(no subject)
... единственное здание, отделяющее дом, в котором расположен гестхауз, от набережной - отель Сесиль, названный в честь Сесила Родса - фасады недавно заменены, но в комнатах первого этажа до сих пор продолжают капитальный ремонт - зданию повезло - нашелся инвестор - многие бывшие фешенебельные здания вдоль Корниш лишены такой привилегии - истлевают на виду у города - как непогребенный покойник
... отель построен в 1930-х - его с ностальгией вспоминают и египетские герои Махфуза - "... and have sat for some time in the lobbies of the Cecil and the Windsor, the places where pashas and foreign politicians used to meet in the old days" - и европейские герои Даррелла
... у Даррелла лобби отеля Сесиль - место, где запускаются пружины нескольких ключевых сюжетов романа: здесь Жюстин впервые встречает своего будущего первого мужа - Жакоба Арноти, "автора" Moeurs, здесь же она впервые встречает Дарли - "автора" Жюстин и Балтазара - и - соглашается выйти замуж за Нессима
... ни фасад, ни интерьеры не сохранились - алебастрового цвета здание - как облака над Александрией пасмурным утром - выглядит как искусственный зуб в ряду подгнивших, но натуральных
... завтра я уезжаю - купил билет на утренний автобус до Порт Саида
... мое увлечение Александрией когда-то началось с Александрийских песен Кузмина - он посетил Александрию в 1895 г. - с князем Жоржем - единственным из любовников, с которым "вполне совпадали интересы, и культурность и вкусы" как Кузмин признавался в своем дневнике в октябре 1905 года
... князь Жорж из той поездки не вернулся - заехав к своим родственникам в Вену, он скоропостижно умер от сердечного приступа
... в том же 1905-м написаны Александрийские песни - спустя 10 лет после поездки
... "то что захватило само, то всегда действительнее ... как теперь с Египтом и с Италией" - пишет Кузмин в том же году в дневнике
... связи Александрийских песен с текущим городом я не нашел, но - их бормотал во время долгих шаганий по Корниш вдоль Средиземного моря
площадь Saad Zaghlul - справа - отель Сесил
на набережной
в таких корзинках в Александрии спускают записочки с заказами в магазины и забирают товары после доставки - чтобы не подниматься по крутым длинным лестницам подъездов
вдоль шариа Al Horeya - на этой улице также - но короткое время - жил Кавафис
в районе Рамла стейшн
шариа Naby Daniel (пророка Даниила)
бывшая рю Фуад
ххх
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу белые стены дома,
небольшой сад с грядкой левкоев,
бледное солнце осеннего вечера
и слышу звуки далеких флейт.
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу звезды над стихающим городом,
пьяных матросов в темных кварталах,
танцовщицу, пляшущую "осу",
и слышу звук тамбурина и крики ссоры.
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу бледно-багровый закат над зеленым морем
мохнатые мигающие звезды
и светлые серые глаза под густыми бровями,
которые я вижу и тогда,
когда не говорят мне: "Александрия!"
ххх
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,
все мы четыре любили, но все имели разные "потому что":
одна любила, потому что так отец с матерью ей велели,
другая любила, потому что богат был ее любовник,
третья любила, потому что он был знаменитый художник,
а я любила, потому что полюбила.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,
все мы четыре желали, но у всех были разные желанья:
одна желала воспитывать детей и варить кашу,
другая желала надевать каждый день новые платья,
третья желала, чтобы все о ней говорили,
а я желала любить и быть любимой.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,
все мы четыре разлюбили, но все имели разные причины:
одна разлюбила, потому что муж ее умер,
другая разлюбила, потому что друг ее разорился,
третья разлюбила, потому что художник ее бросил,
а я разлюбила, потому что разлюбила.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,
а, может быть, нас было не четыре, а пять?
ххх
Если б я был древним полководцем,
покорил бы я Ефиопию и персов,
свергнул бы я фараона,
построил бы себе пирамиду выше Хеопса,
и стал бы
славнее всех живущих в Египте!
Если б я был ловким вором,
обокрал бы я гробницу Менкаура,
продал бы камни александрийским евреям,
накупил бы земель и мельниц,
и стал бы
богаче всех живущих в Египте.
Если б я был вторым Антиноем,
утопившимся в священном Ниле,
я бы всех сводил с ума красотою,
при жизни мне были б воздвигнуты храмы,
и стал бы
сильнее всех живущих в Египте.
Если б я был мудрецом великим,
прожил бы я все свои деньги,
отказался бы от мест и занятий,
сторожил бы чужие огороды -
и стал бы
свободней всех живущих в Египте.
Если б я был твоим рабом последним,
сидел бы я в подземельи
и видел бы раз в год или два года
золотой узор твоих сандалий,
когда ты случайно мимо темниц проходишь,
и стал бы
счастливей всех живущих в Египте.
ххх
Их было четверо в этот месяц,
но лишь один был тот, кого я любила.
Первый совсем для меня разорился,
посылал каждый час новые подарки
и продал последнюю мельницу,
чтоб купить мне запястья,
которые звякали, когда я плясала, -
закололся, но он не был тот, кого я любила.
Второй написал в мою честь тридцать элегий,
известных даже до Рима,
где говорилось, что мои щеки - как утренние зори,
а косы - как полог ночи,
но он не был тот, кого я любила.
Третий, ах, третий был так прекрасен,
что родная сестра его удушилась косою
из страха в него влюбиться;
он стоял день и ночь у моего порога,
умоляя, чтоб я сказала: "Приди", -
но я молчала, потому что он не был тот, кого я любила.
Ты же не был богат, не говорил про зори и ночи,
не был красив, и когда на празднике
Адониса я бросила тебе гвоздику,
посмотрел равнодушно своими светлыми глазами,
но ты был тот, кого я любила.
ххх
Что ж делать, что багрянец вечерних облаков
на зеленоватом небе,
когда слева уж виден месяц
и космато-огромная звезда,
предвестница ночи, -
быстро бледнеет, тает совсем на глазах?
Что путь по широкой дороге
между деревьев мимо мельниц,
бывших когда-то моими,
но променянных на запястья тебе,
где мы едем с тобой,
кончается там за поворотом
хотя б и приветливым домом совсем сейчас?
Что мои стихи, дорогие мне,
так же, как Каллимаху
и всякому другому великому,
куда я влагаю любовь и всю нежность,
и легкие от богов мысли,
отрада утр моих,
когда небо ясно и в окна пахнет жасмином,
завтра забудутся, как и все?
Что перестану я видеть твое лицо,
слышать твой голос?
что выпьется вино, улетучатся ароматы
и сами дорогие ткани истлеют через столетья?
Разве меньше я стану любить
эти милые хрупкие вещи
за их тленность?
ххх
Ах, покидаю я Александрию
и долго видеть ее не буду!
Увижу Кипр, дорогой Богине,
увижу Тир, Ефес и Смирну,
увижу Афины - мечту моей юности,
Коринф и далекую Византию
и венец всех желаний,
цель всех стремлений -
увижу Рим великий! -
Все я увижу, но не тебя!
Ах, покидаю я тебя, моя радость,
и долго, долго тебя не увижу!
Разную красоту я увижу,
в разные глаза насмотрюся,
разные губы целовать буду,
разным кудрям дам свои ласки,
и разные имена я шептать буду
в ожиданьи свиданий в разных рощах.
Все я увижу, но не тебя!
... отель построен в 1930-х - его с ностальгией вспоминают и египетские герои Махфуза - "... and have sat for some time in the lobbies of the Cecil and the Windsor, the places where pashas and foreign politicians used to meet in the old days" - и европейские герои Даррелла
... у Даррелла лобби отеля Сесиль - место, где запускаются пружины нескольких ключевых сюжетов романа: здесь Жюстин впервые встречает своего будущего первого мужа - Жакоба Арноти, "автора" Moeurs, здесь же она впервые встречает Дарли - "автора" Жюстин и Балтазара - и - соглашается выйти замуж за Нессима
... ни фасад, ни интерьеры не сохранились - алебастрового цвета здание - как облака над Александрией пасмурным утром - выглядит как искусственный зуб в ряду подгнивших, но натуральных
... завтра я уезжаю - купил билет на утренний автобус до Порт Саида
... мое увлечение Александрией когда-то началось с Александрийских песен Кузмина - он посетил Александрию в 1895 г. - с князем Жоржем - единственным из любовников, с которым "вполне совпадали интересы, и культурность и вкусы" как Кузмин признавался в своем дневнике в октябре 1905 года
... князь Жорж из той поездки не вернулся - заехав к своим родственникам в Вену, он скоропостижно умер от сердечного приступа
... в том же 1905-м написаны Александрийские песни - спустя 10 лет после поездки
... "то что захватило само, то всегда действительнее ... как теперь с Египтом и с Италией" - пишет Кузмин в том же году в дневнике
... связи Александрийских песен с текущим городом я не нашел, но - их бормотал во время долгих шаганий по Корниш вдоль Средиземного моря
площадь Saad Zaghlul - справа - отель Сесил
на набережной
в таких корзинках в Александрии спускают записочки с заказами в магазины и забирают товары после доставки - чтобы не подниматься по крутым длинным лестницам подъездов
вдоль шариа Al Horeya - на этой улице также - но короткое время - жил Кавафис
в районе Рамла стейшн
шариа Naby Daniel (пророка Даниила)
бывшая рю Фуад
ххх
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу белые стены дома,
небольшой сад с грядкой левкоев,
бледное солнце осеннего вечера
и слышу звуки далеких флейт.
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу звезды над стихающим городом,
пьяных матросов в темных кварталах,
танцовщицу, пляшущую "осу",
и слышу звук тамбурина и крики ссоры.
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу бледно-багровый закат над зеленым морем
мохнатые мигающие звезды
и светлые серые глаза под густыми бровями,
которые я вижу и тогда,
когда не говорят мне: "Александрия!"
ххх
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,
все мы четыре любили, но все имели разные "потому что":
одна любила, потому что так отец с матерью ей велели,
другая любила, потому что богат был ее любовник,
третья любила, потому что он был знаменитый художник,
а я любила, потому что полюбила.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,
все мы четыре желали, но у всех были разные желанья:
одна желала воспитывать детей и варить кашу,
другая желала надевать каждый день новые платья,
третья желала, чтобы все о ней говорили,
а я желала любить и быть любимой.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,
все мы четыре разлюбили, но все имели разные причины:
одна разлюбила, потому что муж ее умер,
другая разлюбила, потому что друг ее разорился,
третья разлюбила, потому что художник ее бросил,
а я разлюбила, потому что разлюбила.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,
а, может быть, нас было не четыре, а пять?
ххх
Если б я был древним полководцем,
покорил бы я Ефиопию и персов,
свергнул бы я фараона,
построил бы себе пирамиду выше Хеопса,
и стал бы
славнее всех живущих в Египте!
Если б я был ловким вором,
обокрал бы я гробницу Менкаура,
продал бы камни александрийским евреям,
накупил бы земель и мельниц,
и стал бы
богаче всех живущих в Египте.
Если б я был вторым Антиноем,
утопившимся в священном Ниле,
я бы всех сводил с ума красотою,
при жизни мне были б воздвигнуты храмы,
и стал бы
сильнее всех живущих в Египте.
Если б я был мудрецом великим,
прожил бы я все свои деньги,
отказался бы от мест и занятий,
сторожил бы чужие огороды -
и стал бы
свободней всех живущих в Египте.
Если б я был твоим рабом последним,
сидел бы я в подземельи
и видел бы раз в год или два года
золотой узор твоих сандалий,
когда ты случайно мимо темниц проходишь,
и стал бы
счастливей всех живущих в Египте.
ххх
Их было четверо в этот месяц,
но лишь один был тот, кого я любила.
Первый совсем для меня разорился,
посылал каждый час новые подарки
и продал последнюю мельницу,
чтоб купить мне запястья,
которые звякали, когда я плясала, -
закололся, но он не был тот, кого я любила.
Второй написал в мою честь тридцать элегий,
известных даже до Рима,
где говорилось, что мои щеки - как утренние зори,
а косы - как полог ночи,
но он не был тот, кого я любила.
Третий, ах, третий был так прекрасен,
что родная сестра его удушилась косою
из страха в него влюбиться;
он стоял день и ночь у моего порога,
умоляя, чтоб я сказала: "Приди", -
но я молчала, потому что он не был тот, кого я любила.
Ты же не был богат, не говорил про зори и ночи,
не был красив, и когда на празднике
Адониса я бросила тебе гвоздику,
посмотрел равнодушно своими светлыми глазами,
но ты был тот, кого я любила.
ххх
Что ж делать, что багрянец вечерних облаков
на зеленоватом небе,
когда слева уж виден месяц
и космато-огромная звезда,
предвестница ночи, -
быстро бледнеет, тает совсем на глазах?
Что путь по широкой дороге
между деревьев мимо мельниц,
бывших когда-то моими,
но променянных на запястья тебе,
где мы едем с тобой,
кончается там за поворотом
хотя б и приветливым домом совсем сейчас?
Что мои стихи, дорогие мне,
так же, как Каллимаху
и всякому другому великому,
куда я влагаю любовь и всю нежность,
и легкие от богов мысли,
отрада утр моих,
когда небо ясно и в окна пахнет жасмином,
завтра забудутся, как и все?
Что перестану я видеть твое лицо,
слышать твой голос?
что выпьется вино, улетучатся ароматы
и сами дорогие ткани истлеют через столетья?
Разве меньше я стану любить
эти милые хрупкие вещи
за их тленность?
ххх
Ах, покидаю я Александрию
и долго видеть ее не буду!
Увижу Кипр, дорогой Богине,
увижу Тир, Ефес и Смирну,
увижу Афины - мечту моей юности,
Коринф и далекую Византию
и венец всех желаний,
цель всех стремлений -
увижу Рим великий! -
Все я увижу, но не тебя!
Ах, покидаю я тебя, моя радость,
и долго, долго тебя не увижу!
Разную красоту я увижу,
в разные глаза насмотрюся,
разные губы целовать буду,
разным кудрям дам свои ласки,
и разные имена я шептать буду
в ожиданьи свиданий в разных рощах.
Все я увижу, но не тебя!