"Диалектическая логика - логика разума" - часть 1
Печатаю присланную в ильенковское общество статью.
Возняк В.С. (Дрогобыч, Украина)
РАССУДОК И РАЗУМ: ФИЛОСОФСКО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ
Диалектическая традиция в философии необходимо связана с различением рассудка и разума. Гегель утверждает, и вполне справедливо: «Уразумение того, что диалектика составляет природу самого мышления, что в качестве рассудка оно должно впадать в отрицание самого себя, в противоречие, уразумение этого составляет одну из главных сторон логики» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 96).
В этой связи интересно замечание А.Г.Новохатько, интерпретирующего известную мысль Э.В.Ильенкова: «Мышление вообще, «рассудок», есть способность известного тела строить своё движение в мире других тел, сообразуясь с формой и расположением любых других тел и ни в коем случае - не с формой и расположением особых частей собственного тела. Специфика же человеческого мышления, «разума», - в том, что в отличие от животного человек способен строить свои действия не только в согласии с формой любого другого тела, но и - плюс к тому - с перспективой изменения этого любого тела в процессе приращения человеческой культуры. Человек, таким образом, способен действовать с любой вещью по внутренней мере развивающейся культуры» (Новохатько А.Г. Феномен Ильенкова // Ильенков Э.В. Философия и культура.- М.: Политиздат, 1991.- С. 15). С этим нельзя не согласиться, однако есть одно «но»: если человеческое движение по «контуру» культуры осуществляется так, как если бы это была не культура, а просто-напросто «контур», - то перед нами всё же - рассудок, а не разум. Ведь вполне возможно (и зачастую - просто необходимо) действовать по общественно выработанным, культурно-историческим и формально присвоенным мерам и нормам, не вникая в их смысл.
Разум как собственно разум (значит, диалектический) - не «отвлечённое мышление», это способность человека не «отвлекаться» от чувственной данности и не абстрагироваться от самого себя как чувственно-человеческого существа, а вовлекаться в отношение к этой данности как к «субъекту», как к культуре, двигаясь по её живое мере. Разум вразумлённый (значит - из-умлённый, восхищённый, возмущённый системой непрерывного хищения разума у всех человеков, оттого и вскипает) - есть способность строить свою активность не по мерке своей нужды, потребности, полезности, а по мерам самого безмерного, целого бытия, там самым - весь мир, всё бытие взять не в форме объекта, а «субъективно», в форме культуры (как общения индивидов в горизонте личности в своих произведениях - «по Библеру»)
Рассудочный способ мышления совершенно нечувствителен к различению внутренней и внешней формы, и не потому, что не «владеет диалектикой», а в силу того факта, что он обслуживает такой тип деятельности, который и не нуждается в различении формы. Он - продукт и служитель культа формальной деятельности, которая ориентирована на внешние признаки содержания. Но что происходит, когда к услугам рассудочного способа мышления прибегают (за неимением другого) для организации и осуществления такой деятельности, внутри которой жизненно необходимо улавливать все тонкости различения формы, деятельности, которая должна опираться на собственный способ организации конкретного содержания и поэтому сама должна быть сугубо конкретной? В таком случае содержательная деятельность превращается в формальную, и вместо развития конкретного содержания мы получаем в лучшем случае пышное разглагольствование по поводу этого развития (т.е. типичную идеологию), а в худшем - разрушение его основы.
Различение формы появляется лишь в пределах соотношения «форма - содержание», где содержание предстаёт единством материи и формы. Именно тут происходит удвоение формы - «Во-первых, она как рефлектированная в самоё себя есть содержание; во-вторых, она как нерефлектировання в самоё себя есть внешнее, безразличное для содержания существование» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 298). Внешняя, формальная форма потому и является внешней, что она чужда данному содержанию и посему может быть формой совсем иного содержания, которое якобы оформляется (или - формируется). Формализм есть нечто гораздо более опасное, нежели себе это представляют, объявляя очередную кампанию против формализма (или бюрократизма) в пределах тех же самых рассудочно-канцелярских форм. Ведь формализм как таковой не является простым преувеличением роли формы; он ориентирован исключительно на формальную форму, которая совершенно отрывается от содержания и сама себе становится содержанием. На этом логико-гносеологическом факте основан метод формализации в науке, дающий блестящие результаты (но в точных пределах своего целесообразного и уместного применения).
Способность к различению внутренней и внешней формы связана с умением субъекта преобразовывать свою собственную форму, и в таком разумном контексте раскрывается реальный способ организации предметного содержания и находит, кстати, своё необходимое место и момент внешний, формальный. Конечно, ожидать от сугубо рассудочного мышления умения пресуществлять свою собственную форму деятельности с целью обеспечения содержательного самодвижения «сути дела» не приходится, - это не его ума дело, не для этого он существует.
Обычно считается, что формальная логика (логика рассудка) изучает мышление со стороны его формы (понятие, суждение, умозаключение), абстрагируясь от содержания. Однако это не совсем точно: традиционная логика имеет дело с формальными формами мышления. Реальными же, содержательными формами человеческого мышления выступают категории как своего рода «узлы» отождествления субстанции и субъекта, человека и мира, мышления и бытия - их точки сращения (и сращивания), и посему категории конкретны. Характерно, что формальная логика не «замечает» категорий, называя их «наиболее широкими понятиями». Когда Гегель пишет, что содержание «может быть разумным лишь в силу той определённости, благодаря которому мышление есть разум…, оно может быть разумным лишь через форму» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 365), - то ясно, что речь идёт именно о категориальности.
Диалектическая логика как логика разума является совершенно иной логикой, - не только потому, что имеет иные «законы», нежели логика школьная, а потому, что она иным способом, по-иному - логика. Она не берётся в форме объекта, её невозможно изложить как систему «тождественно-истинных высказываний», как схему, куда можно подставлять любое содержание, - даже как некую систему категорий. Как нет ничего общего между гегелевским Понятием и «понятием» как предметом забот логики формальной (конечно, кроме названия), точно так же и нет ничего общего между логической природой двух «логик». Формальная логика, по выражению С.Н.Мареева, - лишь «формально логика» (Мареев С.Н. Диалектика формального и содержательного в познании: Историко-методологический очерк // Проблемы материалистической диалектики как теории познания. - М.: Наука, 1979. - С. 152), а на самом деле - «углублённая в себя грамматика» (А.Тренделенбург). То есть, свои логические функции обычная логика исполняет формально. К Логосу как таковому непосредственное отношение имеет диалектика. Это не означает, что формальная логика и её носитель - рассудок - не имеют реального предметного содержания: не случайно, например, что схема простого категорического силлогизма (S-M-P) совпадает со структурой элементарного акта деятельностного целеполагания.
Различение внутренней (содержательной) и внешней (формальной) формы имеет принципиальное значение. Ведь зачастую мы начинаем нудные смысловые прояснения тогда, когда они неуместны, когда дело можно (и нужно) решить сугубо формально, и наоборот, - игнорируя сложную содержательность определённой реальности, подходим к ней с сугубо формальными критериями и требованиями. Как часто мы обнаруживаем этот до боли знакомый образ: подлинное содержание дела объявляется несущественным, а собственно формальное, в лучшем случае призванное помогать делу, предстаёт как его существо.
Отчего так происходит? А потому, что в обоих случаях мы действуем рассудочно, напрасно игнорируя удвоение формы. Внешняя форма безразлична к содержанию, но не вообще, а лишь в определённом отношении. Посему момент формального занимает своё необходимое место. «Поскольку любая сущность «формирована», постольку любое содержание, генетически соотносясь не только со своей ближайшей сущностью, но с сущностями отдалёнными, тем самым соотносится с формами этих отдалённых сущностей. Такая связь (соотношение) есть связь формальная» (Диалектическая логика. Категории сферы сущности и целостности.- Алма-Ата: Наука, 1987.- С. 147). В условиях отчуждённой социальности, извращения всех действительных связей и отношений, засилья превращённых форм формальное как таковое приобретает небывалую самостоятельность и способно поглощать и замещать собой всё.
Рассудочная ориентация на содержание человеческого мира связана с отношением к нему под углом зрения полезности, - что является характерным именно для цивилизации (в отличие от культуры). Рассудок представляет собой, так сказать, цивилизационный момент, механизм мышления. Рассудок - это цивилизованное мышление; а ещё точнее - рассудок есть цивилизация мышления, «цивильность» мысли. Можно согласиться с Гостоном Башляром, что рассудочные, формально-логические требования являются «требованиями вежливости мысли» (Башляр Г. Новый рационализм.-М.: Прогресс,1987.- С. 311). - Но именно вежливости, не более. Ведь в повседневной жизни мы как-то интуитивно различаем просто вежливого человека от собственно культурного, различаем вежливость (часто именуемую как «воспитанность») и культурность .
Безусловно, рассудок предстаёт определённой культурой мышления, но культурой формальной. Он выступает культурой - формально. А посему рассудочные функции могут свободно отделяться от человека и перепоручаться «умным» машинам, информационным системам, которые формальную работу исполняют блестяще, эффективно. Именно в этом - преимущество рассудка (когда он исполняет свою работу, занимая своё место), но именно здесь и таится опасность, поскольку форма рассудка не знает и знать не может своих пределов.
Рассудок как формальная культура мышления не различает собственно культурное содержание от содержания вообще, - всё в его глазах предстаёт как простой объект для изучения, классификации и использования. Вообще-то с позиций простого использования культура как культура - не видна. Её, конечно же, можно использовать, но именно как вещь. Без редукции рассудка нет.
Гегель пишет о формальном мышлении: «…мышление как только формальная деятельность берёт своё содержание извне, как данное и… содержание… не осознаётся как определённое изнутри мыслью, лежащей в его основании, …следовательно, содержание и форма не вполне проникают друг в друга» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 299-300). В связи с этим стоит обратиться к характеристике К.Марксом волюнтаристского, «спиритуалистического характера бюрократии, которая «хочет всё сотворить, т.е. …она возводит волю в causa prima (первопричину. - Ред.), ибо её существование находит своё выражение лишь в деятельности, содержание для которой бюрократия получает извне; следовательно, лишь формированием этого содержания, его ограничением она может доказать своё существование. Для бюрократа мир есть просто объект его деятельности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т.1. - С.273).
Рассудочный способ мышления осуществляется точно по такому типу. Обслуживая деятельность приспособления и использования, оно предельно активно, порой активно чрезмерно . Своё содержание рассудок получает извне, совершает с этим содержанием определённые манипуляции, осуществляет формирование его по собственно рассудочной схеме (ибо в таком виде оно как раз и годится для употребления), и именно с рассудочной точки зрения мир есть просто объект, объект деятельности рассудка.
Итак, рассудок как формальная культура мышления является таким режимом работы человеческого интеллекта, в пределах которого игнорируется удвоение формы: в предмет вносится форма, по которой он изучается, расчленяется для дальнейшего использования (употребления), а мир человека (культура) редуцируется до состояния вещей-объектов.
Деятельность, построенная по рассудочному типу, проходит мимо того капитального факта, что мир - это не просто вещь-объект, противостоящая активности человека, мир - это не агрегат, не механизм, не структура, а в первую очередь - мир человека, человеческий мир, населённый субъектами, производящими и воспроизводящими свою жизнь в определённых общественных формах. Своей причастности к этому миру субъект рассудка не осознаёт. Его «потолок» - отношение к «социумным» (т.е., не очень умным или даже вовсе не умным) измерениям общественно-культурного бытия. Социальное - превращённая форма собственно общественного, а среди превращённых форм рассудок чувствует себя весьма комфортно, здесь он - при деле, у себя дома.
Рассудок есть превращённая форма мышления, в которой его всеобщая творческая природа выступает в «усечённом», а нередко и в изуродованном виде. Рассудочное мышление есть элементарное, частичное, недоразвитое мышление, не вскрывающее внутренней логики развития, не способное выдержать «напряжение противоречия». Рассудок как способ мышления порождён такой практикой, которая не нуждается в освоении своего сущностного (в первую очередь общественно-исторического, человеческого) содержания, - практикой приспособления и использования. Он наиболее пышно расцветает в условиях овещнения общественных отношений, когда они отделяются от индивидов и противостоят им как внешняя, чуждая, казённая реальность. Рассудок есть деятельная способность субъекта воспроизводить действительность в формах такой практики, брать мир лишь в «форме объекта», вещи. Рассудочная форма позволяет человеку осуществлять деятельность, абстрагируясь при этом как от собственной общественной природы, так и от общественно-человеческого смысла осваиваемой предметности. В рассудочной форме субъект лишь присоединяет к себе определения предмета, сам оставаясь внутренне неподвижным. Ф.Энгельс писал: «Больше всего Гегель презирал рассудок, а что это такое, как не разум, фиксированный в своей субъективности и единичности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.- Т.1.- С. 476).
На поверхности природа рассудка как превращённой формы разума проявляется в стремлении действовать по определённым схемам, стереотипам, шаблонам. Ничего плохого в этом нет, ведь известно, что стереотипные действия экономят силы, время и тем самым высвобождают человеческие способности от рутинной работы для собственно творческих занятий. Но весь вопрос - в сфере (мере, степени) применимости, сфере эффективности, целесообразности, уместности именно таких, алгоритмизированных, формальных действий. Рассудочное мышление прикладывает свою форму, шаблон к предмету, расчленяет его по своей схеме т добивается некоторого результата, поскольку рассудочные формы несут в себе определённое несомненно объективное содержание. Однако следует отметить, что, во-первых, что собственная форма рассудка не рефлектирует внутри себя как общественно-исторически определённая, хотя на деле является таковой, она содержательно не освоена субъектом рассудка и просто используется. Во-вторых, само совпадение этой формы с предметным содержанием, уровни, глубина, адекватность этого совпадения не есть предмет забот рассудка (в плане деятельности использования этого не нужно). В-третьих, рассудок обнаруживает неспособность к самоизменению этой формы, - адекватному изменению. Когда рассудок находится в пределах своей формы, он предметен и не замечает особенности своего движения как формы (например, в качестве так называемого мышления «здравого смысла», неплохо ориентирующегося в ближайших обстоятельствах повседневного существования). Когда же он преступает свои границы, то начинает упорно цепляться за свою форму и теряет предметность характера своего движения, вырождаясь в формализм (это происходит со «здравым рассудком», когда он берётся судить о событиях и предметах, явно выходящих за пределы его круга забот). Рассудок всё время как бы отстаивает право на собственную форму (и собственное право на её изменение по своему произволу, капризу, интересу, - последний, кстати, всегда партикулярен). Он так устроен, чтобы не замечать своих истоков, а тем самым и пределов применимости.
Рассудок действует по внешней целесообразности, своё содержание и цели он получает извне. Разум же сам продуцирует цели, и как раз именно разум способен удерживать цель на протяжении всего продвижения к ней . Эту ситуацию отлично обрисовал Гёте: «Удел разума - то, что находится в становлении, удел рассудка - то, что уже возникло. Разуму нет дела до того, зачем, рассудок не спрашивает, откуда. Разум находит радость в самом развитии; рассудок желает всё остановить, чтобы использовать» (Гёте И.В. Сочинения.- М.: Худ. л-ра, 1979.- Т.8.- С. 262).
Говорят, что рассудочное мышление хорошо в своих пределах. Но если бы оно знало эти пределы! С точки зрения рассудка они не видны, ведь во внешнее отношение - отношение полезности - можно поставить любой предмет, а сфера абстрактно-общего воистину вездесуща, на то она и абстрактна, что к ней может быть редуцировано любое конкретное.
По-видимому, нет плохих шаблонов самих по себе, а есть бестолковое применение их там, где нужно и не нужно. Где есть нужда, проистекающая из существа дела, придерживаться именно данной схемы, а где необходимо неординарное, творческое действие - определить может лишь разумное мышление, не рассудочное. Меру применимости рассудочных действий, меру действительной эффективности стереотипов устанавливает лишь творческое (конкретное) мышление, глубоко проникающее во внутренние связи и отношения. Между тем нередко получается, что там, где достаточно действовать по схеме, формально, мы начинаем «глубокие» и пространные выяснения м в то же время поступаем грубо рассудочно как раз в тех случаях, когда рассудок неприменим, когда любой формализм лишь оскверняет и убивает живое дело. И это опять-таки результат рассудочного способа мышления.
Рассудочное отношение к делу определяется не самим содержанием дела, а той формой или схемой, по которой действует субъект. Согласно К.Марксу, разум - это та «универсальная независимость мысли, которая относится ко всякой вещи так, как того требует сущность самой вещи» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.- Т.1.- С. 7). Поскольку разумно-диалектическое мышление способно определяться самим существом дела, то оно предполагает способность субъекта к содержательному самоизменению собственной формы деятельности, которое опять-таки должно определяться логикой развития самого дела.
В поле рассудочной формы деятельности, как уже отмечалось, любая предметность выступает в форме объекта, вещи, а «вещь есть нечто абстрактно-внешнее, и я сам являюсь в ней чем-то абстрактно-внешним» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 329). А в «Феноменологии духа» Гегель замечает, что содержание диалектического движения «в самом себе есть от начала до конца субъект» (Гегель Г.В.Ф. Соч.- Т.ІV.-М., 1959.- С. 36). Субъектность диалектического движения указывает на то, что источник движения не вне его, а в нём самом - в самодвижении. Но и предметом диалектического движения, отношения, мышления является субъект. Иными словами, диалектическое мышление (разум в разумной форме) есть отношение к предмету как к субъекту. Вот отчего все попытки - умные и не очень - изложить диалектику как логику «в форме объекта» заранее обречены на неудачу, подмену, порчу самого мышления. Попробуйте-ка взять «Науку логики» в объектной форме как обычный материал для изучения, заучивания и применения, - ничего путного не выйдет: нельзя вооружиться гегелевскими понятиями, но в ситуацию понятия можно войти, дабы «быть в своём бытии своим понятием» (Там же. - С. 30).
Что может означать с точки зрения материалистической диалектики требование отнестись к предмету как к субъекту? Во-первых, необходимость отнестись к нему как к причине самого себя, т.ею. не брать его со стороны покоя, как точку приложения внешних сил, а рассматривать в становлении, развитии, где он выступает субъектом собственного движения как нечто, рефлектированное в себя, как самодвижение. Кстати, так выраженное содержание предмета Гегель называет истинным : «Истинным… может быть признано содержание лишь постольку, поскольку оно опосредовано не чем-либо другим, не конечно, но опосредствует себя самим собой и, таким образом, есть в одно и то же время опосредованное и непосредственное отношение с самим собой» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 198).
Во-вторых, требование отнестись к предмету как к субъекту может быть понято как требование отнестись к нему как к «опредмеченному человеку», как к общественной сущности. А для этого надо поставить предмет не во внешнее отношение полезности, а погрузить его в деятельность распредмечивания, переосмысления, освоения , т.е. взять его не в форме объекта, не в форме вещной практики, а «субъективно», в формах такой чувственно-человеческой деятельности, которая достраивает субстанцию до культуры (Г.С.Батищев), до-развивает человека до человечества, а человечество - до человека, до-развивает субстанцию в личность, - иными словами, в смысловом поле развития исторической необходимости и её превращения в свободу.
Тот способ построения общественных отношений, который требует содержательного распредмечивания предыдущей деятельности (а не просто использования её результатов - на что ориентирована сугубо буржуазная форма осуществления человеческого богатства), по своей логике совпадает с таким отношением к предмету, когда он выказывает себя диалектически. «Опрокидывание» формы неутилизующей и неутилитарной практики, практики осуществления бескорыстного содержательного общения, практики деятельного освоения человеком своей сущности, практики отношения к человеку как к самоцели и к результатам деятельности как «произведениям» (В.С.Библер), воплощающим общественно выработанную способность творить и осваивать мир как мир человека, - «опрокидывание» такой формы на мир в целом даёт возможность вскрывать имманентную диалектику любой предметности, позволяет осуществлять движение в саморазвёртывании предметной сущности, даёт нам логику развития и логику освоения развития. Сие возможно потому, что отношения распредмечивания сами являются результатом закономерного объективного развития, а не просто результатом, где намертво угасает предшествующее, - они одновременно есть развития и притом во всеобщем плане.
Способ превращения опредмеченной формы деятельности в живую деятельную способность субъекта, способ развёртывания общественной сущности предмета культуры в деятельностный ансамбль всех общественных отношений, в подлинную способность субъекта, т.е. способ отношения человека к предмету как общественному предмету, сотворённому (а не товарному), с целью наполнения себя, своего актуального творчества всеобщими способностями рода «человек» - по своей внутренней логике есть не что иное, как воспроизведение (через развитие) всеобщего способа становления общественного человека как всеобщей разумной силы самой материи (субстанции), воспроизведение способа действительного развития как продолжающего себя в процессе превращения универсальных определений развивающейся действительности в активность общественного человека, в живую личность.
Возняк В.С. (Дрогобыч, Украина)
РАССУДОК И РАЗУМ: ФИЛОСОФСКО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ
Диалектическая традиция в философии необходимо связана с различением рассудка и разума. Гегель утверждает, и вполне справедливо: «Уразумение того, что диалектика составляет природу самого мышления, что в качестве рассудка оно должно впадать в отрицание самого себя, в противоречие, уразумение этого составляет одну из главных сторон логики» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 96).
В этой связи интересно замечание А.Г.Новохатько, интерпретирующего известную мысль Э.В.Ильенкова: «Мышление вообще, «рассудок», есть способность известного тела строить своё движение в мире других тел, сообразуясь с формой и расположением любых других тел и ни в коем случае - не с формой и расположением особых частей собственного тела. Специфика же человеческого мышления, «разума», - в том, что в отличие от животного человек способен строить свои действия не только в согласии с формой любого другого тела, но и - плюс к тому - с перспективой изменения этого любого тела в процессе приращения человеческой культуры. Человек, таким образом, способен действовать с любой вещью по внутренней мере развивающейся культуры» (Новохатько А.Г. Феномен Ильенкова // Ильенков Э.В. Философия и культура.- М.: Политиздат, 1991.- С. 15). С этим нельзя не согласиться, однако есть одно «но»: если человеческое движение по «контуру» культуры осуществляется так, как если бы это была не культура, а просто-напросто «контур», - то перед нами всё же - рассудок, а не разум. Ведь вполне возможно (и зачастую - просто необходимо) действовать по общественно выработанным, культурно-историческим и формально присвоенным мерам и нормам, не вникая в их смысл.
Разум как собственно разум (значит, диалектический) - не «отвлечённое мышление», это способность человека не «отвлекаться» от чувственной данности и не абстрагироваться от самого себя как чувственно-человеческого существа, а вовлекаться в отношение к этой данности как к «субъекту», как к культуре, двигаясь по её живое мере. Разум вразумлённый (значит - из-умлённый, восхищённый, возмущённый системой непрерывного хищения разума у всех человеков, оттого и вскипает) - есть способность строить свою активность не по мерке своей нужды, потребности, полезности, а по мерам самого безмерного, целого бытия, там самым - весь мир, всё бытие взять не в форме объекта, а «субъективно», в форме культуры (как общения индивидов в горизонте личности в своих произведениях - «по Библеру»)
Рассудочный способ мышления совершенно нечувствителен к различению внутренней и внешней формы, и не потому, что не «владеет диалектикой», а в силу того факта, что он обслуживает такой тип деятельности, который и не нуждается в различении формы. Он - продукт и служитель культа формальной деятельности, которая ориентирована на внешние признаки содержания. Но что происходит, когда к услугам рассудочного способа мышления прибегают (за неимением другого) для организации и осуществления такой деятельности, внутри которой жизненно необходимо улавливать все тонкости различения формы, деятельности, которая должна опираться на собственный способ организации конкретного содержания и поэтому сама должна быть сугубо конкретной? В таком случае содержательная деятельность превращается в формальную, и вместо развития конкретного содержания мы получаем в лучшем случае пышное разглагольствование по поводу этого развития (т.е. типичную идеологию), а в худшем - разрушение его основы.
Различение формы появляется лишь в пределах соотношения «форма - содержание», где содержание предстаёт единством материи и формы. Именно тут происходит удвоение формы - «Во-первых, она как рефлектированная в самоё себя есть содержание; во-вторых, она как нерефлектировання в самоё себя есть внешнее, безразличное для содержания существование» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 298). Внешняя, формальная форма потому и является внешней, что она чужда данному содержанию и посему может быть формой совсем иного содержания, которое якобы оформляется (или - формируется). Формализм есть нечто гораздо более опасное, нежели себе это представляют, объявляя очередную кампанию против формализма (или бюрократизма) в пределах тех же самых рассудочно-канцелярских форм. Ведь формализм как таковой не является простым преувеличением роли формы; он ориентирован исключительно на формальную форму, которая совершенно отрывается от содержания и сама себе становится содержанием. На этом логико-гносеологическом факте основан метод формализации в науке, дающий блестящие результаты (но в точных пределах своего целесообразного и уместного применения).
Способность к различению внутренней и внешней формы связана с умением субъекта преобразовывать свою собственную форму, и в таком разумном контексте раскрывается реальный способ организации предметного содержания и находит, кстати, своё необходимое место и момент внешний, формальный. Конечно, ожидать от сугубо рассудочного мышления умения пресуществлять свою собственную форму деятельности с целью обеспечения содержательного самодвижения «сути дела» не приходится, - это не его ума дело, не для этого он существует.
Обычно считается, что формальная логика (логика рассудка) изучает мышление со стороны его формы (понятие, суждение, умозаключение), абстрагируясь от содержания. Однако это не совсем точно: традиционная логика имеет дело с формальными формами мышления. Реальными же, содержательными формами человеческого мышления выступают категории как своего рода «узлы» отождествления субстанции и субъекта, человека и мира, мышления и бытия - их точки сращения (и сращивания), и посему категории конкретны. Характерно, что формальная логика не «замечает» категорий, называя их «наиболее широкими понятиями». Когда Гегель пишет, что содержание «может быть разумным лишь в силу той определённости, благодаря которому мышление есть разум…, оно может быть разумным лишь через форму» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 365), - то ясно, что речь идёт именно о категориальности.
Диалектическая логика как логика разума является совершенно иной логикой, - не только потому, что имеет иные «законы», нежели логика школьная, а потому, что она иным способом, по-иному - логика. Она не берётся в форме объекта, её невозможно изложить как систему «тождественно-истинных высказываний», как схему, куда можно подставлять любое содержание, - даже как некую систему категорий. Как нет ничего общего между гегелевским Понятием и «понятием» как предметом забот логики формальной (конечно, кроме названия), точно так же и нет ничего общего между логической природой двух «логик». Формальная логика, по выражению С.Н.Мареева, - лишь «формально логика» (Мареев С.Н. Диалектика формального и содержательного в познании: Историко-методологический очерк // Проблемы материалистической диалектики как теории познания. - М.: Наука, 1979. - С. 152), а на самом деле - «углублённая в себя грамматика» (А.Тренделенбург). То есть, свои логические функции обычная логика исполняет формально. К Логосу как таковому непосредственное отношение имеет диалектика. Это не означает, что формальная логика и её носитель - рассудок - не имеют реального предметного содержания: не случайно, например, что схема простого категорического силлогизма (S-M-P) совпадает со структурой элементарного акта деятельностного целеполагания.
Различение внутренней (содержательной) и внешней (формальной) формы имеет принципиальное значение. Ведь зачастую мы начинаем нудные смысловые прояснения тогда, когда они неуместны, когда дело можно (и нужно) решить сугубо формально, и наоборот, - игнорируя сложную содержательность определённой реальности, подходим к ней с сугубо формальными критериями и требованиями. Как часто мы обнаруживаем этот до боли знакомый образ: подлинное содержание дела объявляется несущественным, а собственно формальное, в лучшем случае призванное помогать делу, предстаёт как его существо.
Отчего так происходит? А потому, что в обоих случаях мы действуем рассудочно, напрасно игнорируя удвоение формы. Внешняя форма безразлична к содержанию, но не вообще, а лишь в определённом отношении. Посему момент формального занимает своё необходимое место. «Поскольку любая сущность «формирована», постольку любое содержание, генетически соотносясь не только со своей ближайшей сущностью, но с сущностями отдалёнными, тем самым соотносится с формами этих отдалённых сущностей. Такая связь (соотношение) есть связь формальная» (Диалектическая логика. Категории сферы сущности и целостности.- Алма-Ата: Наука, 1987.- С. 147). В условиях отчуждённой социальности, извращения всех действительных связей и отношений, засилья превращённых форм формальное как таковое приобретает небывалую самостоятельность и способно поглощать и замещать собой всё.
Рассудочная ориентация на содержание человеческого мира связана с отношением к нему под углом зрения полезности, - что является характерным именно для цивилизации (в отличие от культуры). Рассудок представляет собой, так сказать, цивилизационный момент, механизм мышления. Рассудок - это цивилизованное мышление; а ещё точнее - рассудок есть цивилизация мышления, «цивильность» мысли. Можно согласиться с Гостоном Башляром, что рассудочные, формально-логические требования являются «требованиями вежливости мысли» (Башляр Г. Новый рационализм.-М.: Прогресс,1987.- С. 311). - Но именно вежливости, не более. Ведь в повседневной жизни мы как-то интуитивно различаем просто вежливого человека от собственно культурного, различаем вежливость (часто именуемую как «воспитанность») и культурность .
Безусловно, рассудок предстаёт определённой культурой мышления, но культурой формальной. Он выступает культурой - формально. А посему рассудочные функции могут свободно отделяться от человека и перепоручаться «умным» машинам, информационным системам, которые формальную работу исполняют блестяще, эффективно. Именно в этом - преимущество рассудка (когда он исполняет свою работу, занимая своё место), но именно здесь и таится опасность, поскольку форма рассудка не знает и знать не может своих пределов.
Рассудок как формальная культура мышления не различает собственно культурное содержание от содержания вообще, - всё в его глазах предстаёт как простой объект для изучения, классификации и использования. Вообще-то с позиций простого использования культура как культура - не видна. Её, конечно же, можно использовать, но именно как вещь. Без редукции рассудка нет.
Гегель пишет о формальном мышлении: «…мышление как только формальная деятельность берёт своё содержание извне, как данное и… содержание… не осознаётся как определённое изнутри мыслью, лежащей в его основании, …следовательно, содержание и форма не вполне проникают друг в друга» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 299-300). В связи с этим стоит обратиться к характеристике К.Марксом волюнтаристского, «спиритуалистического характера бюрократии, которая «хочет всё сотворить, т.е. …она возводит волю в causa prima (первопричину. - Ред.), ибо её существование находит своё выражение лишь в деятельности, содержание для которой бюрократия получает извне; следовательно, лишь формированием этого содержания, его ограничением она может доказать своё существование. Для бюрократа мир есть просто объект его деятельности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т.1. - С.273).
Рассудочный способ мышления осуществляется точно по такому типу. Обслуживая деятельность приспособления и использования, оно предельно активно, порой активно чрезмерно . Своё содержание рассудок получает извне, совершает с этим содержанием определённые манипуляции, осуществляет формирование его по собственно рассудочной схеме (ибо в таком виде оно как раз и годится для употребления), и именно с рассудочной точки зрения мир есть просто объект, объект деятельности рассудка.
Итак, рассудок как формальная культура мышления является таким режимом работы человеческого интеллекта, в пределах которого игнорируется удвоение формы: в предмет вносится форма, по которой он изучается, расчленяется для дальнейшего использования (употребления), а мир человека (культура) редуцируется до состояния вещей-объектов.
Деятельность, построенная по рассудочному типу, проходит мимо того капитального факта, что мир - это не просто вещь-объект, противостоящая активности человека, мир - это не агрегат, не механизм, не структура, а в первую очередь - мир человека, человеческий мир, населённый субъектами, производящими и воспроизводящими свою жизнь в определённых общественных формах. Своей причастности к этому миру субъект рассудка не осознаёт. Его «потолок» - отношение к «социумным» (т.е., не очень умным или даже вовсе не умным) измерениям общественно-культурного бытия. Социальное - превращённая форма собственно общественного, а среди превращённых форм рассудок чувствует себя весьма комфортно, здесь он - при деле, у себя дома.
Рассудок есть превращённая форма мышления, в которой его всеобщая творческая природа выступает в «усечённом», а нередко и в изуродованном виде. Рассудочное мышление есть элементарное, частичное, недоразвитое мышление, не вскрывающее внутренней логики развития, не способное выдержать «напряжение противоречия». Рассудок как способ мышления порождён такой практикой, которая не нуждается в освоении своего сущностного (в первую очередь общественно-исторического, человеческого) содержания, - практикой приспособления и использования. Он наиболее пышно расцветает в условиях овещнения общественных отношений, когда они отделяются от индивидов и противостоят им как внешняя, чуждая, казённая реальность. Рассудок есть деятельная способность субъекта воспроизводить действительность в формах такой практики, брать мир лишь в «форме объекта», вещи. Рассудочная форма позволяет человеку осуществлять деятельность, абстрагируясь при этом как от собственной общественной природы, так и от общественно-человеческого смысла осваиваемой предметности. В рассудочной форме субъект лишь присоединяет к себе определения предмета, сам оставаясь внутренне неподвижным. Ф.Энгельс писал: «Больше всего Гегель презирал рассудок, а что это такое, как не разум, фиксированный в своей субъективности и единичности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.- Т.1.- С. 476).
На поверхности природа рассудка как превращённой формы разума проявляется в стремлении действовать по определённым схемам, стереотипам, шаблонам. Ничего плохого в этом нет, ведь известно, что стереотипные действия экономят силы, время и тем самым высвобождают человеческие способности от рутинной работы для собственно творческих занятий. Но весь вопрос - в сфере (мере, степени) применимости, сфере эффективности, целесообразности, уместности именно таких, алгоритмизированных, формальных действий. Рассудочное мышление прикладывает свою форму, шаблон к предмету, расчленяет его по своей схеме т добивается некоторого результата, поскольку рассудочные формы несут в себе определённое несомненно объективное содержание. Однако следует отметить, что, во-первых, что собственная форма рассудка не рефлектирует внутри себя как общественно-исторически определённая, хотя на деле является таковой, она содержательно не освоена субъектом рассудка и просто используется. Во-вторых, само совпадение этой формы с предметным содержанием, уровни, глубина, адекватность этого совпадения не есть предмет забот рассудка (в плане деятельности использования этого не нужно). В-третьих, рассудок обнаруживает неспособность к самоизменению этой формы, - адекватному изменению. Когда рассудок находится в пределах своей формы, он предметен и не замечает особенности своего движения как формы (например, в качестве так называемого мышления «здравого смысла», неплохо ориентирующегося в ближайших обстоятельствах повседневного существования). Когда же он преступает свои границы, то начинает упорно цепляться за свою форму и теряет предметность характера своего движения, вырождаясь в формализм (это происходит со «здравым рассудком», когда он берётся судить о событиях и предметах, явно выходящих за пределы его круга забот). Рассудок всё время как бы отстаивает право на собственную форму (и собственное право на её изменение по своему произволу, капризу, интересу, - последний, кстати, всегда партикулярен). Он так устроен, чтобы не замечать своих истоков, а тем самым и пределов применимости.
Рассудок действует по внешней целесообразности, своё содержание и цели он получает извне. Разум же сам продуцирует цели, и как раз именно разум способен удерживать цель на протяжении всего продвижения к ней . Эту ситуацию отлично обрисовал Гёте: «Удел разума - то, что находится в становлении, удел рассудка - то, что уже возникло. Разуму нет дела до того, зачем, рассудок не спрашивает, откуда. Разум находит радость в самом развитии; рассудок желает всё остановить, чтобы использовать» (Гёте И.В. Сочинения.- М.: Худ. л-ра, 1979.- Т.8.- С. 262).
Говорят, что рассудочное мышление хорошо в своих пределах. Но если бы оно знало эти пределы! С точки зрения рассудка они не видны, ведь во внешнее отношение - отношение полезности - можно поставить любой предмет, а сфера абстрактно-общего воистину вездесуща, на то она и абстрактна, что к ней может быть редуцировано любое конкретное.
По-видимому, нет плохих шаблонов самих по себе, а есть бестолковое применение их там, где нужно и не нужно. Где есть нужда, проистекающая из существа дела, придерживаться именно данной схемы, а где необходимо неординарное, творческое действие - определить может лишь разумное мышление, не рассудочное. Меру применимости рассудочных действий, меру действительной эффективности стереотипов устанавливает лишь творческое (конкретное) мышление, глубоко проникающее во внутренние связи и отношения. Между тем нередко получается, что там, где достаточно действовать по схеме, формально, мы начинаем «глубокие» и пространные выяснения м в то же время поступаем грубо рассудочно как раз в тех случаях, когда рассудок неприменим, когда любой формализм лишь оскверняет и убивает живое дело. И это опять-таки результат рассудочного способа мышления.
Рассудочное отношение к делу определяется не самим содержанием дела, а той формой или схемой, по которой действует субъект. Согласно К.Марксу, разум - это та «универсальная независимость мысли, которая относится ко всякой вещи так, как того требует сущность самой вещи» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.- Т.1.- С. 7). Поскольку разумно-диалектическое мышление способно определяться самим существом дела, то оно предполагает способность субъекта к содержательному самоизменению собственной формы деятельности, которое опять-таки должно определяться логикой развития самого дела.
В поле рассудочной формы деятельности, как уже отмечалось, любая предметность выступает в форме объекта, вещи, а «вещь есть нечто абстрактно-внешнее, и я сам являюсь в ней чем-то абстрактно-внешним» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 329). А в «Феноменологии духа» Гегель замечает, что содержание диалектического движения «в самом себе есть от начала до конца субъект» (Гегель Г.В.Ф. Соч.- Т.ІV.-М., 1959.- С. 36). Субъектность диалектического движения указывает на то, что источник движения не вне его, а в нём самом - в самодвижении. Но и предметом диалектического движения, отношения, мышления является субъект. Иными словами, диалектическое мышление (разум в разумной форме) есть отношение к предмету как к субъекту. Вот отчего все попытки - умные и не очень - изложить диалектику как логику «в форме объекта» заранее обречены на неудачу, подмену, порчу самого мышления. Попробуйте-ка взять «Науку логики» в объектной форме как обычный материал для изучения, заучивания и применения, - ничего путного не выйдет: нельзя вооружиться гегелевскими понятиями, но в ситуацию понятия можно войти, дабы «быть в своём бытии своим понятием» (Там же. - С. 30).
Что может означать с точки зрения материалистической диалектики требование отнестись к предмету как к субъекту? Во-первых, необходимость отнестись к нему как к причине самого себя, т.ею. не брать его со стороны покоя, как точку приложения внешних сил, а рассматривать в становлении, развитии, где он выступает субъектом собственного движения как нечто, рефлектированное в себя, как самодвижение. Кстати, так выраженное содержание предмета Гегель называет истинным : «Истинным… может быть признано содержание лишь постольку, поскольку оно опосредовано не чем-либо другим, не конечно, но опосредствует себя самим собой и, таким образом, есть в одно и то же время опосредованное и непосредственное отношение с самим собой» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт.- Т.1.- М.: Мысль 1975.- С. 198).
Во-вторых, требование отнестись к предмету как к субъекту может быть понято как требование отнестись к нему как к «опредмеченному человеку», как к общественной сущности. А для этого надо поставить предмет не во внешнее отношение полезности, а погрузить его в деятельность распредмечивания, переосмысления, освоения , т.е. взять его не в форме объекта, не в форме вещной практики, а «субъективно», в формах такой чувственно-человеческой деятельности, которая достраивает субстанцию до культуры (Г.С.Батищев), до-развивает человека до человечества, а человечество - до человека, до-развивает субстанцию в личность, - иными словами, в смысловом поле развития исторической необходимости и её превращения в свободу.
Тот способ построения общественных отношений, который требует содержательного распредмечивания предыдущей деятельности (а не просто использования её результатов - на что ориентирована сугубо буржуазная форма осуществления человеческого богатства), по своей логике совпадает с таким отношением к предмету, когда он выказывает себя диалектически. «Опрокидывание» формы неутилизующей и неутилитарной практики, практики осуществления бескорыстного содержательного общения, практики деятельного освоения человеком своей сущности, практики отношения к человеку как к самоцели и к результатам деятельности как «произведениям» (В.С.Библер), воплощающим общественно выработанную способность творить и осваивать мир как мир человека, - «опрокидывание» такой формы на мир в целом даёт возможность вскрывать имманентную диалектику любой предметности, позволяет осуществлять движение в саморазвёртывании предметной сущности, даёт нам логику развития и логику освоения развития. Сие возможно потому, что отношения распредмечивания сами являются результатом закономерного объективного развития, а не просто результатом, где намертво угасает предшествующее, - они одновременно есть развития и притом во всеобщем плане.
Способ превращения опредмеченной формы деятельности в живую деятельную способность субъекта, способ развёртывания общественной сущности предмета культуры в деятельностный ансамбль всех общественных отношений, в подлинную способность субъекта, т.е. способ отношения человека к предмету как общественному предмету, сотворённому (а не товарному), с целью наполнения себя, своего актуального творчества всеобщими способностями рода «человек» - по своей внутренней логике есть не что иное, как воспроизведение (через развитие) всеобщего способа становления общественного человека как всеобщей разумной силы самой материи (субстанции), воспроизведение способа действительного развития как продолжающего себя в процессе превращения универсальных определений развивающейся действительности в активность общественного человека, в живую личность.