, трудно управляем, и считали логичным поддерживать диктатуру.
Тем временем для стремительно вооружавшейся гитлеровской Германии Пиренейский полуостров стал желанным тренировочным полигоном, а для сталинского режима - трибуной революционной пропаганды и, между прочим, источником обогащения. В «залог» военной помощи весь испанский золотой запас (на тот момент четвертый в мире) был перевезен в Москву.
Вспомним и Интернациональные бригады, созданные в июле 1936 года Коминтерном по инициативе Советского Союза. Знаменитый поэт Рафаэль Альберти посвятил им строки, ныне известные всякому образованному испанцу:
Вы пришли издалека... Но что такое «далёко»
для вашей крови, чья песня не знает границы.
Смерть, не зная пощады, вас выкликает до срока
на каждом поле, в пути, на площадях столицы.
В Гражданской войне приняли открытое участие многие известные художественные и общественные деятели со всего мира. Среди них, к примеру, и Жорж Бернанос, описавший свои впечатления в эссе «Большие кладбища под луной», и будущий лауреат Нобелевской премии, немецкий канцлер Вилли Брандт, автор романов «По ком звонит колокол» и «Прощай, оружие!» Эрнест Хемингуэй. Были тогда в Испании и Антуан де Сент-Экзюпери, и Джон Дос Пассос, и Илья Эренбург с Михаилом Кольцовым, и Андре Мальро, который, не будучи летчиком, пилотировал самолет республиканской авиации, и Пабло Неруда, выносивший раненых из под обломков. Никто не забыт, ничто не забыто.
Дети Испании на чужбине
По официальной статистике, во время Гражданской войны Испанию покинули почти 200 тысяч человек: 140 тысяч из них оказались во Франции, 19 тысяч в Северной Африке, 8 тысяч в Мексике, 6 тысяч в СССР. Для большинства из этих последних наша страна стала второй родиной.
Асусена (в переводе с испанского - «лилия») Михайловна Макарова рассказывает о своей матери Бальбине Вильярес, мастеру по вышивке гербов и флагов, проживавшей в СССР с 1937 года: «Маме тогда только исполнилось 23. Она находилась среди педагогов, сопровождавших группу ребят. В Бильбао остались ее мать и тетя. Когда тебе двадцать, все события воспринимаются легко, и, конечно, она надеялась вернуться назад. Но ожидание затянулось на 28 лет. Мама очень тосковала. Она хотела, чтобы я говорила по-испански, но меня до девяти лет воспитывала бабушка, а позже я так и не выучила язык. Родителям, вообще, приходилось осторожничать. Скажем, они не регистрировали брака до моего шестнадцатилетия: имея жену-иностранку, отец наверняка лишился бы должности начальника отдела снабжения в речном порту.
Только в 1965 году маме с большим трудом удалось выехать в Испанию. Было пролито море слез, ее уговаривали остаться - не удалось. Но через некоторое время она сама поняла, что жить на родине не сможет. В Москве остались ее муж, дети, и для родственников она уже стала «другой»… Кстати, моя тетя, побывав у нас однажды, больше не приезжала: не понравилось. Во второй раз мама привезла из Испании 11 чемоданов вещей - все старались помочь, чем могли. А в 70-е выезжать стало легче, и мы все по нескольку раз побывали в Бильбао.
В Москве мама всегда тосковала по Испании, а «там», наоборот, чувствовала свою инакость. Мы отмечали все праздники по два раза - на русский и испанский манер, ели приготовленные ею национальные сладости. Она до конца жизни говорила по-русски с сильным акцентом, а в разговоре с соотечественниками по привычке вставляла русское словцо…»
Руже Ружес, редактор русскоязычной литературы из Барселоны.
Прожила в СССР с 1937 по 1946 год: «Мой дядя был ответственным за отправку детей в СССР. Когда бомбежки Барселоны стали беспрерывными, он вывез в Ленинград жену, дочку и меня, а сам отправился за следующей группой детей. Но не успел: в Фигерасе узнал, что франкисты заняли Барселону. Он уехал в Париж, а оттуда в Мексику. Мне было 10, и я плакала, не понимая, почему я в далекой холодной стране, а не с родителями. Тете пришлось еще тяжелее: ее маленькая дочь, моя кузина, умерла от болезни почек. В 1946 году после многочисленных попыток дяде удалось добиться разрешения на наш выезд в Мексику. А еще через два года мы плыли в Испанию, и я боялась, что умру от счастья, когда увижу родителей… Я думала, что за десять лет совсем забыла родной каталанский язык, но вот заговорила с водителем по дороге - и мой артикуляционный аппарат сам все вспомнил.
Самым главным было не проговориться, что мы жили в СССР. Дядя выправил нам фальшивые документы, как будто мы всегда оставались с ним. Сейчас я все чаще возвращаюсь мыслями к стране, где провела девять лет. Вспоминаю Волгу, на ее берегу мы жили до Великой Отечественной. Вспоминаю, как занималась в детской студии балетом. У меня был авитаминоз, и когда откуда-то привезли мандарины, мне дали вдвое больше, чем другим. К нам все были очень добры. Этим летом я еду в Россию: в круиз по Волге и, конечно, в Москву».
Хосефина Итурраран, филолог, историк, преподаватель МГПУ, МГИМО, Дипломатической академии, вдова лингвиста Владимира Гака.
В России с 1937 года: «Про Родину, как и про мать, говорят, что у нее может быть много детей, но у каждого из них она одна. А у меня вышло так: я же уезжала именно от матери, взяв Родину с собой. Я незаконнорожденная дочь и первые годы прожила в чужом городе, в чужих семьях. Позже мама взяла меня к себе в Бильбао, но в дни войны отправила в приют, откуда я и поплыла в Ленинград. Нас встречали в порту тысячи людей, и каждый стремился обнять, дать конфету. Какая доброта и какое милосердие, таких я раньше в своей детской жизни не знала! Нам давали черную икру, а мы удивлялись, что это за страна такая, где варенье соленое. Для меня и сейчас соседка в Москве ближе, чем родные в Испании… Я поехала туда только в начале 70-х, но оказалось, что до сих пор помню баскские молитвы и песни. В одном доме я увидела куклу, очень похожую на ту, с которой приехала двенадцатилетней девочкой в Союз и которая всегда была со мной, пока мне не пришлось выменять ее на хлеб во время голода в Самарканде. Я промолчала, но хозяйка дома обо всем догадалась (по глазам, наверное) и подарила мне игрушку».
Юлия Морозова
Начало